Алесса едва заметно улыбнулась. Она была благодарна, что он выбрал именно это слово, а не то, которое она так ненавидела. - Не все мужчины способны только на то, чтобы причинять боль. Она резко обернулась, не понимая, откуда он может знать. - Нормальные мужчины заботятся и наоборот ограждают от неё. Мне, правда, жаль, что тебе попадались только такие, как Крус или как твои бывшие... - Это не был мужчина, которого бы я выбрала сама... - тихо перебила его Алесса. - Да и вряд ли тогда я бы хотела выбирать. Хантер молчал. Это признание выбило весь воздух из его лёгких и оглушило. А в голове всё встало на свои места. - Я не знаю, что говорят или делают в таких ситуациях, - он растерянно провёл рукой по волосам, слегка взъерошивая их. - Я бы хотел тебя просто обнять, но не хочу ещё больше напугать... - Всё в порядке, - Алесса горько усмехнулась. - Минутная слабость. Но я рада, что ты зашёл. Это, - она кивнула на столик позади него, - абсолютно не то, что мне нужно. Спасибо. Она сделала маленький шаг к нему навстречу и, чуть приподнявшись на носочках, на несколько секунд мягко прижалась к его губам своими. А потом скользнула ладонью по его шее, слегка приобнимая, и зашептала в самое ухо: - Мне жаль, что я такая... Но если бы со мной всё было нормально... Я бы хотела почувствовать твои прикосновения... И отступив, Алесса обошла его и направилась в ванную, на ходу расстегнув ловкими пальцами замок платья на своей шее и позволив ему растечься на полу красной лужицей, оставляя её совершенно обнажённой. - Спокойной ночи, Беннет... * * * Сон не шёл. Сидя в кресле в своей комнате в одних брюках с бокалом виски, он всё думал об Алессе, и теперь ему ещё больше хотелось быть к ней ближе. И не только в физическом плане. Он хотел сломать эти стены, которые она так тщательно выстраивала, хотел показать, что она может не бояться его, совсем забывая о том, кто он, и зачем он здесь. О том, что когда-нибудь ему придётся надеть на неё наручники и отправить за решётку, потому что слишком уж сильно она погрязла в этом деле. Сделав глоток и покрутив в руке бокал, Хантер осторожно встал, отставляя его на столик, и тихо проскользнул в соседнюю комнату. В полной темноте мерцали догорающие свечи хэллоуинских тыкв, расставленных на различных полочках, отбрасывая причудливые тени на стены и спящую на кровати девушку. Без яркого вечернего макияжа Алесса снова выглядела самой собой, такой, какой Хантер привык её видеть, вот только сейчас, во сне, более нежной и расслабленной. Он вытянул плотный бутон розы из ближайшей вазы и приблизился к кровати, ложась боком на самый её край. - Зачем ты пришёл…? - тихо спросила Алесса, не открывая глаз, и сильнее закуталась в тонкую простынь. - Хочу показать тебе... что от прикосновений можно получать удовольствие... - Ничего не получится, Беннет... - с лёгким вздохом она перевернулась на спину. - Это где-то под кожей... - Разреши мне попробовать, и если тебе будет неприятно, я уйду... И обещаю не трогать тебя руками... Алесса распахнула глаза, поворачивая лицо в его сторону, и столкнулась с ухмыляющимся взглядом. В темноте она различила очертания розы в его руках и, задумчиво закусив губу, всё-таки несмело кивнула. Хантер видел, как она снова вся сжалась, стоило только ей закрыть глаза и ощутить лёгкое прикосновение нежных лепестков к своим губам. Он тут же убрал цветок, касаясь им её щеки. Невесомо провёл по скуле, очертил острый подбородок и спустился на тонкую шею. Алесса начала расслабляться и, открыв глаза, снова посмотрела на него. - Я бы хотел, чтобы это были мои губы... - прошептал Хантер, лаская её шею алым бутоном, медленно спускаясь ниже. Он едва коснулся одной из выступающих ключиц, как тут же перешёл на другую и скользнул цветком по плечу, а потом и по её руке, лежавшей между ними. Добравшись до кисти, он очертил на ней круг и повёл цветок снова вверх, теперь уже по внутренней стороне. Когда же он прикоснулся им к сгибу локтя, где даже в темноте отчётливо проступали синие венки, Алесса закусила губу, а её глаза засверкали смешинками. - Боишься щекотки?.. - Как оказалось... Я не знала... Хантер расплылся в улыбке и повёл цветок дальше, возвращаясь к её лицу. - Закрой глаза... Он дотронулся бутоном до её подрагивающих ресниц, провёл по носу и вернулся к слегка приоткрытым губам. - Я бы целовал тебя так... как никто и никогда не целовал... До участившегося пульса... До нехватки воздуха... - Ты и так… целовал меня, как никто и никогда... - шёпот Алессы был едва ли громче их дыхания в тишине комнаты. Потянувшись к ней, Хантер с наслаждением повёл носом. - Твой запах сводит меня с ума... - он осторожно потянул за край простыни, оставляя девушку перед ним совершенно обнажённой. - Ты сводишь меня с ума... Роза в его руке невесомо прошлась по её груди, очертила по очереди ареолы и коснулась сначала одного набухшего соска, а потом другого. - Такая колючая... и такая нежная... - он спустился чуть ниже, опираясь на согнутую в локте руку. - Я бы хотел дотронуться до них языком... - наклонившись, Хантер мягко подул на один сосок, и её кожа покрылась мурашками. - Беннет... - Алесса вся дрожала, покусывая губы. - Хочешь, чтобы я остановился?.. - Хантер замер, слегка отклонившись назад и вглядываясь в её лицо. - Нет... Боже... - простонала она, закусывая костяшку пальца и выгибаясь, когда нежные лепестки коснулись самого низа её живота. Хантер опустил взгляд, следуя им за цветком вверх по её плотно сжатым бёдрам, по согнутым коленям и обратно. - Ты себе не представляешь, как я хотел её увидеть... - он обрисовал большую, но невероятно изящную татуировку чёрно-белого лотоса с голубым кристаллом в форме сердца в центре, расположившуюся сбоку на её талии и спускавшуюся на бедро тонкими нитями с более мелкими кристаллами. - А знаешь, чего я ещё хочу?.. - М-м-м?.. - Алесса терялась от ощущений, которые он дарил ей, понимая, что никогда раньше она такого не чувствовала. И что это было просто невероятно, катастрофически приятно. - Чтобы ты раздвинула свои длинные ноги... Хотя лучше бы ты разрешила мне сделать это самому... - и Хантер шумно выдохнул, когда она немного переставила левую ногу в сторону, открывая для него доступ к самому нежному месту. Он мягко провёл бутоном по её гладкому лобку, поднялся им по внутренней стороне одного бедра и спустился по другому. Хантер едва ли коснулся красными лепестками её промежности, а они уже были все мокрые от её возбуждения. - Беннет... - с громким стоном Алесса затряслась и изогнулась, сжимая пальцами простыни. Хантер и сам был готов кончить только от одного её вида и этих звуков, срывающихся с её губ. Тяжело дыша, он рухнул на спину рядом с ней, пытаясь избавиться от картинок в голове, где он ласкает её, трогает, медленно входит и не отпускает до самого утра. - Беннет... - казалось, Алесса всё никак не могла прийти в себя, слегка придвигаясь к нему и замирая. - Я... - её развёрнутое в его сторону лицо снова было в каких-то миллиметрах от его лица, а взгляд то опускался на его губы, то снова возвращался к глазам. - Ш-ш-ш... - Хантер провёл в воздухе тыльной стороной ладони вдоль её щеки, как будто если бы действительно погладил её. - Спокойной ночи, колючка... Алесса облизнула губы, смотря на него затуманенным взглядом из-под полуопущенных ресниц, и он всё-таки коснулся её едва уловимым поцелуем прежде, чем уйти в свою комнату. Глава 20. Рождены болью Конец октября принёс в Белфаст поистине зимние холода. Погода за окном идеально отражала состояние её души. Такой же холод внутри, как и снаружи. Ненависть и злость, заставляющие покрываться мурашками всё тело. Северина уже несколько дней следила за отцом, составляя его график и думая над тем, где и когда лучше всего будет исполнить задуманное. Мысленно она уже нарисовала на нём крест, который чуть позже сольётся с перекрестьем прицела снайперской винтовки. И чем дольше она за ним наблюдала, тем больнее ей становилось. Семья была неотъемлемой частью его жизни. Слишком большой её частью. И это было невыносимо. В выбранный день за несколько часов до конца рабочего дня, одевшись в тёплый серый спортивный костюм и закинув на плечо рюкзак с винтовкой, она поднялась на крышу одной из высоток в центре города, с которой открывался отличный вид на стеклянное офисное здание в паре кварталов от неё. Там на тридцатом этаже и располагался офис хозяина нефтегазовой компании - Карла Стэнтона. Меньше минуты Северине понадобилось на то, чтобы собрать винтовку, накрутить на ствол глушитель и лечь вместе с ней на обжигающую холодом крышу. Она замерла, наблюдая через оптический прицел за своим отцом. Мужчина сидел за столом боком к окну и подписывал какие-то документы, то и дело поднося к губам кружку, от которой шёл едва заметный пар. В голове потоком неслись цифры. Пересчёт с поправкой на температуру, высоту, давление. Форсайт обещал, что со временем это дойдёт до автоматизма, и она будет просто чувствовать, станет единым целым с винтовкой и пулей. Они будут продолжением её рук, её глаз. А ещё он говорил, что когда-нибудь станет проще. Смотреть на человека и видеть не его - просто цель. Северина уже убивала. И ни разу не сомневалась, когда нажимала на курок. Но то были боевики в Афганистане, куда её и других девятерых из программы закинули, как пушечное мясо, для проверки вновь приобретённых за год навыков в максимально экстремальных условиях. Совершенно секретная операция, направленная на разведку. Там не было выбора. А жизнь всегда висела на волоске. Либо ты, либо тебя. В тот раз она не только выполнила поставленную перед ней задачу, но и, уходя, убила несколько боевиков, пытавших американских солдат, заживо резавших их на кусочки огромными тесаками. Тогда ей казалось, что она никогда не забудет одно единственное лицо, на котором ещё читались следы борьбы. Лицо ещё совсем молодого парня, всего на несколько лет старше её самой, подвешенного за руки под палящим солнцем в одних только брюках и истекающего кровью из глубоких порезов практически на всём теле. Не забудет, как он облегчённо зажмурился, когда мужчина перед ним упал замертво, поражённый её пулей. А сейчас, год спустя, она уже даже не могла вспомнить какого цвета были его глаза, которые она так чётко видела в снайперский прицел и которые потом ещё несколько месяцев снились ей практически каждую ночь. Тогда это было убийство во благо, практически стоившее ей жизни. Но она не могла поступить по-другому. Сейчас же она лежала на крыше и видела перед собой человека, который не был ни боевиком, ни террористом, не замышлял какого-либо преступления против Короны и даже не угрожал лично ей. И с каждой минутой было всё сложнее нажать на курок. Северина посмотрела на часы. Ещё пара минут, и он встанет, собрав в портфель свои бумаги, и уйдёт домой. Она уж точно не собиралась убивать его там, на глазах у всей семьи. Северина не хотела, чтобы кто-нибудь из них это видел. Пальцы на ногах в тяжёлых ботинках начинали неметь от холода, но она не обратила на это внимание. Её учили абстрагироваться от всего. Только цель и винтовка, остальное не имело значение. Неуловимым движением она сняла оружие с предохранителя. Северина прищурилась, сосредотачиваясь на мужчине, который внезапно поднялся из-за стола с улыбкой на губах. Два выстрела, ей нужно было сделать всего два выстрела. Один - чтобы разбить стекло, и сразу же второй, который поразит его в голову, навсегда лишая жизни. Несколько глубоких вдохов и выдохов, задержанное дыхание, три удара сердца, и её палец на спусковом крючке начал своё плавное движение. А потом она увидела её. Пятнадцатилетнюю девочку, влетевшую в объятия отца. Девочку, которая ничего не знала. Девочку, которая считала его самым лучшим человеком на свете. Девочку, на которую Северина была так похожа в пятнадцать лет и на месте которой она когда-то так жаждала оказаться. Северина зажмурилась, так же медленно убрала указательный палец, разжала руки и откинулась на спину, закрывая глаза и тяжело дыша. Мышцы мгновенно расслабились - она и не подозревала, насколько сильно была напряжена всё это время. Она не могла его убить. Нельзя убить только одного. Никогда. С ним бы умерла вся его семья. Не физически, нет. Им бы пришлось всю оставшуюся жизнь жить с болью потери. А её сестра уже никогда бы не была прежней. Они не заслужили этого. Её ненависть не стоила их боли, потому что Северина слишком хорошо знала, что такое боль. На её губы и ресницы упали медленно кружащиеся в воздухе снежинки. Первый снег в этом году пришёл необычно рано. И стал для неё облегчением. - С новым днём рождения, папа, - прошептала она, открывая глаза и глядя в холодное серое небо. - Я прощаю тебя... * * * И если ненависть к родному отцу она смогла отпустить, то Томас Гудман никогда не сможет заслужить этого, даже если попытается. Одного взгляда на женщину и её дочь, гуляющих на заднем дворе их дома, который когда-то был и её домом, её личным адом, хватило на то, чтобы понять: с ними он делает то же самое. Поправив большую сумку, висящую на плече, Северина толкнула калитку и, поглубже натягивая капюшон, прошла по узкой тропинке, огибая дом. Женщина испуганно вздрогнула, увидев незнакомку в сером спортивном костюме странного покроя, но тут же взяла себя в руки, приветливо улыбаясь и пряча огромный синяк на скуле за длинными каштановыми волосами.