— Господи помилуй! — Рассумовский размашисто осенил себя крестом. — Умер? — Жив. Алексей Григорьевич, надо государыне доложить, пока граф Шувалов все не переиначил! — преображенец с мольбой посмотрел на фаворита государыни. — Этот может! — недобро усмехнулся «ночной император». — Вся их семейка такая! Прости, Господи, разговоры грешные! Пойдем, Григорий, негоже в Божьем доме о мирских делах! Они вышли на террасу. — Государыня сейчас в Монтплезире. Почивать изволит. Вчера всю ночь в шахматы с Иваном Ивановичем Шуваловым играла! — Рассумовский даже не пытался скрыть иронию, пронизывающую его слова. — То-то и братец его сейчас обласкан без меры! Белов отвел взгляд, слухи о новом фаворите ходили уже с месяц. Странно лишь, что сам Алексей Григорьевич не беспокоился о своем положении, впрочем, судя по тем же слухам, он давно был повенчан с императрицей, оттого и размещался в смежных со спальней государыни покоях и, как добродушный муж, пресытившийся семейной жизнью, смотрел на увлечения Елисаветы Петровны сквозь пальцы. — Ладно, Гриша, не он первый, не он последний, — махнул рукой Алексей Григорьевич, убеждая не то своего собеседника, не то себя самого. — Пойдем, счастья попытаем! Они спустились в Нижний парк, прошли мимо вольеров с радостно щебечущими птицами и направились к небольшому одноэтажному дворцу, из красного кирпича, крыша которого напоминала воинский шатер. Две галереи, раскинувшиеся вдоль залива точно крылья, птицы, защищали пришедших из парка от ветров. Уже проходя мимо цветников внутреннего двора, Белов заметил, что караулы его полка в парке и на подступах к Монтплезиру были усилены семеновцами. Преображенец нахмурился, но у Рассумовского ничего спрашивать не стал. Вместе с фаворитом он зашел в услужливо распахнутые лакеями двери и оказался в Парадном зале, так нежно любимом Петром Великим. Гвардеец часто бывал в этом зале и раньше, поэтому даже не обратил внимания ни на дубовые панели, закрывающие стены от черно-белого блестящего мраморного пола, до расписного потолка, плафон которого поддерживали парные алебастровые фигуры, олицетворяющие времена года. Рассумовский остановился посередине зала и громко потребовал кого-нибудь из фрейлин. Из дверей показалась девица, в которой Белов узнал Лизетту — Настину соседку по комнате. При виде фаворита государыни, фрейлина слегка смутилась, но тут же браво отрапортовала, что императрица еще в постели. — Скажи государыне, что здесь Григорий Белов и у него срочное дело, — приказал Рассумовский. — А про вас, Лексей Григорьевич? — А это как хочешь, — добродушно отмахнулся он, — хотя упомяни, может завтракать со мной изволит! Лизетта кивнула и удалилась. Рассумовский сел в кресло. От нечего делать, преображенец прошелся по залу. Батальные картины холланских мастеров были развешаны по стенам. Григорий знал их расположение наизусть, поэтому разглядывать не стал, а оперся плечом на раму огромного окна, разглядывая очертания Котлина — форта, точно замок закрывающего залив для входа вражьих судов. За спиной раздались легкие шаги. Лизетта снова показалась в зале. — Белов, государыня изволит принять вас. Идемте! Алексей Григорьевич, вас просили подождать! Вслед за фрейлиной гвардеец прошел в соседнюю комнату, прозванную морским кабинетом. Елисавета Петровна была уже там. в утреннем наряде из розового шелка и кипенно-белого кружева, она сидела в резном кресле, на спинке которого был изображен герб Российской империи и вензель Петра Великого. Рыжеватые волосы императрицы ярко выделялись в сравнении с темными дубовыми панелями стен. — Ну что, Белов, зачастил ты ко мне с докладами… — государыня Глядишь, и за ум возьмешься, батюшку с матушкой порадуешь! С чем на этот раз? — Дело серьезное, — Белов взглянул в сторону Лизетты, которая делала вид, что не вслушивается в разговор. Улыбка слетела с лица Елисаветы Петровны. — Выйди, — распорядилась она фрейлине. Та послушно скользнула за дверь. — Что случилось? — Александра Борисовича отравили, — Белов коротко пересказал все события утра. По мере рассказа Елисавета Петровна хмурилась все больше. Когда Григорий замолчал, она встала и прошлась по кабинету, покусывая нижнюю губу, как делала по обыкновению, когда глубоко задумывалась. Гвардеец следил за ней взглядом, прекрасно зная, что государыня никогда не принимает решения сгоряча, предпочитая сперва все хорошо обдумать. — Бутурлин выживет, должен выжить, — с убеждением произнесла Елисавета Петровна. — Хорошо, что Анна Михайловна приехала, вовремя. Отравителями его пусть граф Шувалов займется, он свою работу знает! А вот что со зверем делать?.. Она требовательно позвонила в колокольчик, вызывая фрейлину и распорядилась пригласить Рассумовского. Тот вошел, почтительно кланяясь. — Государыня, звать изволили? — Леша, прекрати! — отмахнулась императрица, — А то Белов никогда у дверей моей спальни не дежурил! — Так дежурить это одно, а общаться с тобой, душа моя в присутствии лиц должностных и армейских… — развел руками Алексей Григорьевич, точно улавливая малейшие перемены в настроении своей царственной любовницы. Та нервно улыбнулась: — Вот давай об армейских лицах и поговорим! Белов тебе все рассказал? — Лишь вкратце, — мужчины обменялись быстрыми взглядами. Это не ускользнуло от внимания императрицы. — Вкратце! — фыркнула она. — Тогда, друг мой сердечный, и ответь вкратце, что делать теперь? — Так знамо что! — Рассумовский усмехнулся, его глаза заблестели от предвкушения. — Охоту тебе, матушка, надобно объявить. — У нас тут убийства, оборотень по лесам гуляет, а ты мне зайцев да уток бить предлагаешь? — возмутилась Елисавета Петровна. — Ну захочешь зайца, можешь и зайца, но поедем то мы на хищного зверя охотиться. — А ведь дело говоришь — голубые глаза императрицы сверкнули. Она улыбнулась, уже предвкушая суету, лай собак и бешеную скачку по лесу за добычей. — Алексей Григорьевич, думаете, оборотень выйдет? — засомневался преображенец. — Скоро полнолуние будет, так что выйдет! — усмехнулась Елисавета Петровна. — Им же, обряд не прошедшим, луна разум затмевает! Мне это сам Яков Брюс рассказывал. К тому же у меня и приманка для зверя имеется… Знатная приманка! Любой зверь за нее душу продаст, коли душа еще есть. Рассумовский озадачено взглянул на царственную любовницу, но, заметив азарт во взгляде, спрашивать ни о чем не стал. Белов лишь нахмурился, гадая, что же такое Елисавета Петровна придумала, чтобы выманить зверя из логова. — Ладно, Белов, ступай в казармы, отоспись, на охоту скоро пойдешь! — отмахнулась государыня. — А там и свадьбу твою сыграем! Григорий щелкнул каблуками и вышел. Левшин поджидал у дворца, он уже успел отвести коней на конюшни, и теперь прогуливался, то и дело раскланиваясь с многочисленными знакомыми. — Гриш, ну что? — он подскочил к другу. — Охота у нас намечается, Сашка, — ответил тот. — Царская охота. Левшин лишь присвистнул в ответ. Глава 3 Всю дорогу, проходящую по Питерсхоффу, Насте не давал покоя злосчастные колокольчики, которые Григорий сжимал в руке. Как не пыталась она не думать об этом, в голову постоянно лезли назойливые мысли о букете. Девушка понимала, что ревновать глупо, к тому же колокольчики гвардеец мог собирать и сестре или племяннице, но все равно никак не могла позабыть злосчастные цветы. В мыслях об этом, Настя искусала себе все губы. — Приехали, Настасья Платоновна! — Петр спрыгнул с облучка и распахнул дверцу кареты. Девушка вышла. — Петр, езжай в казармы, — распорядилась она. — Глашу вдруг там увидишь — накажи, чтобы ко мне шла! — Будет сделано, барыня! — Петр поклонился и вскочил на облучок, — Пошла, залетная! Карета со скрипом двинулась по дороге. Настя подошла к крыльцу, когда её окликнул слишком знакомый баритон, при звуках которого по коже пошли мурашки. — Анастасия Платоновна, добрый день! Рад, что вы так быстро вернулись! Девушка обернулась и встретилась взглядом с холодными глазами соседа. — Михаил Евстафьевич, добрый день! — она постаралась, чтобы голос звучал ровно. — Какими судьбами? — Да вот, вас жду, — Волков не стал ходить вокруг да около.