Он молча смотрел на меня, и на его лице, к своему удивлению, я увидел сострадание. – Я старый, угрюмый, каждый день я нахожу в своей голове новые седые волосы. Каждое утро я должен убеждать себя, что стоит ещё пожить. Кто-то когда-то, маркграф, сказал, что отличнейшая вещь засыпать со страхом, что никогда не проснёшься. Я засыпаю со страхом, что на следующий день я снова проснусь... И только вера удерживает меня в этой жизни, когда я поднимаю голову от подушки. В молчании он снова наполнил наши кубки. – Скажите ей всё, как сказали мне. Или боитесь, что она не ответит на ваши чувства? – Я помог ей. Признание в любви станет ничем иным, как требованием погашения долга. – Поверьте. – Нет. Рейтенбах подошёл так близко, что я почувствовал его пропитанное вином дыхание. – Вы хотите умереть, глупец, сожалея, что так и не отважились на шаг, который всегда хотели сделать? – Оставьте в покое мою жизнь, маркграф, – попросил я. – Это не лучшая тема для разговора. Он фыркнул, отошёл от меня и уселся в кресло. – Странно сплетаются человеческие судьбы, – сказал он, – а вы – странный инквизитор. Я принял бы это за комплимент, но я был зол на себя за минуту слабости. Кто заставлял меня говорить всю эту чушь постороннему человеку и рассказывать о своих страхах и желаниях, в истинности которых даже я сам не был уверен? – Зачем мне изучать любовь, упорно искать её? Она от Бога, и превышает человеческое понимание. Я с огромным усердием учусь ненависти, ибо эта страсть, по крайней мере, в моей власти, – произнёс я с горечью вопреки своему желанию. * * * Я нашёл парней и приказал, чтобы они явились ко мне в комнату, когда луна зайдёт за северную башню. Трезвые – это я дал понять очень чётко. Потом я вернулся, выждал, сколько нужно, и вызвал слугу, которого отдали в моё распоряжение. Снял с шеи золотую цепочку с крестиком. – Садись, – приказал я парню, указывая на стул. – Как же так? – На его лице отразилось тяжкое раздумье. – Садись, – бросил я уже более жёстким тоном, и он присел на самом краешке, явно потрясённый тем, что можно сидеть в присутствии гостя самого господина маркграфа. – Посмотри-ка сюда, – сказал я, поднося крестик к его лицу. Я поднял палец, приводя цепочку в маятниковое движение. – Смотри не отрываясь. – Смотрю, господин. Я и в самом деле видел, что он водит глазами за движущимся и блестящим крестиком. – Мартин, представь себе, что ты лежишь на мягком сухом сене, – начал я медленно, ласковым голосом. – Солнце светит у тебя над головой. Согревает тебя. Оно такое жёлтое и тёплое. Тебе ничего не хочется и ничего не нужно делать. Тебе тихо и спокойно. Приятно, правда? – Ага, – пробормотал он. – Ты можешь так лежать и лежать без конца. У тебя сами собой закрываются глаза, а руки и ноги очень, очень тяжёлые. Ты даже не пытаешься их поднять, ибо зачем? Ты так и будешь греться на солнце, разве нет? – Бу-ду. – У тебя тяжёлые ноги и тяжёлые руки. Твоя голова тоже такая тяжё-ёлая. Ты лежишь себе на мягком, тёплом сене. И тебе так хорошо, что ничего другого ты не хочешь. Незачем вставать, правда? – Прав-да – его голос, казалось, доносился издалека. Не скрою, меня это порадовало. – Теперь закрой глаза. Ты спишь сладким сном. – Я выждал некоторое время, пока не увидел, что зрачки его глаз скрылись под веками. – Мартин, когда я щёлкну пальцами и скажу «раз, два, три», ты проснёшься и не будешь помнить ничего из того, что произошло, ты понял? – Угу. – А теперь ты будешь отвечать на мои вопросы, да? – Да. – Ты хорошо знаешь замок, правда? – Хорошо. – Иногда ты ходишь в подвалы? – Нет, в подвалы нельзя. Мартин хороший, Мартин не ходит в подвалы… – Мартин, тебе ведь было чуть-чуть любопытно, правда? Он молчал и только двигал губами, словно что-то пережёвывая. – Мартин, – сказал я жёстче, – можешь сказать правду. Внезапно, без всякого предупреждения, по его щекам потекли слёзы, крупные, как горох. – Плохой Мартин, плохой, – прорыдал он. – Знает, что в подвалах. Но говорить нельзя! – Теперь уже можно, Мартин. Господин маркграф очень просил, чтобы ты всё мне рассказал. Он даст тебе за это золотой дукат и новые сапоги из красной кожи. – Ммммм... – Я видел по выражению его лица, что он размечтался. – Что ты видел в подвалах, Мартин? – Мартин видел девушку. Она там живёт. – Ха, вот оно как! – Только одна девушка? – Олоф сильно напился, – сказал он, казалось бы, совершенно не по теме. Но я думал, что знаю, в какую сторону направлены его мысли. – И что рассказал тебе Олоф, когда сильно напился? – Что их семь, – прошептал он. – Но они были в доме. – Мартин, теперь ты отведёшь меня ко входу в подвалы. – Нельзя! – Его веки беспокойно задрожали. – Стражники. Не пустят. – Охранники не увидят, – сказал я мягким тоном. – Ты будешь невидимкой. Посмотри. – Я коснулся кончиками пальцев его висков. – Я натираю тебя волшебной мазью. Ты чувствуешь, правда? – Угу. – И теперь ты уже невидимка. Прямо как в сказках. Тебя никто не сможет увидеть, кроме меня. – Мммммм… – на этот раз в его мычании ясно слышался восторг. Курнос и близнецы появились несколькими молитвами позже. – Время действовать, парни, – объявил я. – Крепите сердца для боя! Они уставились на меня с непониманием. Ах, как обычно, я бросал жемчужины своего интеллекта перед свиньями... – В подвалах заточены семь похищенных девственниц, которые должны быть отданы демону в ходе богохульного ритуала. Потом они будут им осквернены. Наша задача проста: найти и спасти. – Семь девственниц, – повторил Курнос, ощерив в улыбке серые, выщербленные лопаты зубов. – Семь, – добавил Первый, закатывая глаза. – Девственниц, – облизнулся Второй и аж потёр пухлые ладони. – Осквернённые… – Он облизнулся ещё сильней. – Разве слово «спасти» прозвучало недостаточно ясно? – Спросил я, видя их реакцию. – У Рейтенбаха человек тридцать, – буркнул Первый минуту спустя. – Я бы сказал: сорок, – поправил я. – Только разве я собираюсь с ними драться? – Я пожал плечами. – Мы вытащим девушек, арестуем Рейтенбаха и дело с концом. Да и потом, что нам бояться поваров, ключников, банщиков, садовников и конюхов? – Есть у него и солдаты, – отозвался Второй. – Может… вызовешь инквизиторов, Мордимер? – Спросил Курнос. – Ха, да у тебя всегда есть отличный совет под рукой? – Я посмотрел в его сторону. Идея позвать помощь из Хеза или даже из ближайшего отделения Инквизиториума не была такой уж плохой. При условии, что у нас есть несколько дней времени. Я, однако, боялся, что на это мы, к сожалению, рассчитывать не можем. Поэтому нужно было справиться вчетвером: я, Курнос и близнецы (как это обычно и бывало), словно четверо благородных паладинов против орд, служащих князю тьмы! Но нам противостоял всего лишь маркграф и несколько десятков его людей. Мелочь! Мы бывали и не в таких передрягах.