— Я о таком даже не мечтала, леди Селия! — выпалила она. — Кому сказать, не поверят. Я Катарина Риц смогу побывать на концерте самой Птахи! Господи милосердный! Спасибо тебе за чудо! Удивительно, но мне был приятен ее восторг. Приятен и понятен. Девушку неожиданно пригласили заглянуть в сказку. — Леди Селия, — голос у нее почему-то стал нерешительным, — а вправду говорят, что когда вы берете верхние ноты, то везде взрывается хрусталь? — Что? — Говорят, — залепетала она, — люди они такие. Вы только не обижайтесь, леди Селия, я больше не буду повторять их враки. — Нет-нет, Кетти. Все хорошо. Можешь установить ширмы и идти отдыхать до выступления. Только не забудь — в этом зале ты должна быть за пятнадцать минут до полуночи. Девушка опустила взор и принялась раздвигать ширмы. Я же отвернулась от нее и украдкой промокнула слезу в уголке глаза. Кетти за моей спиной что-то покаянно шептала, но я ее больше не слушала. Перед моим взором, как наяву, встала картина из далекого прошлого. То, что случилось долгих десять лет назад. — Птаха, — Вильгельм выглядел удивительно серьезным, — а правда, что ты своим пением можешь разбить хрусталь? Я даже пригляделась — шутит или нет. Но разве по нему поймешь? Лицо серьезное, глаза улыбаются, губы… Господи, почему у него такие красивые губы? Я спросила осторожно: — С чего ты взял? Вильгельм неопределенно пожал плечами. — Говорят. Я слегка опешила. — Вилл, ты же взрослый человек, как можно верить всяким глупостям? — Почему сразу глупостям? Он сгреб меня в охапку и оторвал от земли. Губы его, жадные, горячие, нетерпеливые, пробежались по моей щеке и остановились в уголке рта. Я пристукнула от возмущения кулаками по широченной груди, по этой ослепительно-белой рубашке. Вот же медведь здоровый! Все ему нипочем. А жаркие губы настойчиво продолжали свой путь. Они словно невзначай скользнули по подбородку и спустились ниже. — Вильгельм! — мне пришлось повысить голос. — Ты что творишь! Вдруг кто зайдет? — Пусть! Пусть заходят! Пусть все знают, как я тебя люблю! — Виль… Я булькнула и замолкла. Теперь и мои губы оказались заняты совсем другим куда более приятным делом. И это продолжалось безумно долго. — Вильгельм… — выдохнула я, когда он оставил меня в покое. — Поставь сейчас же на место! — Как скажешь, Птаха. Этот медведь, этот бессовестный громила опустил меня на пол так бережно и нежно, что тут же был прощен. — Так что там с хрусталем? — спросил он, как ни в чем не бывало. Какой там хрусталь? Щеки мои горели огнем. Губы пекло. Сердце билось часто-часто, как птаха в клетке. Ну Вилл, ну поганец! Я обернулась к зеркалу и выдохнула с облегчением — хоть прическу не испортил медведь эдакий. — Птаха? — напомнил он. Я отошла на пару шагов, туда, где меня уже точно не смогут достать и покачала головой. — Чушь! Полная ерунда! — А жаль. Вильгельм вел себя так, словно не было этих жарких минут. Он облокотился о камин, подпер кулаком щеку и протянул: — Представляешь, какой бы ты произвела фуррор? Вид у него сделался совершенно мечтательный. Свободный рукой он обвел пространство перед собой. — Как сейчас вижу. Выходишь ты на сцену, садишься за рояль и начинаешь петь. А вокруг везде разлетается на осколки хрусталь! Он глянул на меня вопросительно. — Как тебе? Я в ответ наморщила нос. И примирительно произнесла: — Это невозможно! Так не умеет никто. — А если не весь? — Он поднял вверх один палец. — Если только один единственный жалкий фужерчик? Тоже не можешь? Я решительно покачала головой. — Да? Жаль. Вилл основательно задумался. Я смотрела на него и думала, почему этот красавец выбрал именно меня? За что небеса так милостивы ко мне? Чем придется заплатить за эту любовь? Здесь Вильгельм вдруг встрепенулся и просиял. — Я знаю, как это устроить. У меня есть отличная идея! * * * Затею с бокалом мы не успели провернуть. Вильгельм обещал на следующий день сходить к артефактору. Выполнил обещание или нет, я так и не узнала. А через день все газеты написали о помолвке лорда Вильгельма Ратье с этой… Я невольно поморщилась. Даже сейчас, по прошествии десяти лет, мне не хотелось вспоминать ее имя. Преимущество этой дряни было неоспоримо — в ней текла графская кровь. А я? А кто я? Всего лишь безродная певичка. Пыль под ногами местной знати. Птаха, чей голос приятно слушать по вечерам. Та, о ком можно забыть без угрызений совести. Пальцы мои нервно скомкали кружево манжета. Нет уж! Больше я не совершу такой глупости! Я вольная птица и точка. А любовь… пусть он свою лживую любовь дарит другим дурочкам. Я же за десять лет поумнела. И нет во мне места сентиментальным иллюзиям. Прошло. Переболело. Закончилось. Мысли мои были насквозь лживыми. Я прекрасно понимала, что вру сама себе. Ничего не переболело. Ничего не закончилось. В моем сердце все еще бушевала эта чертова любовь. Бесконечная, как мерзкая заноза, что саднила и мешала мне жить. * * * — Леди Селия, я могу идти? Я уже все сделала. Кетти смотрела на меня сквозь щель в ширме. Я словно очнулась. — Да-да, спасибо, ты свободна. Жду тебя здесь перед полуночью. Девушка кивнула и плотно задвинула бутафорскую перегородку. А я вернулась за рояль. Воспоминания о Вильгельме разбередили мне сердце. Пальцы сами открыли крышку и побежали по клавишам. Я почти не слышала мелодии, все еще была в прошлом. Минуло десять лет, а я никак не могла оставить в покое те самые счастливые воспоминания моей жизни. Никак не могла забыть предательство. Глава 4 Мой выход Полночь подкралась бесшумно, на мягких лапах, как дикая кошка. Черная-черная, с желтыми звездами глаз. Я последний раз глянула в зеркало, поправила на груди бесценное колье и осталась довольна. Поцелуй январских звезд был мне к лицу. В голове мелькнула алчная мыслишка, что совсем не хочется с ним расставаться, даже тогда, когда исполнится заветное желание.