– Вы подозреваете меня?! В чем? – В сутяжничестве. Мистеру Мёрфи нужно заботиться о собственном престиже и кредите доверия, поэтому он вряд ли стал меня нахваливать, но я не верю, что он не упомянул о моей роли в этом деле. Он не такой круглый дурак. Полагаю, вы явились сюда, отлично понимая, что я заслужил свой гонорар, и придумали дешевую уловку, чтобы его уменьшить. Гонорар пятьдесят тысяч долларов. – Я не буду платить. – Нет, будете. – Вулф скривился. – Сэр, я никогда не ухожу от споров, но нахожу вашу манеру пререкаться по пустякам крайне неприятной. Давайте я вам вкратце расскажу, как все будет. Я предъявлю свой счет, вы откажетесь платить, и я вчиню вам иск. К тому времени как дело дойдет до судебного разбирательства, я представлю доказательства, что не только нашел вашего сына, для чего вы меня и наняли, но и снял с него обвинение в убийстве, подтвердив его невиновность. Впрочем, я сомневаюсь, что вы доведете дело до суда. Вы все урегулируете. Оглядевшись по сторонам, Херолд обнаружил большое удобное кресло и сел. Вероятно, у него был тяжелый день. – Это мое кресло. – Вулф при желании мог и рявкнуть. – Здесь есть табурет. Три очевидные причины: во-первых, Вулфу не нравился мистер Херолд; во-вторых, Вулфу хотелось додавить Херолда; в-третьих, если разговор затянется, кресло понадобится самому Вулфу. Если Херолд вскочит и будет стоять, то останется противоборствующей стороной. Если продолжит сидеть в кресле, то сам себя загонит в угол. Если возьмет табурет, то считай, что он уже проиграл. Херолд подошел к табурету и сел. И уже более миролюбиво продолжил: – Я не ослышался? Вы действительно можете доказать его невиновность? – Нет. Не сейчас. Но очень на это надеюсь. В среду утром, то есть позавчера, мистер Гудвин виделся с вашим сыном и говорил с ним, установив его личность. Но ваш сын не захотел ставить вас в известность. Это так, к слову. Вам удалось с ним сегодня пообщаться? – Я видел его. Но он отказался со мной разговаривать. Он меня отверг. Его мать едет сюда. Уже небольшой прогресс. Раньше он говорил исключительно «моя жена», а теперь – «его мать». Одна большая несчастливая семья. Тем временем Херолд продолжил: – Он ее тоже не захотел видеть, но она все равно приезжает. Впрочем, не знаю, станет он с ней говорить или нет. Он ведь не просто арестован, он осужден, и окружной прокурор утверждает, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Почему вы думаете, что он невиновен? – Я не думаю. Я уверен. Убили одного из моих людей. И я не заслужил гонорара?! Пф! Вы обо всем узнаете, когда придет время. – Я хочу знать прямо сейчас. – Мой дорогой сэр, – Вулф буквально источал презрение, – вы ведь меня уволили. Мы с вами противные стороны в судебном разбирательстве. Или скоро станем таковыми. Мистер Гудвин проводит вас вниз. Отвернувшись, Вулф взял горшок и зачерпнул пригоршню смеси угля с компостом. Что, собственно, было сплошным притворством, поскольку эту смесь положено класть на дренаж из черепков. С высоты табурета Херолд мог видеть Вулфа исключительно в профиль. Дождавшись, когда Вулф наполнит еще четыре горшка, он снова заговорил: – Я вас не увольнял. Просто был не в курсе сложившейся ситуации. Впрочем, я и сейчас не в курсе, но желаю знать. Вулф, не поворачиваясь, спросил: – Так вы хотите, чтобы я продолжил? – Да. Его мать приезжает. – Очень хорошо. Арчи проводи мистера Херолда в кабинет и ознакомь с ходом расследования. Только не говори о наших выводах относительно содержимого карманов Джонни. Не хватает еще, чтобы Кремер начал совать нос в наши дела. – Рассказать ему обо всем остальном? – уточнил я. – Почему бы и нет. Слезая с табурета, Херолд зацепился ногой и едва не упал. Поэтому я провел его вниз по лестнице, чтобы дать ему хоть немного размять ноги. Мое изложение ситуации не слишком впечатлило Херолда, хотя, возможно, он просто не справился с переизбытком впечатлений за один день. Парень действительно пребывал в шоковом состоянии. Тем не менее, когда он уходил, мы все еще на него работали. Он дал мне название своего отеля, и я обещал докладывать о ходе дела. Уже в дверях я сказал Херолду, что его супруге не стоит приходить к Вулфу, так как, когда Вулф с головой погружен в расследование, он иногда забывает о хороших манерах. Я не стал добавлять, что Вулф иногда забывает о хороших манерах, даже когда не погружен с головой в расследование. Наконец я остался один, и у меня вдруг возникла идея попытаться сделать несколько телефонных звонков. Обсуждая задание для Орри, мы вспомнили о моем хвосте – парне в коричневом плаще реглан и фетровой шляпе с загнутыми полями, который преследовал меня во вторник днем, когда я вышел из дому, чтобы отправиться в суд взглянуть на Питера Хейса. Поскольку с тех пор от парня в коричневом реглане не было ни слуху ни духу, мы предположили, что наше объявление в газете вызвало чье-то любопытство, но человек этот потерял к нам интерес, когда жюри присяжных определило участь Хейса. Мы с Вулфом постановили, что бесполезно пускать Орри по этому следу, так как не знали, с чего начать, однако сейчас я решил, что будет невредно обзвонить парочку знакомых агентств и немного поболтать. Конечно, вероятность того, что кого-то из них наняли, чтобы установить за мной слежку, была очень невелика, а того, что они захотят слить мне информацию, – еще меньше, однако иногда в дружеской беседе проскакивают интересные вещи, да и вообще, под лежачий камень вода не течет. Поразмыслив, я решил сперва попытать счастья с Делом Бэскомом и уже начал набирать его номер, но у меня возникли сразу две помехи. Из оранжереи спустился Вулф, и пришел Сол Пензер. По лицу Сола чертовски сложно что-то прочитать, когда он играет с тобой в покер или работает под прикрытием, но, когда в этом нет особой надобности, он обычно не так осторожен, и по его виду я сразу догадался, что он явно нарыл нечто важное. Вулф тоже сразу догадался и теперь сгорал от нетерпения. Не дав Солу развернуть кресло, Вулф потребовал: – Ну выкладывай! – С самого начала? – уточнил Сол. – Да. – Я позвонил в квартиру Ирвинов в девять тридцать две. Мне ответила какая-то женщина, и я попросил позвать к телефону Эллу Рейс. Она поинтересовалась, кто ее спрашивает, и я ответил, что это следователь службы социального страхования. Тогда она спросила, что ему нужно от Эллы Рейс, и я сказал, что произошла некая путаница с фамилиями и мне нужно проверить. Женщина сказала, что Элла Рейс ушла и неизвестно, когда вернется. Я сказал спасибо. Итак, концы с концами явно не сходятся. Горничная, живущая в квартире хозяев, отсутствует, и никто не знает, когда вернется. Тогда я зашел в многоквартирный дом, где жили Ирвины, и представился швейцару. Жаль, нельзя увидеть воочию это представление. Короче, Сол имел в виду, что уже через три минуты швейцар настолько к нему проникся, что не стал предупреждать хозяев квартиры и пропустил гостя к лифту. Бесполезно подражать Солу, я пробовал. – Я поднялся в квартиру двенадцать Б, дверь открыла миссис Ирвин. Я сказал, что был поблизости по делам и заскочил поговорить с Эллой Рейс. Миссис Ирвин ответила, Эллы нет дома и по-прежнему неизвестно, когда она будет. Ну, я немного нажал, конечно стараясь не переусердствовать. Я объяснил, что путаница произошла из-за адресов, и спросил у миссис Ирвин, не знает ли она, есть ли у горничной другой адрес, ведь ее семья, кажется, проживает в доме двести девятнадцать по Восточной Сто двенадцатой улице. Миссис Ирвин ответила, что, насколько она знает, нет. Семья Эллы Рейс вроде бы живет на Восточной Сто тридцать седьмой улице. Я попросил дать мне номер дома, и миссис Ирвин ушла в другую комнату, а вернувшись, назвала триста шестой номер по Восточной Сто тридцать седьмой улице. Сол посмотрел на меня. – Арчи, не хочешь записать? – И продолжил, когда я взял блокнот: – Я спустился вниз и поинтересовался у швейцара, видел ли он, как горничная миссис Ирвин сегодня утром выходила из дому? Он ответил «нет». Более того, он также не видел, как она входила в дом. Швейцар сообщил, что по четвергам вечером у горничной выходной, и она всегда возвращается в пятницу в восемь утра, но он ее не видел. Швейцар спросил у лифтера, однако лифтер ее тоже не видел. Поэтому я отправился пешком на Восточную Сто тридцать седьмую улицу, в дом номер триста шесть. Дом оказался настоящей трущобой, без горячей воды и лифта. Я встретился с матерью Эллы Рейс. Ну, я старался быть предельно осторожным, хотя с такими людьми это нелегко. Но так или иначе, я выяснил, что Элла всегда ночует дома с четверга на пятницу, правда в четверг вечером она почему-то не пришла. Миссис Рейс собиралась позвонить миссис Ирвин, однако передумала из опасения, что Элла занимается чем-то таким, о чем не должна знать ее хозяйка. Конечно, миссис Рейс напрямую об этом не сказала, тем не менее я все понял. Остаток дня прошел без особого успеха. Вернувшись к дому Ирвинов, я узнал от швейцара, что Элла Рейс вчера ушла, как обычно, в шесть вечера, одна. Миссис Рейс дала мне имена парочки подруг Эллы, я с ними повидался, они назвали мне еще несколько имен. Никто ее не видел и не слышал. Я дважды звонил миссис Ирвин, раз в час звонил в полицейское управление, справляясь о несчастных случаях, естественно не упоминая об Элле Рейс. И вот, когда я в пять часов позвонил в полицию, мне сообщили, что под штабелем досок на берегу пролива Гарлем, в районе Сто сороковой улицы, обнаружено тело неизвестной женщины, которое уже отправили в морг. Затем я отправился в морг, но тело еще не привезли. Когда его наконец доставили, я подошел взглянуть. Внешность покойницы подпадала под описание, которое дала нам миссис Моллой: около тридцати, миниатюрная, аккуратненькая, кожа цвета кофе со сливками. Вот только голова уже не казалось такой аккуратненькой. Затылок был размозжен. Я только что оттуда. Выслушав Сола, я вскочил, но, поняв, что этим делу не поможешь, снова сел. Вулф втянул носом воздух и шумно выдохнул через рот: – Полагаю, мне нет нужды тебя спрашивать, сказал ли ты кому-нибудь о своей догадке? – Нет, сэр. Естественно, нет. Одних догадок явно недостаточно. – Да, недостаточно. Во сколько закрывается морг? Я же говорю, что Вулф – гений. Только гений не побоится задать подобный вопрос, проработав в Манхэттене более двадцати лет частным детективом, специализирующимся на убийствах. Однако вся фишка состояла в том, что Вулф действительно не знал времени работы морга. – Он не закрывается. – Тогда мы можем продолжить. Арчи, позвони миссис Моллой и попроси ее там с тобой встретиться. – Не пойдет, – отрезал я. – Если и найдется несколько женщин, которым я мог бы предложить встретиться в морге, то миссис Моллой явно не из их числа. Кроме того, ее телефон могут прослушивать. Этот сукин сын между убийствами наверняка прослушивает телефонные разговоры, чтобы скоротать время. Пожалуй, я сам привезу ее. – Тогда поезжай. И я поехал. Глава 15 Я сидел на стуле лицом к ней. Предложение присаживаться было принято, потому что по дороге в эту часть города я принял решение, позволяющее мне задержаться чуть подольше. На ней было тонкое шерстяное платье лимонного цвета, которое вполне могло быть сшито из полиэстера или чего-то другого, хотя лично я предпочитаю шерсть. – Когда мы впервые встретились, – сказал я, – пятьдесят часов назад, я мог поставить один к двадцати, что невиновность Питера Хейса будет доказана. Однако сейчас дело приняло совершенно другой оборот. Я могу поставить двадцать к одному. Она прищурилась, отчего уголки ее глаз слегка приподнялись, и чуть-чуть приоткрыла рот. – Вы просто хотите меня успокоить, – сказала она. – Вовсе нет, хотя должен признаться, это руководство к действию. Нам нужна ваша помощь. Помните, я звонил вам сегодня утром с просьбой сказать имя горничной миссис Ирвин и описать ее внешность. Сегодня под штабелем досок на Сто сороковой улице было обнаружено тело молодой женщины с размозженным черепом. Тело сейчас находится в морге. Мы думаем, это Элла Рейс, но не уверены, а нам нужно твердо знать. Я собираюсь взять вас с собой на опознание. Теперь ваша очередь. Она обратила на меня немигающий взгляд. Я сидел и ждал. Наконец она моргнула: – Хорошо. Я поеду. Прямо сейчас? Никаких ужимок и содроганий, никаких визгов и писков, никаких вопросов. Хотя, должен признать, обстоятельства этому весьма способствовали, поскольку она могла думать только об одном и страшная мысль вытеснила все остальные. – Да, прямо сейчас, – ответил я. – Но сперва вы соберете вещи на день или два. Мы возьмем их с собой. Поживете у Вулфа, пока все не закончится. Она решительно покачала головой: – Ни за что! Вчера я вам уже говорила. Мне нужно побыть одной. Не могу сейчас быть на людях и есть на людях. – Вам и не придется. Вы сможете есть у себя в комнате, а комната очень славная. Да и вообще, милая леди, я вас не упрашиваю, а приказываю. Пятьдесят часов назад мне пришлось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы подавить все личные чувства к вам, и я не хочу повторения пройденного, когда вас найдут с пробитой головой. Я действительно хочу вытащить вашего парня, чтобы он мог застать вас живой и невредимой, а не лицезреть ваш хладный труп. Этот субъект уже убил Моллоя, Джонни Кимса, а теперь еще и Эллу Рейс. Не знаю, зачем было ее убивать, впрочем у него может найтись не менее серьезная причина убить вас или считать, что она у него есть, однако ему не удастся это сделать. Идите соберите сумку и поторапливайтесь. Время не ждет. Чтоб мне провалиться, но она явно собиралась протянуть мне руку, хотя потом почему-то отдернула ее! Женский инстинкт не отказываться от представившейся возможности, должно быть, восходит к тем временам, когда люди еще были обезьянами. И все же она отдернула руку. Миссис Моллой решительно поднялась с места: – Думаю, это дурацкая затея, однако мне пока совсем не хочется умирать. – И с этими словами она вышла из комнаты. Очередной прогресс. Ведь еще недавно она говорила, что лучше ей умереть. Вскоре Сельма вернулась уже в шляпке и жакете, с коричневым кожаным чемоданчиком в руке. Я взял у нее чемоданчик, и мы вышли из дому. Для экономии времени я собирался изложить нашу программу действий по дороге, но не судьба. Когда я назвал шоферу такси адрес: «Городской морг, Восточная Двадцать девятая улица, номер четыреста» – и шофер, вытаращившись на нас, тронулся с места, Сельма сказала, что хочет задать мне вопрос, и я ответил, что внимательно слушаю.