…Руди сидел в машине, курил сигарету и думал, что бабы – это действительно самое худшее на свете. В особенности Карла – она была самой глупой коровой, какую он когда-либо встречал. Целыми днями изводила его из-за погоды, которую он вообще-то тоже не мог изменить, причитала, ныла, а теперь еще, в довершение всему, задала ему на скале влюбленных такой сумасбродный вопрос, на который иначе как рассерженно и иронично вообще невозможно было ответить. Бросился бы он вниз, если б… Руди ненавидел эти гипотетические вопросы, с помощью которых женщины всегда стремились провести какие-то свои тесты. Достаточно ли сильно их любят, достаточно ли страстно желают, почитают и бог знает что еще… Карла в этом деле была чемпионкой мира. Ей вечно нужно было убедиться, что она играет главную роль в его мыслях. Боже мой, как же утомительно! Чаще всего Руди отвечал то, что ей хотелось услышать: для этого не требуется интеллектуальных рекордов, это был скорейший способ сделать так, чтобы его оставили в покое. Но сегодня он не смог этого сделать, сегодня она слишком его допекла. Сегодня ему хотелось причинить ей боль; и, в конце-то концов, ему дозволено время от времени выпускать пар! И, конечно же, у нее сразу выступили слезы на глазах, и она рванула прочь, наверняка ожидая при этом, что он галопом полетит следом… Но тут она ошиблась. Пару минут Руди даже подумывал по-ехать обратно в отель – и пусть Карла пешком проделывает весь путь туда, – но это означало бы, что вечером она была бы еще в дороге, и в конечном итоге ей пришла бы идея поймать попутку, – а дальше известно, что бывает в таких случаях… Черт, он женился на этой женщине, так что теперь нес ответственность за нее! Руди опустил окно и выбросил сигарету, после чего стал угрюмо смотреть на небо над морем. «Надеюсь, Карла не заблудится, – думал он. – До такой степени тупой не может быть даже она. Наверное, не появляется из чистого упрямства. Но поскольку дождь постоянно моросит, за это время она должна была совсем промокнуть… Глупая утка!» – выругался он мысленно, спросив себя в очередной раз, почему согласился на эту женитьбу. И тут он увидел свою жену в заднем зеркале. Она как раз пересекла дорогу и вышла на парковочную площадку. Что-то в ней показалось Руди странным. Волосы у нее прилипли к голове – но это из-за дождя. Ее лицо было каким-то перекошенным – но это могло быть от приложенных усилий, ведь она пробежала приличное расстояние без всякой подготовки. «Как это мучительно для нее! – с удовольствием подумал мужчина. – Она думала, я помчусь за ней, а теперь ей пришлось вернуться самой… Посмотрим, как она сейчас все объяснит». Он откинулся назад, но продолжал следить за Карлой через заднее стекло. Жена покачнулась, и стало ясно, что она едва держится на ногах. О боже, он не знал, что она настолько в плохой форме! Женщина шла, спотыкаясь, к машине, и казалось, что она в любую минуту готова упасть без сил. Теперь Карла была уже достаточно близко, Руди мог более четко рассмотреть ее лицо – и он увидел, что не ошибся. Лицо Карлы исказилось, причем гораздо сильнее, чем ему показалось вначале, и теперь он понял, что именно посчитал таким странным: его жена выглядела не просто измученной. Ее лицо было перекошено от ужаса и паники, а глаза расширены от страха. «Она как человек, который посмотрел смерти в лицо!» – пронеслось у него в голове, и хотя Руди ни в коем случае не хотел идти ей навстречу, он все же быстро покинул машину и шагнул к ней. Карла в буквальном смысле упала без сил ему на руки. Она что-то бормотала, но вначале муж не мог понять, что она хотела сказать. Он легонько потряс ее. – Успокойся! Что случилось? Послушай, тебе ничего не грозит! Наконец Карла сумела выдавить из себя более или менее внятные слова. – Один мужчина… – прохрипела она, и ее супруга охватил страх: ей встретился насильник, где-то там, в тумане, и… – Он мертв! Руди, он… лежит там, сзади, между холмами. Он… весь в крови… Мне кажется, кто-то его зарезал… 2 Лаура чувствовала усталость и тяжесть во всем теле. Так она всегда ощущала себя, когда занималась чем-то, что ей вовсе не хотелось делать. Она последовала советам Анны, потому что какой-то частью своего сознания понимала, что та права, но самой ей не хотелось ничего делать, ее охватило почти парализующее безразличие. Фрау Симон была настолько вымотана, что в принципе не испытывала никакой другой потребности, кроме покоя. Ей хотелось лечь и поспать – и больше ни о чем не думать. С раннего утра шел дождь. Она попыталась застать Кристофера, но его не было дома, и Лаура решила наведаться к нему еще раз после обеда. Около двенадцати часов она съездила в «У Надин», где, кроме нее, еще не было других посетителей. Надин стояла, прислонившись к барной стойке, и пила чай. Она была небрежно одета и ненакрашена, и Лауре показалось, что эта женщина на несколько лет постарела с тех пор, как она видела ее летом. Беспокойство и ожесточенность породили еще более резкие морщины на ее лице, и Лауре впервые удалось понять, насколько Надин Жоли ненавидит свою жизнь. Долгое время фрау Симон не знала, что Надин несчастлива. Она почему-то всегда считала, что они с Анри – идеальная пара, нашедшая смысл жизни в своем ресторанчике. Лаура вспомнила, как два года назад, приехав сюда летом, впервые столкнулась с неприятными фактами. Незадолго до этого родилась Софи, и в тот год они с Петером впервые отправились в отпуск в Прованс втроем. Именно тогда Лауре стало ясно, что в ближайшее время у нее не будет шанса устроиться на какую-либо работу, поскольку Петер, который до этого уже вытеснил ее из собственной фирмы, постоянно выдвигал в качестве аргумента ребенка и не оставлял никаких сомнений в том, что посчитает ее плохой матерью, если она не посвятит дочери все свое время и силы. Однажды Лаура заговорила об этом с Надин и добавила: – Тебе хорошо. У тебя есть обязанности, которые тебя удовлетворяют. Ты помогаешь своему мужу, у вас есть общая страсть, которая вас… Но Надин резко перебила ее – такой рассерженной Лаура ее до этого никогда не видела. – Страсть! Удовлетворение! Боже, как ты можешь быть такой наивной! Неужели ты в самом деле думаешь, что я когда-либо мечтала о такой жизни? День за днем стоять в проклятой пиццерии, обслуживать слабоумных туристов и иметь рядом с собой мужа, который получает удовольствие от решения животрепещущего вопроса, подойдет ли для пиццы моцарелла или какой-нибудь другой проклятый сыр? Ты действительно думаешь, что это та жизнь, которой мне хотелось? Сейчас Лаура уже не помнила, что ответила на это. Вероятно, она была слишком удивлена, чтобы сказать нечто вразумительное. А сегодня в обед эта сцена раз за разом упорно возникала в ее памяти, и она еще раз подумала, насколько отчаявшейся выглядит Надин. Лаура съела одну пиццу, за которую Анри, тоже выглядевший бледным и несчастным, не хотел брать денег и которую она, поскольку это был подарок, с трудом проглотила всю до последнего кусочка, хотя аппетит покинул ее почти сразу, как только она начала есть. Утром фрау Симон встала на весы и отметила, что похудела уже на пять фунтов. За то время, что сидела дома с Софи, скучая и страдая без работы, она прибавила в весе. «А вся эта история, – подумалось ей, – хотя бы вернет мне мой нормальный вес». Лаура объяснила Анри и Надин, что очень обеспокоена из-за машины, которую Петер оставил вместе со всеми вещами. О билетах на самолет она не упомянула – так же, как и о его банкротстве и о наличии постоянной любовницы. – Я думаю, что с ним могло что-то случиться, – закончила она, – а одна подруга навела меня на мысль поспрашивать посетителей, которые были здесь в субботу вечером. Может быть, кто-то что-то заметил… – Меня в субботу не было, – сказала Надин. – Как обычно, – промолвил Анри. – Я тебе заранее сказала!.. – огрызнулась на него жена, и Лаура, испугавшись, что ситуация наверняка перерастет в скандал, быстро вмешалась: – Ты же был здесь, Анри. Ты знаешь кого-нибудь из посетителей? Я имею в виду по имени. Или, может, даже знаешь чей-нибудь адрес и телефонный номер? – О боже, – ответил Анри, – боюсь, что нет. Тебе же известно, что сюда приходят в основном туристы. Даже если увидишь их здесь несколько раз, все равно не узнаешь, откуда они приехали или как их зовут. – Но ты же наверняка был не один. Кто помогал тебе в тот вечер? – спросила фрау Симон. – Никто. Я действительно был совсем один. – Ах, – встряла Надин, – а где же была преданная Катрин? Муж проигнорировал ее вопрос и сказал: – Я подумаю – может быть, мне и вспомнится имя кого-нибудь из гостей… Но Лауре не верилось, что он действительно займется этим. Казалось, никто не верил в то, что с Петером могло произойти что-то серьезное. Все, наверное, думали, что он развлекается где-то с какой-нибудь девочкой, а его жена истерит по этому поводу. «Вы все ничего не понимаете», – устало подумала Лаура. Она покинула «У Надин» после того, как еще раз повторила свою просьбу, чтобы Анри позвонил ей, если у него в памяти всплывет чье-то имя. Когда она отбывала от кафе, то снова проехала мимо машины Петера. У нее тут же усилилась депрессия, и она почувствовала себя еще более усталой. А еще поняла, что тоскует по своему ребенку. «Мне следовало бы поехать домой, а это все оставить как есть», – подумала Лаура. Она, собственно, хотела сразу поехать в их с Петером дачный дом и прилечь, но внезапно поняла, что не может сейчас быть одна. Тогда Лаура поехала в Сен-Сир, вниз, к порту Ле-Лек, и села за столик в одном из кафе. Дождь как будто немного стих, и ей показалось, что над морем просветлело. Если б погода была получше, все воспринималось бы легче – в этом Лаура не сомневалась. Она заказала кофе и водку и стала пить оба напитка маленькими глотками, завороженно наблюдая, как быстро разрываются и разбегаются друг от друга облака. Поднялся ветер. Дождь совсем прекратился, и по небу быстро, словно раздуваемый ветром пожар, распространилась сияющая голубизна. А потом вдруг вывалилось солнце – и вспыхнуло так ярко, словно ему пришлось слишком долго скрываться за тучами. Его свет разлился над морем и пляжем, над камнями набережной и над домами, над корзинами для мусора, над кустами и осенними цветами, и миллиарды капель дождя заблестели и заиграли под ним. «Как красиво, – подумала Лаура, – как великолепно!» Она удивилась тому, какое глубокое магическое действие оказал на нее этот момент и как сильно она могла его прочувствовать. – Можно к тебе присесть? – спросил вдруг кто-то. Это был Кристофер; он улыбнулся ей. Разговор, который непринужденно сложился между ними в этом маленьком кафе, фрау Симон не забудет до конца своей жизни. Вернее сказать, некоторые отрывки его врезались ей в память, в то время как другие остались погруженными в какой-то нереальный сумеречный свет и больше никогда не смогли проясниться. После обычного обмена приветствиями и вопросами типа «а что ты здесь делаешь?» и «я пытался еще раз пере-звонить тебе» Кристофер сказал: – Ты только что выглядела такой сияющей… Я уже пять минут наблюдаю за тобой, но не осмеливался с тобой заговорить. Ты казалась погруженной в сказочный мир. – Это и было какое-то подобие сказочного мира. Солнце так внезапно появилось, и все это сияние вокруг… – попыталась объяснить Лаура. Потом они обменялись несколькими несущественными фразами, и неожиданно фрау Симон откровенно поделилась с Хейманном своими чувствами. Она не знала, почему сделала это, – ведь единственным человеком, с которым Лаура обсуждала вещи, касающиеся ее внутреннего мира, была Анна. – У меня только что было такое чувство, которое полностью мною овладело, – сказала она. – Это был порыв счастья и легкости. Я уже позабыла это чувство; оно напомнило мне мою юность, то время, когда я была беззаботной и уверенной в себе, то время до… – Лаура прервалась, сильно прикусив губу, но Кристофер, конечно, понял, что она хотела сказать. – Время до Петера, – завершил он ее фразу, и она не стала возражать. Позже Лаура заговорила с ним о запланированных – гонках: – Тебя действительно не удивило, что Петер не явился? – У нас не было договоренности, – объяснил Хейманн. – У вас не было… но в воскресенье ты сказал… – В воскресенье ты застала меня врасплох. Я не знал, как отреагировать. – Тебя не удивило, что он не стал с тобой договариваться? После всех этих лет, когда эта осенняя неделя уже стала неотъемлемой частью вашей жизни? – Нет. – Почему же? – Потому что я был в курсе. В ушах Лауры зазвучал легкий шум – это было что-то вроде тихого постукивания где-то под глоткой. Удивительным образом у нее ни на секунду не возникло сомнений в том, что Кристофер имел в виду. – С каких пор? – спросила Симон. – С каких пор мне это известно? Три года. Три года назад Петер сказал мне об этом. – Я имею в виду: с каких пор длится его… история? Ты это знаешь? – В течение четырех лет. Шум в ушах усилился. Было неприятно. Однажды, когда у Лауры был сильный грипп, она слышала этот шум, и у нее было такое ощущение, словно она отдалялась от всего ощутимого и реального. Тогда у нее была очень высокая температура. – Кто она? – задала фрау Симон новый вопрос. – Надин Жоли, – сказал ее собеседник, и Лауре показалось, что мир под ее ногами обрушился, а небо сейчас упадет на нее сверху.