– Конечно, – ответил он. – До свидания, дамы и господа, – сказала Оксана, и они пошли по направлению к гардеробу. Одевшись, вышли на улицу, и попали под неприятный обстрел колючего снега. – Зима, – Русаков, поежился. – Куда едем? Он открыл дверь автомобиля. – Если можно, отвези меня домой, – ответила девушка. – Можно, но я был бы не против, если бы мы поужинали вместе. – Извини, не получится, я обещала сыну, что проведу этот вечер с ним. – Конечно, это святое – кивнул Русаков и улыбнулся, хотя чувствовал некую досаду. Они сели в машину, и он постарался перевести разговор: – Что хотел от тебя ваш самый культурный? – Ничего особенного. Жаловался, что мало пиарим. Культуру и его лично. Скажу даже, что не жаловался, а ныл. Но ты лучше скажи: дало тебе что-то общение с журналистами? – Пока не знаю. Но двое не прочь увидеться. – Одного угадаю. Оля? А вот второй… – Еронко, кажется. – Ну, Оля-то понятно, – сказала задумчиво Оксана. – А вот Владимир. Это интереснее. – Смотрю, ты даже не отреагировала на Олю. Не ревнуешь? – поинтересовался Русаков. – Ростислав Романович, вы уже большой. Сами разберетесь. А вот Еронко может что-то и рассказать. У него нюх хороший и тайное диссидентство. – Тайное? – Ну, да. Явное у нас не в чести, – она хмыкнула. – Ну, вот мы и приехали. – Не хочется расставаться, – сказал Ростислав, открывая дверцу. – Увидимся. На работе уж точно, – Оксана рассмеялась, ловко увернувшись от попытки Русакова ее поцеловать, и быстро побежала к подъезду. В это время у него зазвонил телефон, и он отвлекся. Тонковидов. – На завтра переносится. – Что переносится? – не сразу понял Русаков. – Поездка по области. Со мной поедешь. – Хорошо. А как мешок? – Какой мешок? – на этот раз не понял Тонковидов. – Денежный. – А…этот. Мешок как мешок. Они все одинаковые. С деньгами которые. Короче, завтра в девять выезжаем. Не опаздывай. Глава двадцать вторая. Шкадов вышел из машины и посмотрел вверх. Дом стоял на самом углу этого самого Садового переулка и оказался серой двенадцатиэтажной свечкой. Кое-как, очевидно, приткнули его на свободное место, а рядом ни стоянки толковой, ни детской площадки. Шкадову удалось припарковаться едва ли не впритык к углу дома. Неудобно, почти весь подход перегородил, да делать нечего. Он позвонил в домофон. – Але, – ответил сонный дребезжащий голос. Искаженный домофоном, он звучал совсем уж тоскливо. – Товарищ Салатов? – Я, я… – А я вам приз привез. – А…ну да, заходите. Щелкнул замок, и Шкадов оказался внутри подъезда. Тридцать пятая квартира оказалась на шестом этаже. В лифте пахло кошачьей мочой, гнилым деревом и кислой капустой. Дверь в квартиру оказалась неожиданно крепкой, металлической. Дмитрий позвонил. Загремел звонок, затем металлическая цепочка и дверь открылась. Лысеющий молодой еще мужчина с мокрыми темными редкими волосами и длинным носом вопрощающе смотрел на Шкадова. Потом на его лице мелькнуло что-то вроде понимания: – А, ну да, приз, ну проходите-проходите. На Дмитрия ощутимо дохнуло коньячным духом. Он даже испугался, что ему предстоит иметь дело с изрядно пьяным человеком, но все же на ногах Салатов стоял вполне крепко. В комнате, куда они прошли, царил изрядный беспорядок. Диван был разложен и не заправлен. На кресле валялись какие-то вещи. На журнальном столике стояла початая бутылка коньяка, бокал и криво порезанный лимон. – Извините, – сказал Салатов, – Выпить не предлагаю, и даже сесть… Впрочем, если надо какие бумаги заполнить. – Ну, сесть, не сесть, но присядем ненадолго, Артур Арнольдович. Поговорим. – О чем это? – заволновался Салатов. – Приз давайте. Я распишусь. – Приз потом. Сначала разговор, – Шкадов достал из кармана красную книжицу и махнул ею перед лицом ошалевшего официанта. – Уголовный розыск. Поговорим. Сначала не для протокола. Он был готов к любой, даже резкой, реакции. Но Салатов как-то сразу обмяк и плюхнулся в кресло: – О чем говорить? – О ваших хозяевах, которых вы обслуживали в одном доме. Салатов сделал паузу, потом потянулся к бутылке, но почти сразу поставил ее на место. – Спрашивайте. Все расскажу. Они ж, суки, меня уволили. Как раз после этого. Пусть теперь попляшут. – Вот и расскажете все подробно, – Шкадов пододвинул поближе к столу табуретку и включил в кармане диктофон. – Вы вопросы задавайте. Мне так легче будет сообразить, – официант откинулся в кресле. – И я выпью чуть-чуть, чтоб успокоиться. Немного совсем. Ничего? – Немного выпейте,– кивнул Шкадов. – Но совсем немного. – Да я норму знаю. Салатов, действительно, плеснул на дно бокала, выпил залпом, взял лимон и отбросил его в сторону. – Ну, спрашивайте же…, – почти умоляюще сказал он. – Так, за что же они вас уволили? – задал первый вопрос Дмитрий. Он особо не надеялся услышать сразу какое-то решительное признание, спросил, скорее, для затравки. – А интересная история…, – Салатов хихикнул, – Я на кухне коктейли забирал. Там была еще Ивановна, повар. Ну и тут заходят двое: врач этот…фамилию забыл и Геннадьич, банкир, ну его у нас все знают… Он сделал паузу, посмотрел на коньяк, но, видимо, сдержался и отвел взгляд. – Ну, оба слегка датые…я-то на работе ни-ни. Ну, врач мне и говорит: ты, мол, посиди, отдохни, а то выглядишь плохо. Мы сами отнесем. – Сами? – Дмитрий удивленно поднял брови. – Ну и я удивился. Говорю, это ж моя работа, сейчас Кузьминична нальет и принесу. А они смеются: мы сами нальем. А я опять: не могу, мол, моя работа. Тут мне Ветров, так зло уже, хоть и с улыбочкой: слушайся, мол, а то на улице останешься. Ну, я психанул, поставил так поднос…громко и переодеваться пошел. – Куда пошли? – Ну, там комнатка есть, типа раздевалки или кладовки… Но я только начал переодеваться, ко мне Михалыч заходит и говорит: не дури, иди работай. – А Михалыч это кто? – спросил Шкадов. – Он вроде управляющего у Данилова или секретаря. Хрен его знает. Ну, короче, я слегка с ним пособачился, ну и пошел. А потом эта свистопляска началась. С Цветковым… – А вы видели, как это случилось?