Мики и До жили на вилле на мысе Кадэ уже две или три недели. В тот день Мики пришла на пляж одна: До взяла машину и поехала в Ла-Сьота купить в местном магазине какую-то ерунду – то ли брюки, которые они видели вместе и Мики сочла их ужасными, то ли розовые серьги, не менее отвратительные. Во всяком случае, именно так Мики рассказывала позднее тому парню. Он подошел бесшумно, даже гравий не зашуршал под ногами. Он был худощав и двигался с вкрадчивой кошачьей грацией. Мики подняла на лоб солнечные очки, чтобы лучше его разглядеть. Она села, прижимая к груди расстегнутый верх от купальника. Без всякого южного акцента юноша спросил, верно ли, что ее зовут Мики. Потом, не дожидаясь ответа, сел рядом, слегка повернувшись в ее сторону с таким невероятным изяществом, словно был профессиональным гимнастом. Она официальным тоном заявила, что это частный пляж и она будет весьма признательна, если он отчалит. Увидев, что у нее никак не получается застегнуть лифчик на спине, он быстро нагнулся и так ловко справился с застежкой, что она не успела опомниться. Потом он сообщил, что идет купаться. Скинул рубашку, брюки и холщовые туфли на веревочной подошве, оставшись в жутких армейских трусах цвета хаки, и вошел в воду. Плавал он так же, как ходил, спокойно и бесшумно. Он вернулся к ней; мокрые темные пряди прилипли ко лбу; выудил пачку «Голуаз» из кармана брюк. Предложил Мики сигарету, почти наполовину выпотрошенную. Когда он поднес ей спичку, на бедро Мики упала капля воды. – Знаете, зачем я здесь? Мики ответила, что догадаться нетрудно. – Не смешите, – сказал он. – Девчонок мне хватает. Я к вам присматриваюсь уже неделю, но, честное слово, у меня на уме совсем другое. Вообще-то меня интересует ваша подружка. Кстати, она тоже ничего, но то, что я хочу понять, так просто не увидишь. Это здесь. – Он приложил ко лбу указательный палец. Отстранившись, он растянулся на солнце с сигаретой в зубах, подложив руку под голову. Молчал добрую минуту, потом скосил глаза, вытащил сигарету изо рта и объявил: – Черт возьми, а вы не любопытная! – Что вам нужно? – Ну вот, наконец-то! Как думаете, что мне нужно? Десять кусков? А может, пятьсот? Сколько стоит ваше маленькое сердечко, пока оно бьется? Вот кинозвезды сплошь застрахованы – руки, ноги, все остальное. Ну а вы? Мики, похоже, расслабилась, сняла очки, чтобы вокруг глаз не осталось белых кругов, и сказала, что уже проходила такие фокусы. Так что ему действительно пора сматываться. – Ошибочка вышла. Я вовсе не страховой агент, – возразил он. – Я заметила. – Я просто хороший парень. Умею слушать, умею смотреть и хочу поделиться полезной информацией, к тому же зарплата у меня не ахти. И за сто кусков я готов оказать вам любезность. – Если бы каждый раз с тех пор, как я стала большой девочкой, я давала деньги тем, кто меня разводит, то уже давно сама просила бы милостыню. Вы одеваетесь и уходите, договорились? Он встал, вроде бы поняв, что дело не выгорело. Ловко запрыгнул в брюки. Мики была поражена грацией его движений. Позднее она сказала ему об этом. Но в ту минуту она только наблюдала, слегка прищурив глаза. – «Начнем с того, что Жанна совсем сбрендила, – продекламировал он, снова усевшись и неотрывно глядя на море. – Знаешь, кто она по зодиаку? Телец. Остерегайся тельцов, пташечка, они рогатые, забодают… У них нет сердца, один ум…» Мики снова надела очки. Он взглянул на нее, улыбнулся, подхватил рубашку, туфли и поднялся. Она удержала его за край штанов: – Откуда вам это известно? – Сто кусков. – Вы слышали, как я это говорила. В ресторане в Бандоле. Вы нас подслушивали? – Я с прошлого лета не был в Бандоле. Работаю в Ла-Сьота. На почте. Смена заканчивается в шестнадцать тридцать. А это я слышал час назад, когда уже собирался уходить. Решайте: да или нет? Мики встала на колени и, видимо, чтобы выиграть время, попросила у него еще одну сигарету. Он протянул, предварительно прикурив, как делают в фильмах, которых он явно насмотрелся. – На почте? Значит, говорили по телефону? – С Флоренцией, – кивнул он. – Я хороший парень. Даю слово, это с лихвой стоит ста кусков. Мне, как и всем, нужны деньги. А для вас это гроши. – Вы идиот, убирайтесь отсюда. – Звонила ваша подружка, – сказал он. – А ее абонент в ответ: «Довольно. Поразмысли хорошенько. Повесь трубку». В эту минуту Мики услышала, как к вилле подъехала машина: вернулась До. Она опустила темные очки, снова взглянула на парня снизу вверх и сказала, что согласна: он получит то, что просит, если информация того стоит. – Информация в обмен на сто тысяч, – возразил он. – Сегодня в полночь приезжайте в Ле-Лек к табачной лавке. За ней во дворе кинотеатр на открытом воздухе, я там буду. С этими словами он ушел. Мики решила дождаться, пока До спустится к пляжу. Когда та подошла – беспечная, радостная, в купальнике и с полотенцем через плечо, Мики тут же поклялась себе, что не поедет ни к какой табачной лавке – ни сегодня, ни потом, вообще никогда. Было поздно, солнце уже садилось. – Чем занималась? – Ничем, – ответила До. – Болталась по магазинам. Вода теплая? На До были розовые серьги. Она вошла в воду в своей обычной манере: сначала окатила водой руки и ноги, потом с победным кличем быстро окунулась. Проезжая через Ле-Лек по пути на ужин в Бандоль, Мики заметила табачную лавку, увидела свет во дворе, афиши кинофильмов. – Я тут сегодня днем познакомилась с забавным пареньком, – сказала она До. – Забавный парень с забавными идеями. И поскольку До не реагировала, она добавила, что ей и впрямь начинает здесь нравиться. В ту ночь без двадцати двенадцать она привезла До на виллу, сказала, что забыла заехать в аптеку и что в Ла-Сьота одна аптека еще открыта. Снова включила фары и умчалась. Без десяти двенадцать она поставила машину на улочке Ле-Лек рядом с открытым кинотеатром, вошла во двор с брезентовыми стенами и, присев на складной стул, досмотрела последние эпизоды историко-приключенческого фильма, но своего мошенника среди зрителей не разглядела. Он ждал ее у выхода за стойкой маленького бара по соседству, уставившись в экран телевизора: на плечи накинут синий свитер, рукава завязаны узлом на груди. – Давайте сядем, – сказал он, забирая со стойки свой стакан. На пустой террасе возле окна, в котором каждую минуту отражались фары проезжавших мимо машин, Мики достала из кармана кардигана две купюры по десять тысяч франков и одну пятитысячную: – Если то, что вы мне расскажете, настолько интересно, то получите остальное. – Я хороший парень. Всегда верю на слово. К тому же мне известно, что вы ждете пополнения счета. Он взял деньги, аккуратно сложил и спрятал в карман. Сказал, что несколько дней назад принял телеграмму из Флоренции. Поскольку мальчишка рассыльный ушел на все утро, он взялся сам доставить ее по нужному адресу: кафе «Ла-Дезирад» в Ла-Сьота. – При чем тут я? – спросила Мики. – Телеграмма была адресована вам. – Я не получаю корреспонденцию в кафе. – А ваша подружка получает. Она за ней и пришла. Я знаю, потому что через несколько минут она заглянула на почту. Честно скажу, к тому моменту я уже и думать забыл про ту телеграмму. Но меня заинтересовала девушка, потому что она хотела позвонить во Флоренцию. Телефонисткой работает моя подружка. Я послушал и сообразил, что телеграмму получила та же девушка, которая заказала разговор. – А кто послал ее из Флоренции? – Этого не скажу. Подписи не было. По телефону ей отвечала женщина. Похоже, она знает, чего хочет. Если я правильно понял, к ней вы обращаетесь, когда кончаются деньги. Угадали, кто это? Мики кивнула, слегка побледнев. – А что было в телеграмме? – Вот тут загвоздка, – скривился парень. – Мне кажется, кто-то пытается вас надуть, залезть к вам в карман или вроде того. Но если дело посерьезнее, я хочу подстраховаться. Допустим, я промахнулся, и вы идете в полицию. И куда я попаду? Прямиком в марсельскую тюрягу. Поэтому мне не с руки, чтобы вы сочли мою услугу шантажом. – О полиции даже речи быть не может. – И я так думаю. А то шум поднимется. И все-таки. Я хочу одного: подстраховаться. – Что бы ни случилось, обещаю, что про вас не скажу ни слова. Устраивает? – Не смешите, – сказал парень. – Я в ваших историях не секу, да и вообще мне на них наплевать. И на ваши обещания тоже. А вот расписка, что вы получили телеграмму, меня устроит. Распишетесь в книге, и я чист. Он объяснил, что на почте есть специальная тетрадь, куда вносят данные о доставке. Обычно рассыльный ленится просить адресата расписаться и сам ставит число и крестик в графе «фамилия». – Вы распишетесь над крестиком возле вашей телеграммы, как будто сами получили ее в кафе «Ла-Дезирад», и если подстроите мне какую-то гнусь, я всегда смогу отбрыкаться. Мики ответила, что он спятил и вообще она сыта по горло этой историей. Пусть радуется, что получил за здорово живешь двадцать пять тысяч. А она хочет спать. За выпивку пусть платит сам. Она встала и ушла с террасы. Он догнал ее у машины на улочке, где не горели фонари. Сказал: «Держите», вернул ей деньги, нагнулся, быстро поцеловал в губы, открыл дверцу, взял с сиденья толстую черную тетрадь, которая непонятно каким образом там оказалась, произнес на одном дыхании: «Кларисса. Прокладка. Целую», – и исчез. Мики обнаружила его на шоссе у выезда из Ле-Лек: стоя на пригорке, он терпеливо ждал попутную машину. Мики все же считала, что он слишком темнит. Она остановилась чуть поодаль и подождала, пока он сядет в ее кабриолет. Он выглядел прежним: широко расправленные плечи, плавные движения, хулиганский взгляд исподлобья, но на сей раз парень не мог скрыть довольной улыбки. Она спросила: – У вас есть чем писать? Он протянул карандаш, раскрыл черную тетрадь. – Где подписаться? – Вот тут. Он внимательно рассмотрел подпись в свете от приборной панели, так подавшись вперед, что она почувствовала резкий запах его волос и поинтересовалась, чем он надушился.