Отец и правда вернулся и привез с собой уже старых знакомых: генералов Бомаша и Марселье. В углу на плетенных стульях сидели мистер Эстерман, Жерар Дюпон, сосед по плантациям, и Даниэль. Обнаружив столь обширное общество, я несколько смутилась и поспешила накинуть сари на голову. — А вот и наш доблестный офицер! — загромыхал отец, указывая на Франсуа, стоящего у меня за спиной. — Проходите скорей, мы как раз обсуждаем ваше мужественное поведение при ликвидации бунтовщиков на рудниках под Вьентьяном. Я перевела взгляд на юношу, но тот поспешил спрятать глаза. Я читала о подавлении восстания на медных рудниках две недели назад. Хозяин, некий господин Дуже, разорился, но никому об этом не сказал, он благополучно бежал из страны с деньгами, которые должны были пойти в уплату налогов, а заодно и жалования трудникам, которые не получили оплату в течение полугода. — Благодарю, месье Маре, но тут нечем гордиться, — честно ответил Франсуа, переминаясь с ноги на ногу. — Как же нечем! — вскричал возмущенный генерал Бомаш, и стул под ним натужно заскрипел. — Вы герой! О таких как вы надо писать в газетах! — Киара, не стой, как изваяние, — бросил раздраженно отец, — а ну марш переодеваться! Франсуа еще раз остановил на мне взгляд, в котором смешались смущение и стыд. Я же лишь дернула плечом. Человеческие жертвы и жесткость скоро станут слишком обыденным явлением для Индокитая. Сможем ли мы остаться людьми? Глава двадцать вторая — Промышленный прогресс, мадам, все равно невозможно остановить, — важно заметил мистер Эстерман, выдавливая сочный лайм в блюдо с пад тай, — мы двигаемся к тому, что совсем скоро машины заменят труд человека, и в первую очередь эти изменения коснутся легкой промышленности и металлургии. Помяните мое слово. Беседка гудела от голосов, преимущественно мужских, помимо меня из женщин здесь еще присутствовали только жена месье Дюпона и их дочь Мари, которой я была несказанно рада. Высокий стол ломился от всевозможной еды, очень ярко характеризующий хозяина дома. Тут в красивых блюдах дымился кокосовый суп, характерный для всей территории Индокитая, по соседству расположились любимые отцовские свиные отбивные в соусе бешамель, чуть в стороне радовал глаз традиционный сиамский зеленый карри — кунг кео ван и пананг гай. В прозрачных фужерах искрился пузырьками домашний лимонад с кубиками фруктового льда и кусочками лимона, что необыкновенно освежало в столь душный и жаркий день. Гости с нескрываемым энтузиазмом поедали угощение, то и дело воздавая должное повару. Наш дом славился своими обедами и приемами еще с тех времен, когда совсем молодой Эдмонд Марэ прибыл на эти земли и собственными руками засеял первое поле хлопчатника. — Но если подобное случится, то пострадает гораздо больше простых людей, — замечаю я, — это только усугубит кризис. Сколько людей потеряют рабочие места и средства к существованию. — Зато поможет набить кошельки тем, кто умело использует промышленные достижения и инновации, — важно заметил мистер Эстерман, отправляя в рот очередной кусок пряной курицы и размазывая соус по толстому подбородку и губам. — Возьмите, к примеру, опыт Генри Форда, внедренная им на заводах движущаяся сборочная линия, позволила ему создавать автомобили с низкой ценой, простой сборкой и стильными функциями, а прибыль его компании в первый же квартал взлетела на 500 процентов! Я слушала мистера Эстермана с колотящимся сердцем. Если бы мы могли так же улучшить производство на наших прядильных мануфактурах, при этом не выгоняя простых рабочих, а, наоборот, обучить их работать на новых машинах. Мы бы смогли производить ткань более высокого качества и обеспечивать им не только внутренний рынок Индокитая, но и успешно торговать на европейском и американском рынках. — Я читала в «Финансисте», что в Германии создан новый вид красителя, — морщусь, пытаясь вспомнить детали статьи, прочитанной накануне, — позволяющий создавать яркие сочные цвета, при этом не портить ткань излишним окислением, стойкость полученных образцов высочайшая. Мистер Эстерман остановил на мне удивленный взгляд. — Признаться, мадам, приятно поражен, что вы читаете «Финансиста». Но вы правы, данный краситель в самом деле был выведен в их химических лабораториях и даже успешно применен в действие, только, увы, уже после первых испытаний было принято решение о его запрете. — Почему же? — удивленно поднимаю брови. — Высочайшая токсичность и летучесть компонентов, — важно поднял палец мистер Эстерман, — в любом случае анилиновые красители уже ничто не вытеснит с рынка. — И все равно эти красители недостаточно стойкие и имеют свойство окисляться от воды, — отвечаю пылко. Мадам Дюпон, сидевшая по другую сторону от мистера Эстермана, уже давно потеряла всякий интерес к нашему разговору, так же и Мари, которой было намного интересней весело щебетать с Франсуа, на что юный офицер вежливо отвечал ей, то и дело бросая взгляды в мою сторону. Я же с головой погрузилась в свои мысли. Помимо еженедельного «Финансиста» я старалась читать и другие экономические и финансовые журналы. Во мне жил голод знаний. Узнать о стремительно меняющимся индустриальном мире, понять его законы и постараться сделать все возможное, чтобы спасти плантацию. Я боялась той помощи, которую вдруг начал источать Даниэль. Боковым зрением кошусь на брата. Он энергично болтает с генералами, месье Дюпоном и отцом. Дорогой новый костюм сидит идеально на его теле, золотые запонки слишком крупные, приобретенные явно с целью привлекать завистливые взгляды. Но больше всего поразил сверкающий ролс-ройс, стоящий у входа в дом. И все эти покупки Даниэль позволил себе совершить сейчас — в разгар мирового финансового краха. Сердце заныло от дурного предчувствия. Что за страшный механизм запустил Эдвард, ссудив моему брату деньги? Едва мысли вернулись к моему уже почти бывшему мужу, голова закружилась, и я медленно выдыхаю. — А я согласен с Фейном, — вдруг раздался бодрый голос генерала Марселье у меня за спиной, и я тут же вздрагиваю, словно от тока, — какое бы оружие Тройственного союза не оказалось в руках у заговорщиков, оно не может быть крупным, иначе его никак не могли хранить в том тайнике за водопадом. Это не может быть ни подводная лодка, ни тем более танк. — Это фугасные бомбы, заверяю вас господа, — гремел Антуан Бомаш, насаживая на вилку отбивную и целиком отправляя в рот, — надо пустить псов, чтобы обнюхивали каждую тачку, котящуюся по дороге, каждую лодку, подплывающую к столице. — Проклятые голодранцы, — злился отец, пуская толстую струю дыма, — чего они добываются? Даже если на секунду допустить, что они достигли цели и убрали и короля, и колониальные власти, дальше что? Они неспособны ни к труду, ни к созиданию. Европа и Соединенные Штаты пойдут семимильными шагами вперед, эти же так и останутся в прошлом, пытаясь сохранить остатки того прогресса, что принесли сюда мы — французы. Есть нации рожденные править, а есть те, для которых подчинение самый лучший выбор, чтобы не застрять в каменном веке. Почти все мужчины, кроме Франсуа, согласно кивали речи хозяина дома, мне же хотелось побыстрее выйти изо стола. И потому жестом даю сигнал слуге и тот ставит пластинку. И пространство наполняется веселой мелодией, отчего сразу было решено поменять тему и перейти к смене блюд и внести десерт. Ловлю веселый взгляд Франсуа, его губы складываются в беззвучное «мерси», я отвечаю хитрой улыбкой. В следующую секунду, юноша подскочил ко мне и протянул руку. — Мисс Киара? — поднял он красивую бровь. — По-моему, это стало доброй традицией — наш с вами танец. Я засмеялась, и мы закружили по беседке подражая ритму, вскоре к нам присоединился месье Дюпон с женой, Мари пригласил генерал Марселье, но по бледному расстроенному личику девушки можно было легко догадаться, что партнер по танцам ей не по нраву. В тот вечер я сидела на веранде с письмом Джии в руках, то и дело перечитывая драгоценные строки. Все ли с ней в порядке? Моя милая сестра, с которой мы делили все секреты, на плече у которой я могла излить все самые горькие слезы. Разноцветные светильники слабым мерцанием разгоняли темноту вокруг. Было тихо и как-то по-особенному одиноко. Спрятав письмо на груди, так мне казалось, что Джи ко мне ближе, я спустилась со ступенек в вечерний сад, напоенный ароматами роз и жасмина. Узкая тропинка убегала вниз к реке и расходилась в стороны, повернув резко влево я решила не идти в этот раз к храму, а подняться на холм, с которого открывался чудесный вид на наш дом и на долину. Бодро ступая по земле, я не пугалась звуков то и дело доносящихся из глубины леса. Погруженная в свои мысли, пробегаю мимо лодочного домика и замираю. Там горел свет. Раньше, когда Даниэль водил дружбу с Джоном Картером они любили запираться в этом домике и курить опиум, пока им не начинали мерещиться зеленые драконы. Но брат уехал сразу после обеда во Вьентьян вместе с генералами. И потому там сейчас кто-то другой. Судорожно сглатываю, ощущая, как сердце замирает, а по спине ползет холод. Бесшумно приближаюсь к двери и заглядываю в щель между досок. Чьи-то темные тени на полу, не могу различить фигуры и затем шепот, едва уловимый. Что-то долго говорит, словно разъясняет, к нему присоединяются другие голоса. О чем-то спорят. Самые дикие мысли терзают голову. Кто это такие? Воры, залезшие с целью обчистить лодочный домик? Понимаю, что глупо одной сейчас устремляться туда — надо позвать на помощь. Как раз вверх по тропинке начинаются хижины кули, наши крепкие ребята быстренько выведают у тех, кто сейчас в домике, что им понадобилось. Поворачиваюсь и спускаюсь с крыльца, но тут моя привычная осторожность меня подвела. Половица под ногой так громко скрипнула, что спугнула заснувших птиц на соседнем дереве. Я похолодела всем телом. Страшный ступор напал на меня. И в следующее мгновение дверь позади распахнулась. — Киара? — воскликнул Даниэль, явно удивленный. Не веря собственным ушам, медленно поворачиваюсь и вижу высокую фигуру брата в проеме двери. Дорогой пиджак и жилетка были сняты, а белая рубашка распахнута. — Что здесь забыла? — бросил он раздраженно. Его интонация насторожила меня, и я приблизилась. Затуманенные шальные глаза и черные глубокие тени под ними. — Ты курил опиум? — догадалась я. Даниэля пошатывало, и, чтобы не упасть, он крепко держался за косяк. — Ну раз ты у нас такая умная, так и проваливай, — грубо бросил брат. И до меня донесся тот особый горький аромат дурмана, который, к сожалению, сгубил уже немало жизней. — А отец знает, что ты здесь, а не уехал в столицу? — хмурюсь и пытаюсь заглянуть в глубь комнаты. Там должны быть еще люди. Он с кем-то разговаривал. — Отец? — зло усмехнулся брат. — Сколько, по-твоему, мне лет, а, Киара? Я не ребенок, и не обязан давать отчеты, еще меньше я нуждаюсь в назойливых няньках. А потому проваливай! Марш! Несмотря на опьянение и слабые ноги, казалось он сейчас кинется на меня и разорвет. В страхе отступаю обратно к тропинке. — Пошла прочь! — рявкнул он так, что слюна брызнула из его рта. Дрогнув всем телом, бросаюсь обратно в дом. Как же мне хотелось, чтобы вернулась Джи. Как же мне хотелось, чтобы была жива мама… *** Утро принесло новые вести — под Сайгоном начались массовые бунты. Разъяренные потерявшие остатки надежды бывшие работники заводов, мануфактур и фабрик открыто нападали на офицеров и полицию, грабили дома, убивали людей. Не щадили никого, даже маленьких детей. Отец громыхал и ярился, обзывая бунтующих чертями и мерзкими крысами. Финансовый мир тоже продолжал рассыпаться и рушиться, во многих местах прокатилась волна самоубийств. Страшно напуганная вчерашним видом Даниэля, я не смела говорить об этом отцу. Он и так был в плохом расположении духа, и новость о столь странном поведении его сына, только бы усугубила мрачное настроение духа Эдмонда Марэ. Сразу после завтрака я прошла в кабинет и поздоровалась с месье Жаккаром, личным адвокатом и доверенным лицом отца. — Добрый день, мадам, — поздоровался он, поднимаясь и галантно беря мою руку в белой кружевной перчатке. — Как поживаете, месье Жаккар? Как дела во Вьентьяне? — Скажем так волнительно. Но власти делают все возможное и невозможное, чтобы снизить градус напряжения. Даже было велено, украсить город к празднику. Карие глаза пожилого француза смотрели внимательно и спокойно, на стол на положил тонкую папку, и мое сердце екнуло. Вот оно! — Да, мадам, — говорит Жаккар, словно прочтя мои мысли, — я принес бумаги по бракоразводному процессу. К счастью, законы французского протектората позволяют совершить такие дела с меньшими издержками, чем нежели это могло произойти, если бы решили разводиться в Соединенном Королевстве или Франции. — Что ж, это замечательно, — говорю сухо, стараясь унять учащенное сердцебиение. Адвокат развязал ленты и вынул документы. — Правильно ли я понимаю, что вы отказываетесь от любых имущественных притязаний в отношении месье Фейна? — спрашивает Жаккар, нацепляя очки и протягивая мне бумаги. — Совершенно верно, — киваю, — вряд ли я могу претендовать на какое-либо имущество, учитывая срок нашего брака. Перевожу взгляд на бумаги и пытаюсь вчитаться в текст, но буквы предательски расплываются перед глазами. — Где мне надо поставить подпись? — На каждой странице, и в конце, — отвечает Жаккар. Недолго думая, хватаю ручку со стола и размашисто расписываюсь. Все. Хватит. — Вот, — протягиваю дрожащими пальцами обратно документ. Жаккар аккуратно берет его и медленно читает. — Что ж, — хмыкает он, — сегодня эти бумаги будут доставлены месье Эдварду Фейну для подписи. — Чудесно, — выдыхаю и слишком быстро поднимаюсь со стула, отчего это выглядело так, словно я хочу побыстрее выпроводить месье Жаккара. — Хорошего дня, мадам, — говорит он, убирая обратно листы в папку. — и все-таки зря вы даже не попытались вернуть свое наследство, оставленное матерью. — Я уже смирилась с этой потерей, месье, — пожимаю плечами. — Мои деньги сгорели прежде, чем я смогла их забрать.