Но он не выглядит испуганным. Я разделяю мгновение с этим существом, – краткое, но пронзительное. Этот енот был единственным живым существом, с которым я столкнулся почти за двадцать два года, не считая Брэдфорда. Если я выживу, то наверняка не забуду этого смышленого друга с глазами-бусинками и хвостом в полоску. Его лапа приподнимается, как будто он машет мне на прощание, когда я решаюсь продолжить свое путешествие. Как только я поднимаю взгляд на стаю птиц, парящих над головой, до меня вдруг доходит: что-то кажется неправильным. Жилая спальня. Маленький деревянный домик с сантехникой, свежими продуктами и разными предметами роскоши. Мое сердце не переставало колотиться в груди с тех пор, как я взобрался по той лестнице. Смесь страха и сомнения скручиваются у меня внутри. Но мне нужно двигаться дальше. Эти кукурузные стебли кажутся бесконечными, и я понятия не имею, что делаю и куда меня приведет этот путь. Я продолжаю идти вперед, пробираясь сквозь высокие стебли и тяжело дыша через маску, как вдруг необычный звук сзади доносится до моих ушей, и я оборачиваюсь. Я почти ничего не вижу. Моя маска полна тумана, и от нервов у меня кружится голова, но кажется, что в противоположном направлении, вдалеке, что-то происходит. Думаю, я услышал звуковой сигнал, или сирену, или пронзительный гудок. Возможно, это сигнал для оповещения остальных. Движение связано с извилистой гравийной тропой – длинной подъездной дорожкой. Может быть, это лабиринт. Я чувствую, что должен следовать по нему. Впереди какое-то движение и, должно быть, именно там я смогу найти остальных. После принятия решения мои надежды разрастаются еще сильнее, чем прежде. Я разворачиваюсь и начинаю свой путь к неизведанному. Когда я оглядываюсь, чтобы попрощаться с енотом, то понимаю, что он исчез. Я один. * * * Лето сменяется осенью, и это удивительное превращение. Воздух становится свежим, листья золотистыми, запах костров разносится при каждом легком дуновении ветерка. Бегать по утрам стало гораздо приятнее, поскольку липкая жара сменилась более мягкой погодой. Я даже оставляю окно в своей спальне открытым, особенно когда работаю над своими комиксами. Проникающий внутрь сквозняк освежает, а также усмиряет мысли в моей голове, помогая сосредоточиться. – Тук-тук! У меня мгновенно расплывается улыбка, когда ее голос достигает слуха. Это одна из главных причин оставлять окно открытым. Развернувшись на своем рабочем кресле, я замечаю, что она наклонилась вперед, опираясь на руки, и улыбается мне из окна своего кабинета. Ее волосы ниспадают на плечи спутанными волнами, танцуя под тихую песню осеннего ветра. Я подхожу к своему окну, моя кожа уже гудит от тепла, когда мы смотрим друг на друга – так всегда бывает, когда она улыбается мне. – Кто там? – отзываюсь я. – Йода леди. – Йода леди – кто? Ее указательный палец тыкает в моем направлении. – Не знала, что ты умеешь петь йодлем, Оливер Линч[32]. О боже. Сидни смеется над собственной шуткой, при этом ловя мое сердце при помощи невидимого лассо. – Подожди, подожди… еще одна, – хихикает она, убирая с очков упавшие пряди волос. – Тук-тук. – Кто там? – отвечаю я. – Интрига. – Интрига – кто? Сидни замолкает, уставившись на меня, ее глаза загадочно мерцают. – Интрига – кто? – повторяю я, нахмурившись. Она продолжает пристально смотреть, напряжение нарастает… Ох. Я чешу затылок с искренним смешком, качая головой. – Ты становишься мастером в этих шутках. – Ага. Я очень хорошо гуглю, – подмигивает она в ответ. – Итак, над чем ты работаешь сегодня? Алексис примчалась мне на помощь, поскольку Безликий задержал тебя на заброшенном складе? Сидни ссылается на мои комиксы, и ее интерес заставляет меня опустить голову. Меня охватывает робость. Я не стесняюсь комиксов как таковых, но я так долго держал эту историю в себе, что до сих пор чувствую свою уязвимость, когда говорю о них с кем-то. Гейб мельком видел мои комиксы, но мне еще предстоит рассказать ему о них подробнее. Только Сидни посвящена в истории, которые оживают на этих страницах. – Алексис захватили вместе со мной, – объясняю я, прикусывая внутреннюю сторону щеки. – Я планирую ввести нового персонажа, который спасет нас. Потенциально это будет персонаж с искупительной жертвой, который сам по себе отрицательный, но встает на сторону героев, когда это нужно. Сидни лучезарно улыбается мне с расстояния в несколько футов, – блеск в ее глазах демонстрирует неподдельный восторг. – Черт, мне нравится эта идея. Искупление – то, что нужно. Я всегда болею за антигероя, – заявляет она, наклоняясь вперед так, что ее топ опускается на два дюйма ниже. Я отвожу глаза, поскольку верх ее груди, залитый октябрьским солнцем, дразнит меня. Эффект, который она оказывает на меня, как физически, так и эмоционально, за последние несколько месяцев вырос до смущающе высокого уровня. Мы проводим много времени вместе. Неразлучники – вот слово, которым нас описал Гейб, и я склонен согласиться. Мы ходим гулять, играем с ее кошкой, смотрим фильмы, сидя слишком близко друг к другу на диване. Мы слушаем ее любимую музыку девяностых, иногда лежа на моей кровати и глядя на светящиеся в темноте звезды, которые все еще прикреплены к потолку. Я наконец-то привык спать в своей постели, и все благодаря Сидни и ее просьбе вздремнуть вместе одним поздним летним днем. Перспектива уснуть рядом с Сидни, ощущать рядом тепло ее тела, чувствовать ее запах и особую успокаивающую ауру, сделала погружение в сон намного легче. Теперь матрас, простыни и пружинный блок ассоциируются у меня с Сидни, а пол больше не кажется таким притягательным. Мы шутим, дразнимся и рассказываем истории, и я часто ловлю ее на том, что она наблюдает за мной и изучает меня мерцающими, как голубое пламя глазами. Эти взгляды обжигают, пробирают до костей, оставляя за собой следы от дыма и ожогов. Но когда я отвечаю ей таким же жадным и любопытным взглядом, она всегда отворачивается. Она возвращает нас в более прохладную атмосферу, как будто боится, что мы перегреемся. Очевидно, что в последнее время моя привязанность к девушке по соседству приобрела гораздо более сексуальный оттенок. И хотя я всегда находил Сидни физически привлекательной, вплоть до того, что она часто появлялась в моих менее нравственных грезах, эти похотливые чувства усиливаются с течением времени. Они начали закипать в тот момент, когда ее рот встретился с моим, наши тела соединились невидимыми, только ощущаемыми силами, а огонь в ее глазах пожирал нас обоих. Но Сидни выбралась. Она выбежала из того горящего здания, в то время как я оставался запертым внутри, едва переводя дыхание. Я все еще жду там, жажду узнать, вернется ли она когда-нибудь за мной, чтобы мы могли вместе встретить пламя лицом к лицу. – Можно я зайду попозже? Устроим киновечер с «Криминальным чтивом» или «Бойцовским клубом»? – кричит Сидни из окна, выпрямляясь. – Мне нужно доделать этот веб-сайт, но после я вся твоя. О, как бы я хотел, чтобы это было правдой. Я киваю ей, благодарный за любое время, проведенное в ее обществе. – Я могу нарисовать тебя, – отвечаю я, поднимая карандаш для рисования, который все еще сжимаю в руке. Отсалютовав двумя пальцами, она исчезает из окна. – Вы двое, честно говоря, просто отвратительны. Поворачиваясь в своем кресле на колесиках, я замечаю Гейба, который прислонился к моему дверному косяку, скрестив руки на груди, с явно довольной ухмылкой на лице. Я прочищаю горло. – Я немного очарован ею, – признаюсь я, хотя это откровение далеко не шокирующее. Субботним вечером, примерно месяц назад, в постели Гейба появилась новая девушка. У него было множество девушек, которые приходили и уходили с тех пор, как сестра Сидни разорвала с ним связь. Но конкретно эта была довольно… громкой. Стук спинки кровати, смешанный с ее неистовыми стонами, заставили Гейба извиниться той же ночью, когда она ушла. – Извини, чувак, – сказал он мне, все еще находясь под кайфом от спиртного и дури, которую курил весь вечер. – Это, наверное, было очень неловко. Я все еще привыкаю к тому, что живу не один. Он стоял в дверном проеме точно так же, как сейчас, и я сжал карандаш в руке, отрывая взгляд от своих рисунков. – Я рад, что ты хорошо проводишь время. Не нужно извиняться, это твой дом. – Это наш дом. Мне следует быть более тактичным, – возразил он, быстро взъерошив свои золотистые волосы. – Ты знаешь… тебе стоит, эм, попробовать это как-нибудь. Я моргнул, встревоженный этим предложением. – Секс с человеком, которого я едва знаю? – Ну, ты можешь сначала познакомиться с ней поближе. – Шарканье ног, за которым последовал кашель в рукав. – Я могу помочь, если ты хочешь. Я знаю много одиноких дам. – Похоже на то. – Из этого необязательно делать важное событие, Оливер. Может, тебе стоит просто сорвать пластырь? Мои глаза сузились, пока я обдумывал это. – Довольно грубый способ описать это. – Может быть, – пожал он плечами. – Но это не всегда так, как показано в фильмах, с великой историей любви и драматичной музыкой. Иногда это просто… весело. Мне кажется, тебе нужно повеселиться. – Мне весело, – сказал я ему. – Тебе надо отвлечься.