– Я слишком долго почти ничего не делал, – рассуждаю я, снова ловя ее взгляд. – Справедливо. – Сидни высовывает язык, чтобы облизать губы, и кивает. – Но почему я? У меня точно не лучший послужной список или опыт для такого рода вещей. – Потому что я доверяю тебе. Это очевидный выбор. Других кандидатов и быть не может. Она сглатывает. – Ладно. Помогу, чем смогу. Просто знай… свидания субъективны. Что-то, что понравится одной женщине, может совершенно не подойти другой. – Я понимаю. Что нравится тебе? Наклон головы и поджатые губы показывают мне, что она раздумывает над моим вопросом. – Еда. Смех. Просмотр фильмов на моем диване. – На это я способен. Я приготовлю что-нибудь для тебя, – предлагаю я, довольный ее ответом. Я был напуган мыслью, что она может предпочитать шикарные рестораны, поездки на лимузине и щедрые подарки. Но, видя, что Сидни сидит в старой майке, черной шапочке, скрывающей растрепанные волосы, и с засохшим пятном краски на ключице, понимаю, что она не такая женщина. Сидни поднимает указательный палец, как будто ей в голову пришла блестящая идея. – И я помогу тебе готовить. Вот тут-то мы и посмеемся. В итоге мы приготовили кордон блю из курицы[26], только вместо швейцарского сыра использовали моцареллу. Сидни утверждала, что швейцарский сыр – это все равно что наступить на конструктор «Лего» в мокрых носках. Я не понял до конца аналогию, но звучала она неприятно. Сидни поставила замороженный пакетик брокколи в микроволновую печь и драматично поклонилась, гордясь своим вкладом в ужин. Смех лился из меня весь вечер, особенно когда из динамика зазвучала песня, из-за которой Сидни увеличила громкость. Она оттащила меня от плиты и заставила выполнить серию неуклюжих танцевальных движений. – Я знаю каждое чертово слово в этой песне! – щебетала она поверх вокала, размахивая нашими руками и наступая мне на пальцы. – Что такое китайская курица? Никто не знает. Но все в восторге. Сидни отстранилась, чтобы исполнить впечатляющее соло, повторяя каждое слово и не пропуская ни одного такта. Она даже использовала лопаточку в качестве импровизированного микрофона. Волосы развеваются, тело в движении, улыбка такая же широкая, как чувство очарованности, которое захватило мое сердце. Ее дыхание все еще сбито, когда таймер оповещает нас о том, что ужин готов. – «Одна неделя» от The Barenaked Ladies, – сообщает мне Сидни, на ее лице блестят капельки пота, когда я достаю форму для запекания из духовки. – Классика девяностых. Я абсолютно точно заставлю тебя выучить все слова. – Не уверен, что смог бы их запомнить. Песня довольно быстрая. – Тренируйся, Оливер. Я верю в тебя. Через полчаса я доедаю свой ужин, сидя на диване устричного цвета. Справа от меня расположилась кошка, а слева девушка, находящаяся в предобморочном состоянии. Виной тому была сочная курица и персонаж Уэстли из «Принцессы-невесты». – Боже мой, этот момент, когда он протягивает ей ведро… – мечтательно произносит Сидни и вздыхает, приковав глаза к экрану. Шутка вырывается из моего горла: – Если бы я знал, что тебя так легко ублажить… – Оливер! – Она поворачивает голову в мою сторону, хихикает, а затем ложится на мои колени. Она еще сильнее начинает смеяться, заставляя свое тело содрогаться на моих бедрах. – Веселый, очаровательный и умеешь готовить как никто другой. Есть ли что-нибудь, чего ты не умеешь? – Петь. В частности ту странную песню. Ее довольная улыбка остается на лице, и моя рука в собственническом жесте опускается на край ее бедра. Что-то подобно голубой молнии вспыхивает в этих голубых глазах, похищая улыбку и заменяя взгляд незнакомым выражением. Сидни не убирает мою руку, но поворачивается на бок лицом к телевизору, из-за чего моя ладонь скользит вверх к ее противоположному бедру. – Тебе не надоело его смотреть? – Сидни спрашивает это после того, как нас окутывает уютная тишина. – Я не устал. – Последовавший за этим смешок заставляет меня пересмотреть контекст ее вопроса. Ох. – Нет, он мне не надоел. – Сколько раз ты его видел? – спрашивает она. – Примерно шестьсот раз. – Твою ж налево. – Этот фильм был моим любимым, – говорю я ей, моя ладонь слегка надавливает на ее бедро. – У меня была целая библиотека из кассет, за которыми я с удовольствием коротал время, но эту я смотрел чаще всего. Я с головой погружался в фантастический мир и великую историю любви. Сидни прижимается ко мне, ее мягкое дыхание вырывается и согревает мое колено. Она поднимает палец и начинает вычерчивать непонятные узоры на том же колене, посылая дрожь по моим венам. Мне становится очень сложно сосредоточиться на фильме. Он лишь приглушенный фон для девушки у меня на коленях, ее волосы нежными волнами рассыпались по верхней части моих бедер. И тут мне в голову приходит жадная просьба. – Если бы у нас было настоящее свидание и все шло бы хорошо… – начинаю я, мои нервы на пределе, обе руки теперь крепко сжаты в кулаки. – Было бы уместно поцеловать тебя прямо сейчас? Трепещущие ресницы открывают ее взгляд, зрачки расширены, радужки ярко-голубые. – О, эм, думаю, это зависит от девушки, – объясняет Сидни, ее голос слегка дрожит. – Давай предположим, что эта девушка – ты. Медленный кивок сопровождает ее внезапное волнение. – В таком случае, да. Это было бы уместно. Мой рот изгибается в нервной улыбке, я пытаюсь сохранить свое мужество, пока оно не иссякло. Я смотрю на нее сверху вниз и заявляю со всей храбростью, на какую только способен: – Я думаю, что все продвигается хорошо. А ты? Требуется мгновение, чтобы до нее дошел мой намек. Она моргает, затем ее глаза расширяются, а брови поднимаются, когда она садится рядом. – На что ты намекаешь, Оливер? Она знает, на что я намекаю. Это видно по тому, как легкий румянец окрашивает ее скулы. – Я бы хотел поцеловать тебя. Если это часть свидания, то я должен знать, как это делается, да? С танцующей на лице озадаченностью Сидни полностью поворачивается ко мне. – Ты не думаешь, что это будет странно? – Нет. В конце концов мне нужно будет это сделать – я бы предпочел учиться у кого-то, кому я доверяю и кто мне дорог. – Что ж, черт. Мне нужно больше вина. – Сидни снимает очки с носа, кладет их рядом с собой на диванную подушку, затем тянется за своим напитком. Сделав несколько больших глотков, она тяжело выдыхает и отставляет пустой бокал. – Ты уверен? Я не хочу, чтобы все стало… – она начала водить пальцем по дивану, – неловко. – Не думаю, что так будет, – говорю я ей. – Я считаю тебя внешне привлекательной. Не понимаю, как это может все усложнить. Она усмехается и почесывает щеку пальцами, ногти которых украшает маникюр цвета эбонита. – Ты чувствуешь то же самое? – Считаю ли я тебя привлекательным? – спрашивает она с дразнящей улыбкой. – Конечно. Ты горяч, Оливер. Я вспыхиваю – мою кожу будто раскалили. – Хорошо. Покажи мне, что делать. Ее улыбка исчезает, и вместо того она начинает покусывать свою нижнюю губу. Колеблющийся взгляд скользит к моему рту, прежде чем она наклоняет голову. – Черт, я никогда раньше не нервничала, делая это. – Сидни протяжно вздыхает и встряхивает руками, как будто пытается физически избавиться от нервов. А потом она забирается ко мне на колени, зажав бедрами. Я резко вдыхаю, сжимая руками джинсовую ткань моих штанин. Мои глаза находятся на одном уровне с ее грудью, что заставляет меня болезненно стиснуть зубы. Я терпеливо жду указаний. – Во-первых, – говорит Сидни, и я замечаю, насколько наши пахи находятся близко друг к другу. Она проводит тремя пальцами по моей челке, отводя ее в сторону, и запечатлевает поцелуй на моем лбу. – Расслабься. – Я очень стараюсь, – выдавливаю я, наконец, в состоянии оторвать свой взгляд от ее груди и встретиться с ее светло-голубыми глазами. – Я никогда раньше не был так близко к женщине. Ее мягкая и сладкая улыбка возвращается. Она успокаивает меня. – Для меня многое значит, что ты доверяешь этот момент мне. Ты обещаешь, что наши отношения не станут странными? Все, на что я способен, – это быстрый кивок. Моя челюсть болит, поскольку зубы продолжают сжиматься и скрежетать. Сидни прикладывает обе ладони к моим щекам, ее прикосновение нежное и заботливое, и наставляет меня хриплым голосом: – Закрой глаза.