– Оранжевый тебе идет. Подчеркивает глаза, – дразнит Сидни, размазывая краску по моей челюсти. Я не могу удержаться, чтобы не нанести ответный удар, – поэтому обнимаю ее и макаю два пальца в лоток с краской, а затем окрашиваю ее в яркий оттенок синего. Вода стекает по волосам и шее Сидни, вырывая визг из ее горла. Она по-доброму шлепает меня по плечу, затем поворачивается, чтобы отомстить. Пальцы Сидни покрыты оранжевым и желтым, когда она возвращается, и мы смотрим друг на друга с озорством. У меня внутри все горит от распирающего счастья, наши улыбки широкие и яркие. – Я сильнее тебя, – говорю я ей. – Я быстрее. – Она размазывает краску по моей шее, проводя ладонью вниз по моей рубашке. Я тянусь за новой краской, пока она убегает, смех следует за ней по пятам. Бирюзовый и фиолетовый на моих руках смешался в темный, грязноватый оттенок. Я быстро обхватываю Сидни руками за талию и притягиваю к своей груди, проводя руками по передней части ее тела. Сидни смеется громче, ее визг взмывает вверх, когда она пытается выбраться из моей хватки. Она вырывается, и я думаю, что она собирается выбежать из комнаты. Я думаю, она собирается сбежать. Вместо этого она целует меня. Не успеваю я опомниться, как пальцы Сидни обхватывают мою футболку спереди, притягивая мои губы к своим, – знакомым и сладким. Мы оба стонем от удивления и желания, когда жестко и быстро сталкиваемся. Сдаваясь и заявляя права. Я обхватываю ее лицо своими измазанными краской ладонями и притягиваю ее еще ближе, пробуя на вкус глубже. Сидни ахает, обвивая руками мою шею и утягивая нас назад. Я натыкаюсь на стул, опрокидывая его, пока наши языки сражаются друг с другом. Затем хватаюсь за стол, чтобы не упасть, но случайно опрокидываю поднос с красками на пол, окрашивая ее деревянный пол радужными узорами. Я игнорирую устроенный беспорядок, поскольку зашел слишком далеко, и стягиваю ее футболку через голову, бросая в хаос у наших ног. Я тянусь, чтобы расстегнуть ее лифчик, наши рты все еще слиты воедино, в то время как Сидни пальцами расстегивает пуговицу на моих джинсах. Она тянет вниз молнию как раз в тот момент, когда ее лифчик падает, обнажая грудь. Я прерываю поцелуй, и мы соприкасаемся лбами. Мой взгляд устремляется на юг, чтобы посмотреть, как она стягивает мои брюки и боксеры. Взгляд Сидни останавливается на моей эрекции. Ее глаза расширяются, распухшие губы приоткрываются при резком вдохе. Я отстраняюсь только для того, чтобы снять свою рубашку, прежде чем снова завладеть ее ртом. Здесь нет места колебаниям. Мы просто действуем, мы сдаемся, мы берем. Как только мой язык находит ее, Сидни подходит ко мне ближе и поскальзывается на мокрой краске. Я пытаюсь подхватить ее, но мне мешают спущенные на колени брюки, и мы оба падаем. Мои руки разворачивают ее в полете, так что она падает на меня сверху. Мы снова начинаем целоваться, улыбаясь, и я перекатываю нас, пока не нависаю над ней, наши конечности и кожа скользят по краске. Скидывая свои трусы, я стягиваю с нее легинсы, пока мы оба не оказываемся голыми, незащищенными и уязвимыми. Я опускаюсь на колени между ее ног, глядя сверху вниз на эту девушку, измазанную краской, ее бедра и улыбку, распростертые передо мной. Она, безусловно, величайшее произведение искусства. Я склоняюсь над ней, перенося свой вес на руки по обе стороны от ее головы. Мы смотрим друг на друга, касаемся носами, теплое и тяжелое дыхание обдает наши лица. Я наклоняюсь, чтобы прижаться к ее сердцевине, ее влажный жар скользит по моему кончику и заставляет меня содрогнуться. Я продолжаю целовать ее, скользя внутрь и постанывая, когда наши языки танцуют вместе, наслаждаясь ощущением ее рук, обвивающих мою шею и прижимающих меня к себе. Мои движения медленные, мой ритм соблазнительный и чувственный. Я наслаждаюсь ею, преклоняюсь перед ней. И когда я поднимаю голову, чтобы встретиться с ней взглядом, то понимаю, как мы сильно связаны друг с другом. Прижимаясь лбами и не сводя глаз, я горячо шепчу: – Я люблю тебя, Сид. Я любил тебя раньше, я люблю тебя сейчас, и я буду любить тебя до конца своих дней. Нет никаких вопросов, никаких сомнений. Я люблю эту девушку. Руки Сидни обхватывают мое лицо, из уголка ее глаза скатывается слеза. Ее зацелованные губы растягиваются в улыбке. – Я ждала двадцать пять лет, чтобы услышать это от тебя. Я провожу тыльной стороной пальцев по ее скуле. – Тебе не придется больше ждать. Наши губы соприкасаются, ее ноги обвиваются вокруг моей талии, мои пальцы путаются в ее волосах, когда мы двигаемся вместе в идеальном ритме. Мы занимаемся любовью прямо там, на полу ее кабинета, покрытые краской, потом и поцелуями. Наши сердца наконец-то успокоились, ведь все, что встретится нам на пути, будет происходить по-нашему. Мы встретим все испытания лицом к лицу вместе – как команда. У Черного Лотоса наконец-то появилась королева. * * * – Я думаю, что у меня в шейке матки ультрамариново-синий цвет. Мы стоим в душе, приводим себя в порядок и наблюдаем, как вода переливается всеми цветами радуги. Я усмехаюсь, втирая шампунь в ее волосы. – Звучит неприятно. – Оно того стоило, – вздыхает она. То, что должно было стать быстрым ополаскиванием, оборачивается почти часом смеха, мыльных боев, объятий под струями душа, прослушивания сердцебиений друг друга. Я рассказываю ей о возвращении Афины и о том, что Гейб позволил мне пока оставить енота у себя – при условии, что она постоянно будет в своей переноске, когда нас нет. И как раз в тот момент, когда я думаю, что мы готовы выйти, Сидни опускается на колени между моих ног и берет меня в рот… И я на сто процентов понимаю, почему это считается привлекательным. Мое сексуальное восстановление, кажется, проходит удивительно быстро, когда я с ней. Чистые, удовлетворенные и готовые вздремнуть, мы наконец выходим из ванны и вытираемся насухо. Сидни надевает свежую футболку и рождественские пижамные штаны, готовясь к вечернему празднику в кругу семьи. Как вдруг она вскакивает на ноги и выбегает из спальни. – Мой подарок! Я со смешком следую за ней, очарованный ее энтузиазмом, смутно припоминая, как в детстве просыпался рождественским утром и испытывал похожее ощущение. Я спускаюсь по лестнице, а Сидни уже тащит большую коробку к дивану, разрывая декоративную бумагу. Сидя рядом с ней, я нервно наблюдаю, как она прокалывает скотч своими длинными ногтями и отрывает клапаны. – О, боже мой… – Когда она достает декоративную бумагу, то на мгновение замирает, не сводя взгляда с содержимого. – Это что?.. – Да, – тихо говорю я. – Я забрал их из полицейского участка недавно. Я даже не перечитал их все – немного трудно пережить все заново. Сидни вытаскивает огромную стопку комиксов, которые я создал, пока был в плену. Только творчество помогало сохранить мне рассудок, было моим единственным настоящим лекарством от скуки. Этот воображаемый мир подарил мне дружеское общение и не дал сгнить под землей. Это действительно спасло мне жизнь. – «Летопись Лотоса», – будучи очарованной и ошеломленной шепчет она, проводя кончиками пальцев по верхней странице. – Что бы ни означало это слово и почему оно имело такое значение… это дало тебе цель, Оливер. – Полные слез глаза Сидни впиваются в мои, когда она сжимает комиксы в руках. – Ты хочешь, чтобы они были у меня? Я киваю. – Ты фигурируешь в каждой из этих историй, Сид. Ты была частью меня там, внизу. На ее глазах вновь проступают слезы, и мы проводим остаток дня, перелистывая страницы и теряясь в рассказах. Я с трудом могу вспомнить, как создавал некоторые из них, поскольку это было очень давно. Но просмотр их рядом с Сидни, держащей меня за руку, облегчает боль от воспоминаний о тех мучительных, одиноких годах, запертых в моей голове. Сидни просматривает очень старый комикс, страницы которого потускнели и потрескались по краям, когда внезапно замирает. Я наблюдаю, как напрягается ее тело и перехватывает дыхание, поэтому озабоченно хмурю брови. – Что такое? – Это я? – удивляется она, в ее голосе слышится что-то похожее на… ужас. Перегнувшись через ее плечо, я рассматриваю изображение, которое привело ее в замешательство. Сначала его трудно расшифровать, так как мои художественные способности еще не были отточены, но это явно изображение Безликого. Он был злодеем во всех моих рассказах – человеком с почерневшим, размытым пятном на месте лица. На фотографии маленькая девочка со светлыми волосами. Сидни крепче сжимает бумагу. – На каждом рисунке у меня были косички. Почему у меня нет косичек? – Я… – Мои глаза в замешательстве изучают изображение дальше. И когда мой взгляд опускается, я замечаю, что именно так расстроило Сидни. У маленькой девочки шорты спущены до лодыжек. А Безликий запускает руку в ее нижнее белье. Боже мой… зачем я это нарисовал? Сидни прикрывает рот ладонью, приглушая всхлип, и тошнотворное осознание одновременно захлестывает нас. – Клем. Глава 26 Сидни После того, как меня дважды вырвало в мусорку на кухне, я накидываю пальто и надеваю ботинки. Затем целую Оливера на прощание и мчусь к родителям на рождественский ужин с покрасневшими глазами и пылающими от стыда щеками, все еще в своей праздничной пижаме. Мои рыдания почти заставляют меня несколько раз съезжать на обочину, когда отчаяние пытается задушить меня. Отчаяние. Ужас. Вина. Сбивающее с толку неверие.