В одну бутыль - полную - была вставлена ручная помпа, вторая оказалась пуста. Глаша набрала воды в чайник, поежилась от холода и поспешила вернуться в дом, уютный, теплый, полный знакомых с детства, «добрых» запахов. В бабушкином доме, сколько Глаша себя помнила, пахло ванилью и корицей, яблоками и печеным пирогом, тушеным мясом с картошкой и еще немножко духами. Бабушка никогда не позволяла себе расслабиться настолько, чтобы выйти из дома, не брызнув на себя капельку духов. Глаша поставила чайник на плиту и выглянула в окно. От него шарахнулась чья-то тень, большая, страшная. Присев от неожиданности, чтобы неведомый враг не заметил, как она смотрит в окно, Глаша почувствовала, что по ногам прошелестело что-то мягкое, и чуть не заорала от ужаса. Глянув вниз, она выдохнула - об ее ноги терлась Вася. - Кыш отсюда, - жалобно сказала Глаша, - напугала. Как только бабушка вас терпит? В Васиных глазах было написано сожаление, причем явно о Глашиной недалекости. Распушив хвост, кошка гордо проследовала мимо, дошла до выхода из кухни, обернулась через плечо, еще раз одарив презрительным взглядом, и исчезла. - Охо-хо, грехи мои тяжкие, - пробормотала Глаша. Отправляясь в Грязовец, она взяла с собой ноутбук и черновики научной статьи, которую готовила в соавторстве с Петранцовым, разумеется. У них и раньше выходили совместные статьи, и как-то так сложилось за восемь лет, что собирала материал и писала текст всегда Глаша, а профессор лишь проходился по уже готовой работе опытным взглядом, вносил изменения, такие незначительные, что сразу и не заметишь. Его фамилия на титульном листе всегда стояла первой, но Глашу эта несправедливость совершенно не смущала, да и не считала она подобное положение вещей несправедливым. Засвистел на плите чайник. Бабушка признавала только такие, со свистком. Глаша заварила свежий чай, вытащила из-под полотенца укутанные перед ее приездом бабушкины пироги с яйцом и с брусникой. Даже отправляясь в санаторий, Глафира Александровна не забыла про внучку, побеспокоилась. Глашу затопило волной нежности. Она отрезала кусок пирога, прихватила кружку с ароматным чаем и снова подошла к окну, за которым расстилалась белая равнина двора с торчащими прутьями веток. Зима в этом году долго была бесснежной, только в новогоднюю ночь наконец-то начался снегопад, густой, плотный, который укутал промокшую землю пушистым одеялом. Снег все шел и шел, словно наверстывая упущенный декабрь, и теперь в маленьком городке Глашиного детства было чисто и ясно. На снегу отчетливо виднелись отпечатки кошачьих лап. Коты были чужие, потому что Ася и Вася из дома не выпускались, и за тем, чтобы они не выскочили во двор, Глаше надлежало следить особенно строго. Коты вообще требовали постоянного пригляда. К примеру, Ася обожал сидеть на форточке, свесив хвост на улицу, и периодически теряя равновесие, падал, оказываясь снаружи. Бабуля не раз и не два рассказывала со смехом, как не сразу замечала Асино отсутствие, и он, замерзший и испуганный, начинал колотиться во входную дверь всей своей восьмикилограммовой тушкой. А когда ему наконец открывали, он взбирался на бабушку и застывал в ее объятиях, отогреваясь мыслью, что он там, где его любят. В принципе, попадая в бабушкин дом, Глаша обычно чувствовала то же самое. Помимо кошачьих, на снегу были отчетливо видны птичьи следы. Бабушка каждую осень делала кормушки и развешивала их во дворе, насыпала семечки и крупу, заботливо собирала хлебные крошки, и в ее двор слетались задорные синицы, расфуфыренные снегири, задиристые воробьи, напыщенные голуби и даже хамоватые вороны. Переплетающиеся цепочки птичьих крестиков вели к яблоне, на которой висела одна кормушка, и к рябине, на которой расположилась вторая. Глаша подумала: надо будет насыпать в кормушки корма, чтобы птицы не заметили бабушкиного отсутствия, и вдруг замерла, увидев еще одни следы, которых в ее дворе просто не могло быть. Отпечатки мужских ботинок, размера сорок третьего, вели от крыльца к тому самому окну, у которого стояла Глаша, и обратно. Она зажмурилась, снова распахнула глаза и выглянула наружу. Следы никуда не делись. И кто бы это мог быть? - У тебя слишком богатое воображение, - вслух сказала себе Глаша. На ее голос из бабушкиной комнаты выглянула бежево-коричневая дымчатая морда - Ася, глаза вопросительно блеснули, мол, чего тебе. - Детективов я слишком много читаю, - сообщила Глаша коту. - Вот и видится, черт те что. Центр города, день деньской, мало ли кто зашел. Может, из учеников бабулиных, или этот, сосед, как его, Константин Федорович. Во дворе стукнула калитка, и Глаша снова замерла, охваченная вернувшимся ужасом. Да что у нее с нервами, в самом-то деле! Из кухонного окна дорожку к крыльцу было не видно, поэтому незваный гость не попадал в поле зрения и приготовиться к его визиту Глаша не могла. Раздался стук в дверь, привычный, практически хозяйский. - Глафира Александровна, это я, Костя, - услышала она и отмерла. Точно, сосед. Похоже, не знает, что бабушка в больнице, то есть в санатории. Интересно, кстати, как она туда попала. Отец денег дал, что ли? Она выскочила в сени, привычно ежась от царившей там прохлады, и щелкнула замком на двери. В дом ввалился громадный мужик, или это в темноте коридора Глаше так показалось. На нем был замшевый тулуп, шапка-ушанка с торчащим набекрень ухом и - Глаша глазам своим не поверила - валенки. На плече гость держал двадцатилитровую бутыль с водой. - Здрасте, - сказал мужик и потопал ногами, стряхнув с валенок снег. - Вы Глафиры Александровны внучка? - Да, меня зовут Аглая, - сказала Глаша тоном, который назывался «светский». - Бабушка уехала, ее на обследование положили. - Это я знаю, - сообщил гость, довольно бесцеремонно оглядывающий ее с ног до головы. Под его пристальным взглядом она почему-то чувствовала себя неуютно. Просто рентген какой-то. - Я, видимо, даты перепутал, думал, она только сегодня вечером уезжает. Вот, воды привез. - Со святого источника? - уточнила Глаша, уверенная, что мужик сейчас соврет. Ее бабушка никаких святых источников не признавала. - Нет, с нашей КС, - он бы пожал плечами, но тяжелая бутыль мешала. - У нас хорошие очистные построены, вот я Глафире Александровне и вожу понемногу. Можно я пройду? Тяжело. - Да, конечно, - спохватилась Глаша и отступила внутрь коридора. - Вон туда поставьте. - Да уж я знаю, - мужик усмехнулся и, крякнув, сгрузил свою ношу. - Давайте знакомиться, что ли? Я Константин Федорович, ваш сосед. Живу в доме, что за забором. Если что-то нужно, обращайтесь. - Спасибо, - церемонно склонила голову Глаша. Сосед раздражал ее безмерно, хотя ничего плохого не делал. Скорее всего, сказывалось бабушкино горячее желание пристроить за него внучку. - Но мне вряд ли что-то понадобится. Я приехала ненадолго, пока бабушка на обследовании. Собираюсь поработать в тишине. - Что же, вам и продукты не нужны? - с сомнением в голосе спросил он. - Работа работой, но есть-то надо. - Магазин у нас через три дома, - любезно напомнила Глаша. - Так что с голоду не умру. Да бабушка и запасов оставила, на неделю хватит. Пироги, вон, напекла. - О, а вы меня чаем не угостите? - оживился сосед. - Глафира Александровна до пирогов такая мастерица, просто пальчики оближешь. Когда я воду привожу, она меня всегда чаем поит. - Натуральный обмен? - насмешливо спросила Глаша. Отчего-то она была уверена, что собеседник не поймет ее колкости. Его внешний вид простого деревенского мужика заставлял забыть, что Константин Шеффер работает генеральным директором крупного предприятия, входящего в систему «Газпрома», а значит, ум имеет острый, да и образование соответствующее. - Нет, просто добрососедские отношения. Думаю, вы, живя в большом городе, вряд ли могли забыть, как это бывает в глубинке. Голос у него был приятный. Не бархатный баритон, как у Олега Валерьевича, но тоже низкий, глубокий, богатый на обертоны. Глаше внезапно стало так стыдно, что даже уши загорелись. - Проходите в дом, - сказала она. - Студено в сенях стоять. И конечно, я напою вас чаем с пирогами. На кухне в ноги гостю тут же метнулись коты. Ася и Вася, выгибая спины, начали тереться о валенки, которые он, впрочем, снял у порога. Привычным жестом гость подхватил Васю на руки, почесал между зажмуренными от удовольствия глазками. - Привет, красавица. Как ты тут жила без меня? Кошка мурлыкала от удовольствия, и Глаша неожиданно представила, что это нежное приветствие относится к ней, и смутилась. У нее был Олег Валерьевич, и больше ни один мужчина во всем мире ее не интересовал. Под тулупом на Шеффере оказался толстый голубой свитер, связанный ромбами и дорогие джинсы, а под шапкой - открытое скуластое лицо с синими глазами, яркими, словно ненастоящими. Чтобы отвлечься от невольного интереса, который он у нее вызывал, Глаша выпалила первое, что пришло в голову: - Это вы топтались под моим окном? - Что? - Он заметно удивился, привычным жестом отодвинул стул, уселся за стол, дождался, пока перед ним поставят чашку с чаем и тарелку с пирогами, и шумно сделал первый глоток. - Вкусно. Душисто заварили, прямо как Глафира Александровна. Его неожиданная похвала была приятна, но Глаша строго напомнила себе не уходить от темы: - У меня под окном мужские следы. Ваши? Это не могли быть его следы, потому что они от ботинок, и валенки гостя, стоящие у порога, красноречиво об этом свидетельствовали. Но надо же о чем-то разговаривать. - Нет, не мои. У меня нет привычки прятаться под окнами. Глаша вдруг снова встревожилась. - А вдруг грабители, - пробормотала она. - А у вас есть, что грабить? - Его взгляд сделался цепким, внимательным. Впрочем, он с самого начала смотрел на Глашу с крайним вниманием, отчего она все время чувствовала себя как на экзамене. - У меня? Нет, - промямлила она. - При моей зарплате я не представляю никакого интереса для воров. Но бабушка… - Что бабушка? Она тайный потомок русских князей? У нее в доме хранится клад? Древние иконы? Эмали? Часы и зеркала Фаберже? Глаша смотрела на него, как на ненормального. - Вы что, пьяный? - аккуратно уточнила она. - Бабушка всю жизнь проработала учительницей литературы, а мой отец, конечно, довольно состоятельный человек, но не настолько, чтобы покупать яйца Фаберже. Что за фантазии? - Ну, это же вы сказали, что под вашим окном может прятаться грабитель, не я. - Константин Федорович, вы, вероятно, тут недавно, поэтому не очень представляете геополитическое положение городка, в котором очутились. Тут могут украсть бутылку водки, похоронные десять тысяч, плоский телевизор… Да даже картошку из подвала, когда есть нечего. Ау… - она помахала у Шеффера перед глазами растопыренной пятерней, - спуститесь с небес на землю! Большинство здешних людей не мыслят на уровне яиц Фаберже. Не всем так повезло с биографией, как вам. На мгновение ей показалось, что ее гость чуть ли не любуется ею. - Да у меня-то биография самая обычная, смею вас заверить. Родился, крестился, учился, работал - много, надо признать, и тяжело. Поэтому должность имею серьезную и зарплату ей под стать. Так что за мои большие доходы мне не стыдно, они у меня легальные и абсолютно трудовые. А что насчет вас? - Работаю в Эрмитаже, кандидат наук, думаю над докторской. Вот и все. Доходы у меня скромные, но тоже легальные и трудовые. Глаше казалось, что она сейчас сдала какой-то очень важный экзамен, только не могла взять в толк, какой именно. - Ладно, спасибо за чай, я пойду. - Гость встал, отодвинув стул, и спустил на пол Васю, которая тут же снова начала тереться об его ноги. Валерьянкой они намазаны что ли? - Свое предложение помочь повторю. От жизни в маленьком городке вы отвыкли, тем более что у вас под окнами какие-то непонятные люди бродят. Если что понадобится, приходите. Или звоните. Вот телефон, - он протянул Глаше картонный прямоугольник визитки. Она независимо вздернула нос и демонстративно засунула визитку в ящик стола. Закрыв за гостем дверь, она вымыла посуду и решительно включила ноутбук. Как говорил в таких случай Олег Валерьевич, работа сама себя не сделает. Странное дело, по возлюбленному она совершенно не скучала, словно он и не находился от нее более чем в 800 километрах. Ну надо же, а раньше Глаша начинала тосковать уже через пару часов после расставания. До вечера она успела написать половину статьи, наскоро поесть бабушкиных щей, заботливо сваренных и оставленных для нее в холодильнике, посмотрела по телевизору старый, но очень любимый фильм, позвонила бабуле, порадовалась ее звонкому, совсем не больному голосу. Бабушка заверила, что у нее все отлично, строго спросила отчет о котах, выслушала про визит соседа, но вот данную ему нелестную характеристику не оценила. - Вот что, Аглая, - строго сказала она, - ты эти свои закидоны брось. Рядом со своим обмылком ты совсем отучилась отличать самоварное золото от настоящего слитка. Константин Федорович - человек с большой буквы. Надежный, добрый, порядочный, да и умница редкий. Ты там его слушайся. Случись чего, к нему беги, он поможет. - Да что должно случиться-то? - вскричала Глаша. - Бабушка, ну, хоть ты не начинай! Этот твой надежный и умный сегодня целый час мне голову морочил ценными эмалями да яйцами Фаберже. Не в себе он, похоже. - И что ты ему сказала про эмали? - сухо спросила бабушка. Видимо, сердилась, что внучка не оценила замечательного соседа. - Ты же искусствовед, много интересного знаешь. - Я-то знаю, - вздохнула Глаша. - Вот только ему это зачем? Ему всякие редукторы и дроссели ближе. Он - человек совершенно не моего круга. Бабуль, давай не будем ссориться. Ты там лечись хорошенько и возвращайся побыстрее. А то я тут с тоски зачахну. Потом она попыталась связаться по Ватсапу с Олегом Валерьевичем, но тот на видеозвонок не ответил, кинул сообщение, что у него все в порядке и он на концерте в филармонии. Классическую музыку профессор любил, и против такого способа проводит время без нее Глаша не возражала. Спать она легла рано, ходики только-только пробили десять. Почитала немного в кровати, но почувствовала, как закрываются глаза, выключила свет и уснула, ощущая в ногах непривычную тяжесть котов Аси и Васи. * * *