Иногда я превращаюсь в До ради наследства, которого несправедливо лишила меня злопамятная крестная, чувствуя приближение смерти. Иногда я делаю это, чтобы вернуть утраченную нежность Жанны. Иногда – чтобы отомстить, иногда – чтобы начать все сначала, иногда – чтобы продолжать мучить, иногда – чтобы забыть про собственные мучения. А иногда – и пожалуй, это самое вероятное, – чтобы получить все сразу, быть той, кто я есть, жить в прежней роскоши, но стать другой для Жанны. Но случаются такие часы в ночи, когда я вновь становлюсь Доменикой. Серж Реппо солгал, Мики ничего не знала. Я ее убила. Поскольку огонь потух, не дойдя до комнаты, я подожгла гараж. И, сама того не подозревая, заняла место той, у которой как раз был мотив для убийства. Но Доменика я или Мишель, в последний момент я оказываюсь в западне в горящей комнате. На втором этаже у окна я держу в руках охваченную огнем ночную рубашку, накрываю ею лицо и впиваюсь в нее зубами от боли – у меня во рту потом найдут обуглившиеся клочки материи. Я прыгаю из окна на ступеньки лестницы. Прибегают соседи. Жанна наклоняется надо мной, и, поскольку я непременно должна быть До, она узнает До в моем страшном, почерневшем теле – голова без волос, лицо без кожи. Потом ослепительная вспышка света в клинике. Теперь я ни та и ни другая. Я третья. Я ничего не сделала, ничего не планировала, я не хочу быть ни одной из них. Я – это я. Ну а что касается остального, только смерть опознает своих детей. Меня лечат. Меня допрашивают. Я стараюсь говорить как можно меньше. У следователя, у адвокатов, у психиатров, с которыми я регулярно встречаюсь во второй половине дня, я либо молчу, либо отговариваюсь тем, что не могу вспомнить. Я отзываюсь на имя Мишель Изоля и доверяю Жанне распоряжаться нашими судьбами, как она сочтет нужным. Меня уже совсем не задевает злая ирония крестной Мидоля: по завещанию Мики положена ежемесячная рента, которую ей должна выплачивать Доменика, – ровно столько, сколько получает служащая в банке. Мики… Двести раз провести щеткой по волосам каждый вечер. Зажженная сигарета, которая сразу же гаснет. Мики, которая засыпает мгновенно, как кукла. Мики, которая плачет во сне… Кто я, Мики или Доменика? Не знаю. А если Серж Реппо солгал мне в гараже? Если, прочитав в газетах о пожаре и вспомнив про телеграмму, он все выдумал? Абсолютно все: и свою встречу с Мики на пляже, и вечер в баре Ле-Лек, и слежку, которую она якобы поручила ему до убийства… Тогда я До, и все произошло именно так, как мы с Жанной задумали. Габриель, упорно стараясь отомстить за свою девушку, потерял ее, а я потеряла сама себя, заняв место Мики, ведь только она была напрямую заинтересована в убийстве. Доменика или Мики? Если же Серж Реппо не солгал, значит, в ночь пожара ошиблась Жанна, она ошибается сейчас и будет ошибаться всегда. Я Мики, но она этого не знает. Она этого не знает. Она этого не знает. Или же она знала с первой минуты, когда я была без волос, без кожи, без памяти. Я схожу с ума. Жанна знает. Жанна знала с самого начала. Потому что тогда все можно объяснить. Как только я открыла глаза под вспышкой ослепительного света, только Жанна приняла меня за До. Все остальные, с кем я встречалась, включая любовника и отца, принимали меня за Мики. Потому что я и есть Мики. Серж Реппо не лгал. Жанна и До вместе задумали убить меня. Я узнала, что они замышляют. Я убила До, чтобы стать ею, потому что ведьма-крестная сообщила мне, что изменила завещание. И Жанна никогда не ошибалась. В ночь пожара она поняла, что ее план провалился. Она знала, что я Мики, но ничего не сказала. Почему? Я ошиблась, заполняя бланк в гостинице, потому что до пожара я училась быть До. Но я никогда не была До. Ни для Жанны, ни для всех остальных. Почему же тогда Жанна ничего не сказала? Дни проходят. Я одинока. Одинока в своих поисках правды. Одинока в попытках понять. Если я Мики, я знаю, почему Жанна пыталась меня убить. Мне кажется, что я знаю, почему уже позже она заставила меня поверить, несмотря ни на что, что я ее сообщница. Ей «наплевать на деньги, замолчи, умоляю». Если я Доменика, у меня вообще ничего не осталось. Во дворе на прогулке я стараюсь увидеть свое отражение в оконном стекле. Холодно. Мне всегда холодно. Мики тоже, кажется, постоянно мерзла. Из двух сестричек, которыми я не хочу быть, я все-таки скорее ощущаю себя ею. Интересно, мерзла ли Доменика, леденела ли всем телом от зависти и злобы, когда бродила под окнами своей жертвы – принцессы с длинными волосами? Чернота возвращается. Надзирательница запирает меня в камере, где бок о бок обитают три призрака. Я в кровати, как в первый вечер в клинике. Я успокаиваю себя. В эту ночь я еще могу быть той, кем захочу. Быть Мики, которую любили с такой силой, что хотели убить? Или другой? Даже когда я Доменика, я в ладу сама с собой. Я думаю, что скоро меня увезут далеко отсюда – на день, на неделю, а то и больше, и что в конце концов у меня не все отняли: я увижу Италию. Память вернулась к заключенной однажды январским днем, спустя две недели после ее возвращения из Флоренции, в тот момент, когда она подносила к губам стакан воды. Стакан упал на пол, но почему-то не разбился. Ее дело слушалось в суде присяжных Экс-ан-Прованса в том же году. Учитывая состояние подсудимой в момент убийства Сержа Реппо, ее оправдали. Она была приговорена к десяти годам тюремного заключения за соучастие в убийстве Доменики Лои, совершенном Жанной Мюрно. Во время судебного заседания она оставалась почти безучастной и чаще всего позволяла своей бывшей гувернантке отвечать на вопросы, которые задавали им обеим. Выслушивая приговор, она побледнела и прижала ко рту ладонь в белой перчатке. Жанна Мюрно, осужденная на тридцать лет лишения свободы, привычным движением отвела ее руку ото рта и произнесла несколько слов по-итальянски. Жандарму, который сопровождал ее обратно в камеру, она показалась гораздо спокойнее, чем в зале суда. Она угадала, что он проходил военную службу в Алжире. Даже смогла сказать, каким одеколоном от него пахнет. Раньше она знавала парня, который пользовался таким же. Однажды летней ночью в машине он сказал ей название одеколона – сентиментально-солдафонское, не менее мерзкое, чем сам запах: «Ловушка для Золушки». Париж, февраль 1962 * * * notes Примечания 1 Комната, дома, машина, белая (ит.). – Здесь и далее примеч. пер. 2 Флоренция, Рим, Неаполь (ит.). 3 Афазия – локальное отсутствие или нарушение уже сформировавшейся речи. 4