— Ожидайте извещение о переводе в течение десяти банковских дней. Это было три недели назад. И с тех пор ничего. А все потому, что уже на следующий день этот банк закрылся, как и все остальные. Что-то тревожное повисло в воздухе над Вьентьяном, как преддверие грозы. Все улицы, каждый темный переулок теперь круглосуточно патрулировались войсками, охрану дворца усилили. В один день словно исчезла легкая и беззаботная жизнь столицы Лаоса. А мое наследство… Когда это будет возможно, теперь не знаю, — продолжаю выводить буквы на бумаге, — и в город не выехать, Эдвард запретил подобное, приставив ко мне целый штат индийской прислуги. Ощущаю себя, словно в тюрьме. И нет никакой надежды навестить отца. С самого дня росписи я его и не видела. Отрывистые записки, приносимые нашими лао с плантации написаны небрежно и явно на скорую руку. В основном он пишет, что все хорошо, иногда это сменяется еще более коротким "не беспокойся". Как ты сама понимаешь, подобного рода послания вызывают в моем сердце еще больше тревоги. От лао же я узнала, что Даниэль уехал из дома, и что у них с отцом накануне состоялся разговор, больше похожий на ссору. А Эдвард… Я его не вижу. Целыми днями я брожу по огромному пустому дому, больше похожему на дворец раджи, совершенно одна и не знаю, что делать. В груди все так и сжимается от одной только мысли, что отцу нужна помощь, а я бессильна помочь ему. Этот странный брак пока что не принес мне ничего, что я ожидала. Ни денег, ни свободы. И потому, я решила для себя, что сегодня же поеду в город, несмотря на запрет Эдварда, и добьюсь выдачи полагающегося мне наследства. Джи, я так тебя люблю и так скучаю. Мне все время кажется, что стоит выйти за дверь, за ворота, и я обязательно повстречаю тебя. Но мы должны быть сильными, такими бы хотела видеть нас мама. Люблю бесконечно в этой жизни и в последующих… Твоя на веки Киара Запечатав конверт, уже хотела было передать его слуге, но рука замерла. — Прикажи подать машину, — говорю, поднимаясь, — я поеду во Вьентьян сама. Непальский мальчик округлил глаза и не сдвинулся с места. — Ты слышишь приказ? — спрашиваю, хмурясь. — Да, раджкумари, — прошелестел он в ответ, потупляя взгляд. — Тогда исполняй. Я надвинулась на него. — Простите, госпожа, но месье Фейн строго-настрого… — начал он испуганно. — Мне плевать! — не выдержала я. — Мне плевать, что там приказал тебе месье Фейн. Ты знаешь, кто я? К какой фамилии отношусь? Мальчик молчаливо кивнул. — Тогда ты знаешь, что тебе надо делать — подчиняться. Мой голос звенел от напряжения и несвойственной ему резкости. Я всегда ненавидела пользоваться своими индийскими корнями, но другого выхода просто нет. Еще хотя бы час бездействия в этих стенах сведет меня с ума. Мне нужно поехать в столицу, нужно навестить отца. — Слушаю, раджкумари, — проговорил наконец со смиренным поклоном мальчик и вышел, чтобы передать приказ водителю. Бросаюсь к шкафу и надеваю одно из платьев, подаренных мне Эдвардом. Из дорогого шелка сливового оттенка, расшитое стеклярусом на лифе, натягиваю перчатки, в сумочку кладу письмо для Джи, наличные, оставленные мне еще отцом и документы для банка. И уже через полчаса белоснежный Бьюик мчал меня в сторону Вьентьяна. Погода стояла чудесная, ни птицы, ни деревья не замечали той тревоги, в которую погрузилось человечество. Я смотрела в окно и вспоминала… Эта был первый вечер в новом доме. Эдвард с воодушевлением водил меня по комнатам, рассказывая про каждую, словно мы находились в музее искусств Выйдя в сад, перед нами открылась чудесная аллея из переплетенных между собой крон тюльпановых деревьев. Я невольно замерла, любуясь красотой. — Знал, что это место придется тебе по душе, — улыбается, глядя в мое лицо, как мне показалось, с затаенным нетерпением. И положив мою руку на свой согнутый локоть, повел вперед прямо по оранжевым лепесткам. — Что ты думаешь о нем? Правда дом прекрасен? Я остановилась и бросила взгляд назад, на белеющий воздушный фасад здания. — Ты и в самом деле купил его? — спрашиваю. — Нет, — отвечает Эдвард с небольшой паузой, — лишь раздумываю над этим. Внес первые два транша, через месяц надо вносить третий, последний. Он замолчал. Чувствуя на себе его взгляд, наконец осмеливаюсь поднять глаза. — Почему же не вносишь? — Это будет зависеть… — От чего? Эдвард улыбнулся. Мое волнение было столь очевидным, что я ненавидела себя за это. — От финансовой ситуации в стране конечно же. Повернулся и пошел вперед по аллее, а я вдруг вспоминаю, что нужно дышать. В эту ночь сон так и не посетил меня. Я лежала на огромном ложе с опущенным прозрачным пологом и слушала стрекотание цикад в саду. И мысль о том, что Эдвард ночует сегодня здесь, в этом доме, волновала нестерпимо, заставляя то и дело смотреть на дверь, на причудливо изогнутую ручку. И так, измученная, я уснула глубоко под утро, и только за завтраком узнала, что Эдвард уехал еще в шесть часов. На следующий день я получила телеграмму о том, что он отправился в Сайгон на встречу с инвесторами, и что, ради моей безопасности, мне не рекомендуется покидать дом. На самом же деле, Эдвард фактически запер меня, приказав прислуге не выпускать меня даже за ворота сада. Но природная кипучая энергия заставляла томиться в этом заточении. Я хотела увидеть отца, и более того, я жаждала поскорее покончить с фальшивым браком и обрести покой в сердце и холодную голову. Несмотря на всю пылкую безрассудную влюбленность в Эдварда, я понимала, что он попросту играет со мной, ему нравится читать в моих глазах абсолютное обожание, он купался в нем, маня, дразня, но не подпуская ближе, не давая никаких обещаний. Прекрасно осознавая, что мучает меня. Тяжело вздыхаю и перевожу взгляд на свою левую руку, медленно стягиваю перчатку. Тонкое золотое кольцо сверкнуло на пальце, напоминая об уже совершенном шаге. Миссис Киара Фейн. — Надо подать на развод как можно скорее, — бормочу под нос, с раздражением надевая перчатку обратно. Где-то через час мы наконец въехали в столицу, перед этим несколько офицеров проверили наши документы и уточнили, куда мы направляемся. И строго запретили посещать восточный квартал, сказав, что он оцеплен. Эти меры безопасности подтвердили мои опасения насчет того, что во Вьентьяне неспокойно. Я смотрела на улицы и видела то же самое, что и Джи, только в Бостоне, а именно толпы народа, собравшихся возле банков и ломбардов. Полиция, верхом на лошадях, контролировала толпу. Некоторые дороги были перекрыты, и пришлось ехать в объезд. Добравшись наконец до почты, я вышла из машины. — Киара! — окликнул меня вдруг кто-то. Эта была Мари Дюпон, дочь нашего соседа по плантации. Одетая в легкое кружевное платье и шляпку, она приветливо махала мне рукой. — Как давно я не видела тебя, Мари! — восклицаю радостно, сжимая тонкую руку девушки в своей. — А я тем более! После нападения тех стрелков отец сам не свой, всего боится. Я сочувственно покачала головой. Мы дружили с семейством Дюпон с детства, наши отцы вместе решали многие проблемы, такие, как нашествие саранчи или засухи. На Рождество мы ездили друг к другу в гости. Месье Жерар держал табун маленьких пони, и с нескрываемым удовольствием сам катал нас с сестрой на них. Для меня те воспоминания были наполнены тихой радостью и беззаботностью. Но теперь, смотря на грустное личико Мари, я понимала, что уже никогда нам не вернуться в прошлое. — Знаю, ведь он даже не разрешил тебе пойти на свадьбу к Джи. Мы остановились у входа в почту, и люди торопливо входили и выходили из нее. Стоял шум и гудки машин, сигналивших пешеходам, наполняли пространство вокруг. — А произошедшее на рынках окончательно подкосило его, — вздыхает Мари, — но странно другое… Она запнулась, словно раздумывая говорить мне это или нет. Я продолжала молчать, показывая, что готова слушать дальше. — В один из дней отец собрался в город, — наконец продолжила Мари, — ведь ценные бумаги прогорели, а плантация требует больших средств. Сама знаешь. А тут еще падеж скота… Одним словом, отец вместе с нашим поверенным, месье Круа, поехали в банк, чтобы попытаться выяснить насчет залогов. Большой надежды на успех у них не было. Мы с мамой ждали их возвращение к ужину, не раньше, каково же было наше удивление, когда уже через четыре часа отец вернулся, сияющий и радостный. И уверил нас с матерью, что все хорошо и деньги он достал. Лишь потом нам удалось выяснить у месье Круа, что это не банки вернули залог, а Даниэль Марэ дал отцу денег. Все пятьдесят тысяч пиастров, которые ему были так нужны. Я оторопело уставилась на подругу. Услышанное просто не укладывалось в голове. Пятьдесят тысяч пиастров? — Ты уверена, что месье Круа не ошибся? — мне не верилось, что такое возможно. — Да, — кивнула Мари, — меня поначалу удивило подобное, ведь Даниэль не обладает таким капиталом. Но потом мне рассказали друзья, что твой брат купил старые верфи под Сайгоном, на которых китайцы собирали свои баркасы. Ты не знала об этом? Растерянно качаю головой. А потом вдруг меня пронзает воспоминание. Да, именно это, видно, имел в виду Эдвард говоря, что теперь Даниэль предоставлен своей судьбе. — Мари, разве покупка старых верфей может принести доход? Подруга пожимает плечами. — Не знаю, Киара. Эта ссуда очень не понравилась матери, она даже хотела сразу поехать и вернуть деньги твоему брату, но отец заупрямился. Он как ребенок, наивно полагает, что сможет вернуть их. Мы еще поговорили с ней. Она жаловалась на здоровье месье Дюпона, на то, что боится, как бы он не залез в еще большие долги, и что они с матерью уговаривают его продать дом и хозяйство и уехать в Европу. Мне стало тягостно после разговора с Мари. Этот рассказ подтвердил то, чего я так боялась, прежде всего то, что Даниэль открыл свое предприятие, которое, не понятно каким образом вдруг стало приносить доход, и второе — Индокитай, тот самый, с его особым колоритом, с аккуратными плантациями, веселыми вечерами фокстрота у друзей постепенно начинал умирать. Мы были последними представителями навсегда уходящего французского колониального мира. Отправив письмо, я приказала водителю отвести меня к банку "Восточный". Едва машина затормозила, как мое сердце упало — вся площадь перед зданием банка была запружена людьми. — Добрый день, мадмуазель, — поприветствовал меня, подъехавший на лошади офицер, — с кем имею честь разговаривать? — Мисс Киара М.. — слова так и застряли у меня в горле, — миссис Киара Фейн, месье офицер, — представилась я, расправляя плечи. — Что происходит? Банк закрыт? — Нет, мадам, — отвечал, — банк работает, но пускает не более двух человек в час, больше они не могут обслуживать. Крайне не советовал вам оставаться тут на жаре да еще в толпе. Но я уже дернула ручку и вышла. — Мне необходимо говорить с месье Жабьером, — отчеканила я, решительно направляясь к очереди, плотно зажатой с двух сторон цепочкой полицейских.