— Она, поди, его ещё и за пятку пыталась цапнуть? Сочинять трагедию до конца в столь серьёзном учреждении бабуля не стала, а просто показала Малому глазами на малыша. Антон не понял. Тогда она зашептала: — Конечно! Я только ради него… — кивок за спину в сторону внука. — Нельзя же так-то! При детях! Малой проникся симпатией к старушке. Она казалась уже совсем не глупой наседкой, а вполне здравомыслящей и опытной женщиной. — Собака дурная, конечно, но… Пообещайте, что накажете хулигана, — шепнула она максимально конспиративно. — Да! — уверенно громко согласился Малой. — Конечно! Он должен быть наказан. Пишите заявление. И подмигнул, мол, пишите, пишите. Тихий плач сбоку от бабули прекратился сначала до хныканья, а как малыш увидел, что бабуля действительно что-то начала писать, то и совсем — ребёнок от обретаемой справедливости даже повеселел. Слез со стула, начал ходить по кабинету. — Дениска, иди поиграй на улице, — ласково сказала повеселевшая тоже бабуля. — Я допишу заявление и выйду. Повеселел и участковый. Любому взрослому, если он не псих, всегда приятно утешить плачущего в своей одинокой беде ребёнка. Малыш выбежал уже чуть ли не вприпрыжку. — Спасибо вам! — горячо поблагодарила женщина. — А то я не знала, что и делать… такое горе! Такое горе для ребёнка! Прямо на глазах, представляете!.. — Вы заявление-то пишите… Серьёзно! — Да?! Ну вы меня прям обрадовали… Бабуля удовлетворённо пыхтела. Одновременно писала и тараторила: — …Так страшно, знаете, было. Даже я испугалась. Бедная Жуля даже не взвизгнула. Упала так сразу и лежит. Да… А Вадька этот так и умчался на своём велосипеде. Мы подходим… А там! Ужас… Она снова устремила своё тело к нему и прошептала, кинув сначала взгляд на дверь: — Голову ей совсем разбил. Даже мозги собачьи было видно… Она ещё успела, отклоняясь, вскинуть брови вверх, одновременно кивая — вот так, мол, но уже усвоенный Антоном смысл последней фразы начал делать своё дело — её лицо стало неумолимо и неуклонно расплываться в пятно. Хорошо, что она опустила глаза на лист бумаги и не видела изменившегося в секунду взгляда участкового. Не заметила его дрожи и возбуждения, бледности и отрешённости. Антон в попытке овладеть собой встал, подошёл к приёмнику на неработающем холодильнике, воткнул вилку в розетку и наугад нажал одну из копок настроенных станций. Из динамика нарочитым бодрячком тут же с полуслова раздался полный глупого энтузиазма женский голос: «…что удалось выяснить программе «Светская жизнь», так это меню, которым потчевали на празднике наших звёзд!» «И что же в нём?» — это был имитирующий живой интерес уже голос ведущего — мужчины. Они дуэтом строчили чушь в радиоэфир. «А вот что… Главное блюдо вечера называлось, — она стала выговаривать французские звуки, — соё-рвель де во-ё…» — «Красиво-то как! — это он. — А вкусно?» — «Наверное!..» — «А по-русски что это?» — «По-русски это звучит весьма прозаично… И даже страшно!» — «Ну, а всё-таки?» — «Телячьи мозги, запечённые с овощами». Малого передёрнуло. Он не кнопку нажал, выключая, — он штепсель выдернул. Бабуля как раз дописала. Оставила листок на столе, тепло попрощалась и вышла. Академично выждав пару мгновений, в дверь просунулась академическая бородка: — Можно? — Две минуты… Буквально. Антон даже не повернулся для ответа — ему нужно было перевести дух. Сел. Попил воды. Попыхтел — точь-в-точь как давешняя старуха. Успокоился. — Входите. — Здравствуйте. «Академик» дождался жеста, приглашающего сесть. Сел. — Простите, как к вам обращаться? — Как вам удобнее, так и обращайтесь. — Господин полицейский — вопросительный взгляд, ожидающий подтверждения, кивок удовлетворения. — Меня буквально затерроризировал мой юный сосед сверху. Малой приходил в себя. Даже кивнуть смог, подбадривая. — …Безобразно громко включает свою музыку. Аппаратура у него мощная, судя по всему… И музыка — далеко не Моцарт! И даже не Сальери… Чёрт знает что! А у меня работа… «Академик» уныло усмехнулся. — Пишите заявление. Есть правила. Примем меры. — То-то и оно, что есть правила… — Простите? — участковый невольно принял тональность и манеры «академика», которые его немного успокоили. — Не всё так просто. Мой сосед хоть и гопник… уж не знаю — начинающий или заканчивающий им быть — это неважно… но не законченный дебил — музыка его грохочет строго до двадцати трёх ноль ноль. — Пишите заявление. — Я же говорю — парень с мозгами… — А я говорю — пишите! — раздражаясь ещё пока не до дрожи, повелел чувствующий наступающую снова потерю самообладания участковый. — На чьё имя? — На моё. «Академик» получил лист бумаги, глянул на бейдж перед Малым и склонил голову. В минутной тишине Антон опять пришёл в себя. Вздохнул. — А я вас узнал, господин офицер, — сохранив свою доброжелательность не разбитой о полицейскую твёрдость, заговорил, не поднимая головы и продолжая писать, проситель. — Вы несколько дней назад в травматологии лежали. Так? Я вас там и видел — тоже лежал. По банальному и скучнейшему поводу! Даже говорить неудобно… Не хочу позориться. Вы-то, наверное, по службе пострадали? Н-да… У нас в обществе царит не культура, а… простите, культурка. Вам не позавидуешь… Впрочем, нам всем не позавидуешь. Он на секунду поднял глаза, ища поддержки участкового. Тот показался ему нейтральным. «Академик» понятливо кивнул и снова уткнулся в заявление. Заговорил: — Меня сам завотделением врачевал… Как бишь его звать? Томас. Имя у него оригинальное. Точнее, непривычное для наших мест. И сам он оригинал — умница. — Он погиб… Рука с ручкой замерла. — Как?! Когда? — На днях… Автокатастрофа. — Да что вы говорите?! Боже! Какой ужас, — «академик» искренне изумился. — Такой молодой… Такой хороший врач… Что называется, человек на своём месте… И вообще… Очень интересный… Был… Он смотрел в стол, но не писал, ошеломлённый известием. Малой не торопил. Ему вдруг стало почему-то интересно. — …С ним было занятно как бы между прочим побеседовать о чём угодно… Нестандартно мыслил… Жаль… Жаль… С мозгами был человек — это редкость… — Теперь? «Академик» поднял на Малого отсутствующий взгляд. Наконец понял смысл вопроса: — Это, знаете ли, редкость всегда. Он сказал это, не сводя глаз с Малого и словно бы пытаясь (а может действительно!) угадать его мысли. Антон быстро не выдержал искренней заинтересованности «академика» и, неинтеллигентно — пальцем! — напомнив ему о заявлении, встал и подошёл к приёмнику. В голове опять начинался знакомый уже шум. Чтобы заглушить его, воткнул вилку в розетку и снова наугад нажал кнопку — теперь с другого конца панели. В динамике по-мужски брутально застрадал самый голосистый эстрадник: