Брант в совсем фирменном стиле подмигивает мне и уходит, подбрасывая ключи в воздух и ловя их, прежде чем исчезнуть в своем «Хайлендере». Мои ноги приклеились к щепкам, которые окружают мой дом. Челюсть болит от напряжения и слов, которые я никогда не произносила. Мое сердце занято? Что это за сентиментальная чушь? Может быть, он действительно плохо считывает ситуацию. Взяв себя в руки, я отталкиваюсь от кирпичей и смиряюсь с одинокой ночью, наполненной нездоровой пищей и чтением. Буду просто ждать новостей о Поппи. Все в порядке. Алексис – хорошая компания. Прежде чем я добираюсь до крыльца, улавливаю боковым зрением движение справа от меня. Моя голова поворачивается в том же направлении, и тело напрягается, когда я замечаю Оливера. Он сидит на крыльце своего дома, склонив голову и уставившись вниз между своих колен. Дерьмо. У нас был фантастический поцелуй, и два дня спустя он видит, как я обжимаюсь со своим коллегой на лужайке перед домом. Я настоящая стерва. Нет никого хуже меня. Оливер не смотрит на меня, но я знаю, что он все видел. И знаю, что наш с Оливером поцелуй не должен был ничего значить, но он явно что-то значил для него. Что-то значил для меня. Прикусив нижнюю губу, я прерывисто выдыхаю. – Эй, – зову я, наблюдая за тем, как он поднимает голову, чтобы найти меня в темноте. – Уже поздно. Чего не спишь? Часть меня ожидает увидеть неприязнь. Ревность. Гнев. Но Оливер улыбается. Он, черт побери, улыбается, и это оказывается намного хуже. – Я не мог уснуть. И когда мой разум не может успокоиться, я люблю слушать сверчков и цикад. Я опускаю взгляд на свои накрашенные пальцы ног, выглядывающие из слишком тесных туфель на шпильке, и обхватываю себя руками, словно пытаясь защититься. – Летние ночи – мои любимые, – отвечаю я со своего двора. – В меру влажно. Теплый ветерок. Звуки природы, яркие и живые. Мои слова бессвязны. Я несу полную чушь почти в полночь, пытаясь притвориться, что Оливер не видел, как мой язык был во рту у какого-то другого парня. И я не знаю, не понимаю, почему я чувствую, как этот горький клубок вины обвивается вокруг моих хрупких внутренностей. Но все же чувствую… Я просто, черт возьми, чувствую. – Это успокаивает, – соглашается Оливер, его голос едва долетает до меня со слабым ветерком. Затем он встает, засовывает обе руки в карманы и встречает мой раскаивающийся взгляд сквозь звездную ночь. «На что это было похоже?» «Как будто каждая звезда в галактике упала на Землю и заползла мне под кожу». Я сглатываю. – Спокойной ночи, Оливер. – Спокойной ночи, Сид. Он снова улыбается, – понимающе, но тепло. И поворачивается, чтобы зайти внутрь дома. Я делаю то же самое. Бросив сумочку на пол и скинув свои нелепые каблуки, я выдыхаю воздух, который, по ощущениям, задерживала всю ночь. Я не сделала ничего плохого. Оливер не был зол. Все хорошо. Просто алкоголь в голову ударил. Удовлетворенная своим заключением, я поднимаюсь наверх и начинаю снимать с себя одежду, оставляя за собой след из кожаной одежды и дешевых духов. Когда я вхожу в свою спальню, Алексис крепко спит на краю кровати. Мое сердце трепещет от этой картинки. И когда я прищуриваюсь при тусклом освещении, чтобы все детально рассмотреть, трепет перерастает в учащенное сердцебиение. Кошка свернулась калачиком рядом с увядающим цветком лотоса. Глава 14 Сидни – Я назвал ее малышкой. Мы с Гейбом деремся за начос[27] и гуакамоле[28] в нашем любимом мексиканском ресторанчике, и я отталкиваю его руку, когда он пытается дотянуться до чипсов с большим количеством соуса, которые, как он знает, я обожаю. Я поднимаю на него глаза, пока наливаю неприличное количество гуакамоле на свою тортилью. – Кого? Что? Он рассеянно скребет легкую щетину на подбородке, глядя куда-то поверх моего плеча. – Ау, – зову я, помахивая начос у него перед носом. Когда он встречается со мной взглядом, я улыбаюсь. – С возвращением. – Черт, прости. Просто задумался. – Новая подружка? – интересуюсь я, откусывая начос. – Клем, – поясняет он. – Я голову сломал, пока пытался понять, что заставило ее так внезапно уйти. И это единственное, что приходит на ум. Я назвал ее малышкой, и она просто как бы застыла, а потом убежала. Сведя брови к переносице, я обдумываю его слова, медленно пережевывая еду. – Это странно. – Да уж. Но это мое единственное предположение. – Может быть, она подумала, что тебе нравится выступать в роли папочки, и запаниковала. Ну, знаешь, фетиш такой есть. – У меня нет никакого фетиша. Я вскидываю руки вверх, ладонями к нему. – Я не из тех, кто осуждает за сексуальные предпочтения. Просто наблюдение. – Подруга. – Гейб раздраженно смотрит на меня. – У меня нет никакого фетиша. Это просто вырвалось на пике. Сам, черт возьми, не знаю почему. По правде говоря, я тоже не знаю. Клем никогда не рассказывала о своей сексуальной жизни, когда была в отношениях с Нейтом. А я знаю, что до бывшего мужа у нее не было особого опыта. – Даже не знаю. – Я отправляю в рот еще один начос и откидываюсь на стенку кабинки, рассматривая своего друга, который, похоже, снова ушел в свои мысли. – Возможно, ей надо просто дать немного времени. Она все еще привыкает к разводу и жизни матери-одиночки. Вероятно, вы немного поспешили. – Ага. – Гейб звучит неубедительно, прежде чем покачать головой, а затем вздохнуть и нырнуть обратно в корзину с начос. – В любом случае, это к лучшему. Я имею в виду, ты можешь представить меня приемным отцом Поппи? Это дерьмовое шоу было лишь вопросом времени. Его насмешливая улыбка зажигает мою собственную, когда я представляю, как Гейб берет на себя роль отца – концепция в равной степени пугающая и очаровательная. – Я люблю тебя, но ты прав. Поппи уже приходится уживаться со мной и моей неуравновешенностью. – Вот именно. А теперь представь, как двое тебя влияют на будущее этого ребенка. Мы вместе смеемся. Действительно, пугающе. Клем написала мне сегодня рано утром, заверяя, что с Поппи все в порядке. Моя племянница получила легкое сотрясение мозга, но компьютерная томография не показала серьезной травмы или каких-либо потенциальных угроз. Слава Богу, к восходу солнца она уже чувствовала себя лучше. Я не знаю, как родители справляются с этим: постоянное беспокойство, ночные визиты в «Скорую помощь», лихорадка, которая может быть как обычной простудой, так и инфекционным заболеванием, разъедающим мозг. Я вообще впадаю в панику, когда Алексис чихает. Наконец приносят наши тарелки, на каждой из которых лежат энчиладас[29], политые соусом ранчеро[30]. Гейб берет курицу, я – говядину. Откусывая, я обращаюсь к нему с набитым ртом, как настоящая леди, которой и являюсь: – Как Оливер поживает? Гейб потягивает воду через красную соломинку, переводя взгляд с меня на танцующие кубики льда в его стакане. Он отвечает пожиманием плеч. – Хорошо, я думаю. Он получил работу в библиотеке, отчего теперь в восторге. – Он отхлебывает еще воды, затем делает паузу. – Ну, настолько в восторге, насколько это возможно для Оливера. Он сказал что-то вроде: «Это очень приятная новость».