Что-то было не совсем правильно и вызывало смутное беспокойство. Темная трава, бурые пятна подсохшей крови, едва заметное дрожание воздуха. Теперь Белов понял, что за запах смешивался с запахом смерти. Пахло магией. Чужой, тяжелой, слишком терпкой и оттого угрожающей. В висках заломило. Григорий ухватил Шувалова за руку, не давая ступить на поляну. — Здесь ловушка, — предупредил преображенец, кивая на пятна крови. Граф всмотрелся в бурые символы, окружавшие тело. — Мгновенная смерть, — Шувалов набожно перекрестился и полез в карман за амулетом. — Полагаю, это предупреждение. — Не думаю, — Григорий покачал головой. — Вряд ли тот, кто все это устроил, ожидал, что мы придем вместе. Ловушка готовилась на кого-то одного. — Полагаю, что на вас, — Шувалов насмешливо взглянул на преображенца. — Ведь это вы с Бутурлиным в кабаке пиво пили. Следовательно, он мог о чем-то вас попросить… Белов лишь пожал плечами, давая собеседнику понять, что разговоры с командиром никого не касаются. Начальник Тайной канцелярии не стал настаивать, лишь огляделся и перехватил пистолет поудобнее. — Давайте-ка Григорий Петрович, убираться отсюда. Обратно шли молча. Белов то и дело замедлял шаг, пристально всматриваясь в лесной полумрак. Где-то над головой пели птицы. Белка проскакала по траве и вспрыгнула на ближайшее дерево. Закружила по стволу, вбираясь наверх, к солнечным лучам. Хрустнувшая ветка заставила вздрогнуть. Шувалов моментально скинула пистолет, но на курок не нажал, прекрасно понимая, что имеет право лишь на один выстрел. Белов выставил руку, молча призывая своего спутника опустить оружие. Олень вышел из-за кустов. Увидев людей, он замер, сделала несколько нерешительных шагов, а потом вдруг шарахнулся в сторону, уносясь обратно, в чащу. Граф выдохнул и с укором посмотрел на гвардейца. — Вы знали, что это — олень. — Да, я его почуял. — И почему не сказали? Белов пожал плечами. — Было любопытно, как вы отреагируете. — Григорий Петрович! — почти по-змеиному зашипел Шувалов. — Вы эти шутки оставьте! Я вам не гомункул подопытный! — Будет вам, Александр Иванович, — фыркнул тот. — Вы мне тоже не доверяете. Оттого и пули серебряные взяли. Шувалов криво усмехнулся, покачал головой, но пистолет убрал. — Пойдемте! — он вновь зашагал к кабаку. Белов направился следом. Рука об руку они оба вошли во двор кабака. Шувалов подозвал своих людей и начал отдавать распоряжения относительно тела, найденного в чаще. Белов кивнул хозяину и хотел уйти, но Шувалов, заметив это, окликнул гвардейца. — Григорий Петрович! — Да? — преображенец остановился и внимательно посмотрел на графа. Тот подошел вплотную. — Позвольте напоследок дать вам один совет… Как бы вы не были одержимы жаждой мести, оставьте это дело моим людям. — Поверьте, Александр Иванович, и в мыслях не было! — с фальшивой улыбкой уверил его Белов. — Простите, мне действительно пора… Да, шпионов за мной не посылайте — учую. — И в мыслях не было, — слегка презрительно отозвался Шувалов, отворачиваясь к своим людям. Григорий в ответ лишь непочтительно хмыкнул и вышел со двора Он неспешно прошелся по обочине дороги, пытаясь привести мысли в порядок. События дня развивались слишком стремительно, к тому же после разговора с начальником Тайной канцелярии был какой-то гадкий осадок. Мимо, разбрызгивая грязь, пронеслась карета, белов еле успел увернуться от серых комьев, летящих во все стороны. Желая избежать шума, гвардеец свернул на боковую улицу. Кавалерские дома, построенные еще при Анне Иоанновне, стояли достаточно тесно, в отличие от новых фрейлинских. чуть поодаль от них находилась аптека. Поднявшийся вдруг ветер донес из аптекарского сада запах валерианы, сменившийся свежестью мяты. Мята… Преображенец невольно улыбнулся, чувствуя, как тугая пружина, сжимающая сердце, распрямляется. Настя… В памяти сразу де возникли огромные серые глаза невесты, ее улыбка. Захотелось вдруг обнять девушку. Прижаться лбом к ее лбу, приникнуть к мягким и таким сладким губам и наконец-то забыть все перипетии этого бесконечного дня. Глава 7 Белов долго стучал в дверь фрейлинского дома, но ему так никто и не ответил. Раздосадованный, он направился к казармам, но на полпути передумал и решил лично узнать о здоровье командира полка. Уже у калитки вдруг снова пахнуло мятой. Волк внутри вскинулся и вильнул хвостом. Григорий нахмурился, тряхнул головой, стремясь прогнать наваждение и вошел во двор. Привлеченный шумом, гвардеец не стал подниматься на крыльцо подниматься не стал, а обогнул дом и остолбенел. За домом стоял уже знакомый возок, запряженный гнедой кобылой, а Петр и Степан выгружали из него сундуки. — Петр! Ты что здесь делаешь? — изумился преображенец. — Дык это, — тот на секунду отпустил кожаную петлю-ручку, чтобы почесать затылок, Степан неодобрительно запыхтел. — Настасья Платоновна переезжать изволила! — Переезжать? — ошеломленно переспросил Белов. — Куда переезжать? — Анна Михайловна ее вроде бы пригласила здесь пожить, — мужик вновь оглянулся на денщика Бутурлина, словно прося, чтобы тот подтвердил. Степан важно кивнул. Григорий нахмурился еще больше. Все это не укладывалось в голове. С чего бы жене Александра Борисовича приглашать совершенно незнакомую ранее девицу жить в доме, еще и в такое время. — Так вы сами у нее спросите, — спохватился Петр, — Она ж в доме! — Кто? — Хозяйка моя. Настасья Платоновна. — Ясно, — Белов стремительно направился в дом с черного хода. — Григорий Петрович, вы куда? Дамы в доме, нельзя ж без докладу то! — остановил его Степан. — Еще и с заднего двора. Гвардеец скрипнул зубами. — Так доложи! Бегом! — Слушаюсь, барин, — денщик почти радостно опустил сундук и вбежал по ступеням. Хлопнула дверь. Белов вновь обогнул дом и остался стоять на крыльце, хмуро глядя на по сторонам. Любопытствующий Петр то и дело высовывался и-з-за угла, делая вид, что присматривает за лошадью, так и норовившей удрать вместе с возком в поросший травой сад. Григорий уже собирался отбросить гордость и хорошенько расспросить Настиного мужика, предварительно для острастки встряхнув, когда Степан вновь возник в дверях. — Анна Михайловна принять изволят! — громко возвестил он. Белов поморщился, демонстративно засунул палец в ухо, делая вид, что слуга его оглушил, после чего стремительно зашел внутрь. Анна Михайловна была в зале. Вместе с Настей она сидела за огромными пяльцами, на которые было натянуто чистое полотно. — Здесь мы золото пустим, а здесь — жемчугом мелким расшить можно… — при виде Григория старая ведьма поднялась, — Гришенька, голубчик! А мы с Настей пелену для иконы вышивать собрались. В благодарность за спасение мужа моего. — Вижу, — почтительно поцеловав протянутую руку, Белов бросил пристальный взгляд на невесту. Та слегка смутилась, беспомощно взмахнула ресницами и тоже встала. — Какими судьбами здесь, Григорий Петрович? — спросила девушка, протягивая руку для приветственного поцелуя. — Пришел справиться о здоровье Александра Борисовича, — гвардеец вопросительно посмотрел на жену командира, та кивнула. — Все в порядке, Гриша. Вы не представляете, как я вам благодарна, что вы оказались неподалеку. — Пустое, — оборвал преображенец. — К тому же я тут и не при чем. Сашка все углядел. — Полно прибедняться! — Анна Михайловна покачала головой. — Вот оправится Александр Борисович, лично спасибо скажет. Да что же это мы все стоим? Присаживайтесь, голубчик, я распоряжусь, чтоб ужин подали! — Да зачем же ужин? Вам сейчас не ужином, а мужем заниматься надо! — запротестовал гвардеец, уже жалея, что потревожил хозяйку дома, — Я и в казармах поем. Васька мой…