Он колебался. Я почувствовала, что задела его за живое. – Только если буду спать на полу, – медленно произнес Том. – Не глупи. Мы взрослые люди. – Вот именно. Секс – не кусок торта, который можно пробовать даром. Его следует заслужить любовью. Я почувствовала, что ко мне относятся снисходительно, и чуть не сказала: «Иди». Но затем он снова обхватил мое лицо руками. – Я останусь. Но кое-что нам нужно прояснить. Так называемые благовония. Я не настолько глуп, Сара. Если мы хотим и дальше видеться, ты должна перестать курить марихуану. Могла бы сказать ему, что это не я. Что сосед приходил предупредить меня об очередном взломе, и это он выкурил самокрутку. Но у меня возникло ощущение, что Том не поверит. Ирония в том, что из всего сказанного мною той ночью это была бы одна из немногих правдивых вещей. В любом случае, рассуждала я, есть определенный баланс между «признанием» в том, чего не делала, и молчанием о том ужасном поступке, который совершила. Ровно десять лет назад день в день. – Хорошо, – услышала я собственный голос. – Ты принимаешь что-нибудь покрепче? – спросил он. – Нет, конечно. Казалось, он мне поверил. – Какое у тебя счастливое число? – внезапно спросила я у него. – Счастливое число? – Том выглядел озадаченным. – Как число может быть счастливым? – Но у каждого такое есть! У меня – два. Не стала добавлять, что это из-за мамы. Два было ее счастливым числом, она часто говорила: «Ведь нас только двое. Ты и я». – Пожалуйста. Выбери какое-нибудь. Он покачал головой, но рассмеялся: – Хорошо. Два. – Это правильный ответ! – Мое сердце пело. Это был знак. Так и должно было быть. В ту ночь мне снились обычные кошмары. Хлопают двери. Кричат люди. Не хватает воздуха… Но вместо того чтобы проснуться в холодном поту, я смутно осознавала, что кто-то говорит мне: «Все хорошо». Когда проснулась утром, Тома уже не было. На его стороне стояла бутылка зеленой жидкости для мытья посуды с запиской. Очень четкие заглавные буквы, все одного размера: «Я НЕ ХОТЕЛ БУДИТЬ ТЕБЯ, ЧТОБЫ УЗНАТЬ НОМЕР ТВОЕГО МОБИЛЬНОГО. НО УВИДИМСЯ НА ЗАНЯТИЯХ НА ТОЙ НЕДЕЛЕ. СПАСИБО ЗА УЖИН. Я НАДЕЮСЬ, В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ТЫ ПОЗВОЛИШЬ УГОСТИТЬ ТЕБЯ». И хотя Том Уилкинс во многих отношениях был моей полной противоположностью – причем настолько, что и сам не представлял, – я с нетерпением ждала встречи. * * * Дождь уже перестал. Ночь черна. Ни одной звезды. Это хорошо. Сложнее нас заметить. Не поднимай голову, говорю я себе. Иди быстро. Не опоздай. Глава 3. Том Цифры – которые всегда были единственной константой в моей жизни – мучили меня целую неделю после вегетарианского ризотто. Они отсчитывали сами себя в моей голове. «Шесть дней и двенадцать часов, и я снова увижу Сару-с-солнечной-улыбкой». «Шесть дней и пять часов». От фактов – которые всегда были моими друзьями – голова шла кругом. «Она не в твоем вкусе». «У вас нет ничего общего». «Я хочу переспать с ней». «От ее улыбки я свечусь изнутри». «Она курит марихуану». Я со школы был против наркотиков. И с тех же пор поклялся поступать правильно. Этот принцип относился не только к наркотикам, но и к жизни в целом. Я должен был держать себя в руках. Иначе мог бы совершить еще одну ужасную ошибку. Так и к чему же мне такая женщина, как Сара Винсент? – Ты втрескался, Уилкинс, – ответил Хьюго, когда я рассказал ему. Он был моим лучшим другом. Или, точнее, единственным другом. Наша дружба началась в восемь лет, когда во всей школе только он не стал дразнить меня из-за глаза. И потом, конечно, было еще кое-что. То, о чем мы никогда не говорили. Хьюго и Оливия пригласили меня поужинать, но моя младшая крестница еще не спала, а еда была не готова. Это раздражало, поскольку я проголодался. Меня воспитали в убеждении, что пунктуальность – синоним вежливости. – Зачем ждать? – продолжал он. – Ты знаешь, где она живет. Просто удиви ее букетом цветов. – Я же сказал, – напомнил я. – В моей записке говорилось, что мы увидимся на следующем занятии. – Ты можешь передумать, – сказала Оливия, спускаясь по лестнице с малышкой на руках. Я не мог отделаться от мысли, что ребенку давно пора спать. – Нет, не могу, – ответил я, смущенный тем, что она подслушала наш разговор. – Это в моем ежедневнике. – Ежедневники можно переписать, Том, – сказали они хором. Я замечал это за супружескими парами. С той минуты, как они надевают кольца, и разговаривать начинают словно один человек. «Три дня и два часа». «Один день и семь часов». «Восемь часов». «Один час». Я принял меры предосторожности, захватив с собой свежевыглаженные джинсы и новый коричневый свитер с высоким воротом, чтобы переодеться в офисе перед уроком рисования. В прошлый раз я оказался там единственным человеком в костюме. Остальные ученики были в неряшливых джинсовых комбинезонах, которые выглядели так, будто их уже давно не стирали. Кажется, это называлось «гранж». – Ты мило смотришься, – сказала одна из стажерок, входя в лифт, когда я уходил из офиса. Мило? Мне никогда не нравилось это определение. Оно могло подразумевать прямо противоположное тому, что должно было означать. Подобные слова могут ввести в заблуждение. Об этом мы говорили на прошлом собрании, куда я в обязательном порядке ходил каждую среду.