– Твой голос и есть ты сама. За этот преданный взгляд, которым он одарил ее, она могла бы убить. Интеллектом Курт превосходит большинство мужчин. И Лотта не понимает, как он может не замечать, что безжалостно отталкивает ее, пытаясь раскинуть любовные сети. Пока она обижалась, он свернулся рядом калачиком, полный любви, с ангельской, как у младенца, улыбкой. Она не могла на него долго сердиться. Если днем он иногда ведет себя как невозмутимый отец, то во сне напоминает беззащитного ребенка: лежа на животе, держит руки согнутыми так, что кисти лежат на уровне плеч. А большие пальцы слегка сгибает. Сцена 8 Наконец-то протагонист – Дрезден, март 1926 года После премьеры «Протагониста» Лотта с горящими глазами ждет мужа за кулисами. Ее окружают братья Курта, Натан и Ганс, и его сестра Рут. – Вы считали? Занавес поднимали раз тридцать, не меньше? – изумляясь, восклицает Лотта и хватает Ганса за руку. Ганс кивает, а потом качает головой, в полном недоумении. – Думаю, больше. Я насчитал тридцать два. – Он все-таки пришел, чтобы увидеть это своими глазами, – с усмешкой замечает Рут. Лотта смеется: – Специально увильнули, трусы. Или они просто высокомерные болваны? – Да, болваны, – отвечает Натан. Рут и Ганс в один голос кричат: – Трусы! Поэт с композитором явились в Дрезденскую оперу слишком поздно и сильно навеселе. Когда, покачиваясь, они зашли в театр, представление шло в полном разгаре. Потом они утверждали, что торчали в баре, напрочь забыв о представлении. Чудо, что Кайзер вообще пришел. Он ведь никогда не бывает на своих премьерах и призывает других не вмешиваться, чтобы избежать суеты. Она подозревает, что на самом деле Кайзер прогулял премьеру из высокомерия, а Курт, напротив, из-за беспокойства, которое надо было преодолеть. Хотя среди громких аплодисментов раздаются отдельные свистки, что заставляет Натана тревожно нахмуриться, Лотта уверяет его с довольным, как у кошки, лицом: – Не волнуйся. Он справится. Именно этого он и ожидал. – Теперь ему надо будет постараться, чтобы его имя стояло выше имени Кайзера, – в шутку сказал Натан. – Поэтому его имя напечатано жирно. – Лотта игриво возмущается в ответ. – О, посмотрите, идут. Когда те наконец присоединяются к ним, она приветствуют обоих мужчин и бросается в объятия Курта. – Дорогой, это было чудесно! – восклицает она. – Ты чудесный. – Вообще-то это был я, так ведь? – отвечает вместо него Кайзер. Лотта утихомиривает его движением руки, перед тем как оторваться от Курта и пожать руку своему другу. – Поздравляю, дорогой Кайзер. И тут же морщит носик. – Мальчики, от вас несет ужасным перегаром. Теперь надо, чтобы и другие пропустили по стаканчику. Она в опьянении без всякого алкоголя, но от крепкого не откажется. После такого триумфа Кайзер обязательно угостит бутылочкой шампанского. А ликующей Лотте кажется, что скоро и они с Куртом смогут позволить себе этот напиток из золотых пузырьков. Кайзер подмигивает ей. – Ну конечно, фрейлейн Ленья. То есть госпожа Вайль. Придется привыкнуть, что эта девушка вышла замуж за моего композитора. – Мне тоже, – говорит Курт. – Но ты ведь не держишь на нее зла. Я вот тоже не держу. – Он все-таки еще немного бледен. – Надеюсь, было неплохо. Занавес поднимали раз тридцать? – Больше, – воскликнули родственники разом. – Послушай… – Лотта прикладывает палец к губам. – Они там все вне себя от спектакля. Если так пойдет и дальше, мы скоро сможем переехать из этих гробов в милый домик. – И ты, Курт, сможешь позволить себе подходящий костюм, – говорит Ганс. Все, улыбаясь, смотрят на брючины Курта, которые подскочили выше щиколоток. От волнения он даже не заметил, что одолженный смокинг слишком мал. Взгляд Курта беспокойно блуждает туда-сюда. – Давай не будем забегать вперед, дождемся сначала критики. – Ах ты, старый пессимист, – ворчит Лотта. – Если и будет подходящий момент отбросить все сомнения, то вот он. Чего еще ждать? Публика очарована. Конечно, за некоторым исключением, но это только придает необходимую остроту и заставляет быть начеку. Курт и Кайзер осуществили задуманное. Их произведение представляет собой не единое целое, как раньше. Им хотелось соединить большой оркестр и простую пантомиму. Это произведение напоминает жизнь. Оно кажется диким и противоречивым, но одновременно легким и тяжелым, гротескным и серьезным, сухим и поэтичным. Несколько дней спустя они с Лоттой сидят в кафе, и она перед носом у Курта размахивает страницей. – Послушай, Курт, – перед тем как он успевает схватить ее, она вырывает у него газету. – Я хочу тебе прочитать, вот слушай: «Никогда еще в опере особенности оркестровых групп не были переданы так проникновенно, так символично». Она поднимает другую газету. – И ты вернул им «веру в будущее музыкального театра». Курт, дорогой, ты понимаешь, что они говорят? Ты спас музыку, которая могла стать бессмысленным развлечением. Его лицо светлеет, пока он не касается глазами другого сообщения. – А этот вот считает, что речь идет в лучшем случае о второсортном произведении. Второсортном. Лотта берет у него из рук газету, чтобы самой прочитать эти строки. – Неудивительно, – громко вздыхает она. – Он же простой обыватель! Очевидно, что это человек из прошлого и ненавидит все, что называется «новой музыкой». «Атональная, какофоническая, немелодичная»? С этим ничего не поделаешь. Если такой человек будет тебя хвалить, ты пропал. Не забудь, что ты рассчитывал на некоторое противостояние. И такое противостояние – предвестник славных времен для тебя. – Для нас обоих. – Он берет ее за руку и крепко сжимает. – Ты должна знать, как сильно ты меня вдохновляешь. – Ты уже написал родителям? – спрашивает Лотта. Она знает, что ему очень важно поделиться своим триумфом со всеми людьми, которые для него что-то значат. Неважно, как к Лотте относятся старые Вайли, в этот момент она должна поддержать его. Курт удивленно смотрит на нее. – Как раз собираюсь. – Оставь немного места на открытке, может, и я напишу несколько строк. Его не обманывает ее спокойный тон, но он во второй раз сжимает ее руку. Он понял, что эта просьба стоила ей больших усилий. – Это было бы впервые. Она пожимает плечами. – Наверное, я боялась, что меня укусят. Но теперь пусть они увидят, что я не так уж и опасна для их сыночка. Он громко смеется. – Ах, Лотта. В конце концов Курт отправляет своей семье следующее сообщение: «Это правда интересно – стать наутро мировой знаменитостью». Он смотрит на Лотту. – Не слишком высокопарно? Она качает головой. – Хоть сегодня и первое апреля, они все равно должны поверить. Об этом и в газетах написано, и их сыновья и дочь видели. А теперь передай им мои самые теплые пожелания. Он, улыбаясь, выполняет ее просьбу. – Так, давай теперь сосредоточимся на твоей большой премьере. – Ты про шоу? У меня ведь там не главная роль. – Я принесу всем вина и буду очень горд, – объясняет Курт. – Тем более что после этого ты сыграешь Джульетту. Сцена 9 Человек в кожаной куртке – Берлин, апрель 1927 года