– Не буянь, Харрас. Скоро мы все будем носить такой же, – говорит Лотта. После того как Эрика и Харрас вышли из дома, две подруги направились в кабинет, где Луиза, глядя на беспорядок, прикрывает рот рукой: – С чего начнем? – Хотела тебя предупредить. Его голова настолько наполнена музыкой, что в мире, наверное, не хватит бумаги, чтобы записать ее. – Так что будем делать? – спрашивает Луиза. – Подожди минутку. Вскоре Лотта приносит три чемодана. – Ноты, важные документы и одежду мы сложим сюда. Есть еще. Спальня битком забита чемоданами, – наверное, Курт одолжил их. – И как вы собираетесь все чемоданы уместить в одну машину? Вы же поедете вчетвером. Нееры тоже. – Конечно, всё мы не сможем сейчас забрать. Что-то придется раздать друзьям. Сегодня нужно взять только самое необходимое. Хорошо, что Курта здесь нет. Иначе бы он взял только ноты и ни одной пары трусов. Луиза смеется, а потом всхлипывает. – Трудно представить, что вы скоро собираетесь развестись. Лотта прикладывает указательный палец к губам. – Тсс, тихо. Кроме тебя, почти никто об этом не знает. Мы не будем по этому поводу поднимать шум. Луиза с непониманием смотрит на подругу. Лотта отвечает, упорно глядя ей в глаза: – В этих обстоятельствах это лучшее, что мы можем сделать. Ты же знаешь, что евреев, готовых бежать, практически полностью лишают собственности. И его предупредили, что он будет арестован. Если я больше не буду его женой, то смогу свободнее передвигаться и спасти его нехитрое имущество от нацистов. Луиза поднимает руки, успокаивая Лотту: – Разумная причина. – Мы ничего им не оставим, – клянется Лотта с мрачной решимостью, укладывая вещи Курта в коробки и чемоданы. Хоть это она может для него сделать. Лотта даже Луизе не говорит всей правды об их разрыве, и это заставляет ее чувствовать себя виноватой. И то, что во время сборов ей в руки попадаются бесчисленные сентиментальные сувениры, не облегчает положения. Она находит свои письма, а еще пакетик с сахаром, на котором Лотта во время одного из первых свиданий в каком-то кафе оставила красный поцелуй, – и, конечно, старинную трубку с изысканной резьбой, которую она подарила ему на день рождения. Но к счастью, у Лотты остается на это немного времени. Снова и снова звонят в дверь знакомые, которым она передает упакованные вещи. А между визитами она сортирует и собирает их, пока волосы, мокрые от пота, не прилипают к лицу. Когда уже поздно вечером Курт – возможно, в последний раз – отпирает дверь этого домика, о котором так страстно мечтал, он обнаруживает там двух полностью изможденных женщин, обессиленно развалившихся на диване. С тоской он смотрит на пустые стены хорошо знакомого места. – Кажется, вы здорово потрудились. Лотта бросается в его объятия и прячет голову у него на шее. Она чувствует, как он зарывается носом в ее волосы и глубоко вдыхает. Потом немного отстраняется: – Ты прекрасно выглядишь, малышка. Тяжелая работа тебе к лицу. Какой же усталой кажется его улыбка. Эти Нееры должны давать ему больше спать. – Не бери близко к сердцу, Курт, дорогой. Париж ждет тебя. Курт ничего не говорит в ответ, только поворачивается к псу, который в этот момент заходит вместе с Эрикой в комнату. – О, Харрас… – с тоской зовет он. Курт почесывает его за ушами, пока тот не переворачивается от радости на спину, чтобы показать хозяину еще и живот. От этой сцены у Лотты перехватывает дыхание. – Я позабочусь, чтобы он приехал к тебе во Францию, – тихо обещает она. Курт подходит к ней и нежно гладит костяшками пальцев по щеке: – Ты лучшая, как и всегда. Прежде чем она успевает ответить, он хлопает в ладоши. – Ну а теперь давайте поторопимся к Неерам. Они ждут нас на улице в машине. Лотта кивает. – Я только попрощаюсь с Луизой. – А я дам знать Касу, чтобы он помог мне загрузить чемоданы. Когда Курт выходит за дверь, Лотта обнимает подругу. И шепчет ей на ухо: – Луиза, можешь сделать мне еще одно очень большое одолжение? – Скажи какое, прежде чем я соглашусь. – Уже назначена дата развода. Можешь пойти вместо меня? Курт тоже кого-то пошлет. Лучше, чтобы он больше не возвращался в Берлин. – Но ведь ты здесь сегодня не в последний раз. – Конечно нет. А когда все уладится, я заберу свидетельство. Но пока мне лучше быть отсюда подальше. Луиза смахивает мокрую прядь со лба. – Вы все-таки странная пара, и даже сейчас, когда расстаетесь. – Сделаешь мне одолжение? – Ну конечно, дорогая. А теперь постарайтесь в целости и сохранности добраться до Мюнхена. Они обнимаются последний раз. Но теперь так крепко, что Лотта все еще чувствует силу Луизиного объятия после того, как запрыгивает к Курту на заднее сиденье машины. – Вы готовы? – Кас смотрит на пассажиров в зеркало заднего вида. – Да, поезжай, надо наконец покинуть эту страну, – говорит Курт. – Как же мне все это надоело. Лотта кладет руку на его ладонь. – Когда все останется позади, мы будем смеяться. Сцена 9 Старые знакомые и новые друзья – Париж, апрель 1933 года Лотта поднимает бокал и произносит тост за Ауфрихтов. Режиссер и его жена Марго тоже покинули Германию в марте и переехали в Париж. – Мне казалось, что мы в шпионской истории, – начинает Лотта свой рассказ, – вы даже не представляете! Не успели сесть в машину, как нас остановили на первом нацистском посту. У всех дрожали колени, пока они везде рылись своими грязными лапами. А когда обнаружили только ноты и белье, их лица просто побагровели. Все банкноты мы спрятали в перчатки, сколько влезало. У меня было больше всего денег, потому что я взяла перчатки у Курта. Благополучно добравшись до Мюнхена, мы бросились друг другу в объятия. Но на этом история не закончилась. После ночевки в Мюнхене нам надо было двигаться дальше, к границе. По дороге мы пробили колесо. На хвосте опять появился полицейский. Когда мы услышали свисток, сердце ушло в пятки. Это было как «O Moon of Alabama». Он, видно, узнал Курта. Кто мог подумать, что под униформой скрывался псевдореволюционер? В любом случае, этот полицейский очень любезно поставил нам запасное колесо и ничего не потребовал взамен, только сигарету. А на границе, где мы были готовы ко всему, нас пропустили без всякого промедления. И вот на рассвете мы стояли на берегу Сены. Надо сказать, это был самый прекрасный рассвет, который я помню. Хорошо, что здесь нет Нееров, они бы рассказали, как все было на самом деле. Ауфрихты и Лотта сидели за столом не одни. В среде артистов быстро находятся новые союзники. Во время рассказа новоиспеченные французские друзья, которые отвели их в этот маленький ресторанчик на Монмартре, беспомощно смотрели на Лотту, которая трещала без умолку, выпаливая в бешеном темпе иностранные слова. Улыбаясь, она протягивает поднятый бокал в сторону других и произносит по-французски: – За счастливых изгнанников. И наших новых друзей. – Ваше здоровье! Это Жан Кокто, один из ее новых знакомых. Он так смешно говорит с ними по-немецки. Но не стесняется. И постоянно дурачится, а ведь этот поэт с дикими черными кудрями и огромными глазами на изможденном лице – живой гений. Он пишет сценарии и стихи, выступает на сцене как актер, а еще снимает фильмы. Умеет рисовать и придумывать хореографию для балетных спектаклей. Большинство соотечественников считают его enfant terrible. Но кадры из его фильма «Кровь поэта» покорили многих, даже тех, кто был совершенно озадачен сюжетом. Да и Лотта на просмотре впала в шоковое состояние. Ей казалось, что она бредет по чужому миру снов, в котором пол в любой момент может провалиться, стены исчезнуть, а одна вещь обернуться другой. Люди превращались в скульптуры, а скульптуры – в людей. Когда она попыталась пересказать сюжет друзьям, стараясь поделиться восхищением, у нее ничего не получилось. Даже сам Кокто делал вид, что не понимает, что такого в этом фильме увидела Лотта, и лукаво смотрел на нее, склонив набок голову: – Это всего лишь реалистический документальный фильм о нереальных событиях. Кокто хорошо ладит с Куртом. В отличие от многих сюрреалистов, он интересуется музыкой, и они с Куртом испытывают взаимное уважение к творчеству друг друга. – Как у него дела? – спрашивает в этот момент Кокто. – У Курта? Очень хорошо. На следующей неделе я буду в Нанси, мы хотим увидеться. В последнее время Лотта редко видела Курта. Она считает Париж своим новым местом жительства, но все еще постоянно ездит с Отто на побережье. Тем не менее не проходит и недели, чтобы они друг другу не писали. Отто сопровождает эту переписку колкими комментариями, в то время как Курт всегда вежлив в отношении своего преемника и выражает благодарность за то, что влиятельный отец Отто помогает спасти имущество Курта. Без его связей было бы гораздо сложнее обойти все таможенные и нацистские предписания. – Передайте, пожалуйста, господину Вайлю, что он мне должен еще одну мелодию. Лотта кивает.