— Вы с Птичкой заходите внутрь. Согрейтесь. Я буду через минуту. — Я не спеша убираю несколько нижних веток, а затем скрепляю гвоздями несколько кусков дерева для импровизированной подставки. Кроме того, мне нужно время, чтобы осмыслить происходящее. Внутри подвала я топлю дровяную печь. Когда снег тает на ветвях дерева, я понимаю, что внутри меня тоже что-то тает и смягчается. Я не знаю, что это значит и что произойдет. Смогу ли я выстоять или, как дерево в конце сезона, буду годиться только на дрова? Наверху я нахожу Айви и Птичку, свернувшихся калачиком в кресле перед пылающим огнем. Устанавливаю елку перед большими окнами. — Ну что, теперь довольна? — спрашиваю я, стараясь, чтобы моя маска ворчуна не сползла, потому что должен признать, что это замечательно выглядящая елка: высокая, полная, идеально ровной треугольной формы. Айви поднимается со своего места, и я готовлюсь к очередным объятиям коалы. Вместо этого она обхватывает елку руками. Мои глаза расширяются, а челюсть отвисает. Женщина обнимает елку. — Я всегда хотела такую. — Рождественскую елку? Я думал, что ты мисс Рождество во плоти. — Но у меня никогда не было своей настоящей елки в натуральную величину. Я хмурюсь, потому что у меня сложилось впечатление, что она не могла вынести отсутствия елки, потому что это ее традиция. И значит ли это, что она намерена остаться? Вообще-то, учитывая погоду, у нее может не быть выбора. До Рождества осталось всего четыре дня. — Спасибо, Лука. Мне очень нравится. — Ее улыбка колеблется между восторженной и тоскливой. Такой как «Тоскливое Рождество» Элвиса, не путать с Эльфисом Пресли, которая была маленьким источником безудержной радости, когда мы упаковывали подарки. Мне гораздо больше нравится видеть улыбку Айви и звук ее смеха, чем видеть ее грустной. Но так же быстро, как появилась, улыбка исчезает. Возможно, девушка тоже носит маску. Но мне невыносимо снова видеть ее расстроенной. — Вопрос в том, чем мы будем её украшать? — Я чешу затылок. — У меня, наверное, есть несколько гирлянд на чердаке. Фрэнки дала мне их, потому что сказала, что смотреть через лес на мой дом в это время года слишком уныло. — Дай угадаю, они все еще в коробке. — И к твоему сведению, однажды я украшал ею дом, э-эм, этот дом до перестройки и пристройки, к Рождеству. Думаю, она могла оставить несколько простых блестящих безделушек. Мы проводим следующие часы, украшая елку в основном бумажными снежинками ручной работы, лентами, оставшимися от упаковки, и гирляндами из бумажных цепочек. После ужина сидим перед светящейся елкой. Огонь потрескивает, а Птичка устраивается у наших ног. — Для парня, который не любит Рождество, ты сделал сегодняшний день незабываемым. — Огонь освещает глаза Айви, и они блестят. — Терпимым, — говорю я. Что-то внутри моей груди пульсирует, и внезапно воротник моей рубашки кажется слишком тесным. Мне становится интересно, что произойдет, если я ослаблю свою сдержанность. Разрушу несколько этих стен. Взгляд Айви задерживается на мне. — Спасибо тебе. Я хочу отвести взгляд, но не отворачиваюсь, хотя мой пульс учащается. Ее волосы в беспорядке. Щеки румяные. Я втягиваю воздух. Айви приподнимает подбородок. Ее глаза блестят, а затем взгляд переходит на мои губы. Она слегка кивает и придвигается ближе ко мне. Я сдаюсь, наклоняясь ближе, прокладывая дорожку поцелуев вдоль ее подбородка, прежде чем спуститься к шее. Девушка льнет ко мне, и я опускаю свои губы к ее губам. ГЛАВА 9 АЙВИ Мое тело отвечает на прикосновение Луки дрожью, но это не потому, что мне холодно. Его руки вокруг меня — теплая и желанная опора. Что-то, что удержит меня во время этой бури, когда я рискую, что ветер унесет меня прочь, как снег, кружащийся снаружи. Сначала поцелуй осторожный, легкий. Это мягко и наводит на мысль о большем, что может исходить от этого крупного, сильного мужчины, если я позволю ему. И я это делаю. В течение всего дня я чувствовала, как его стены рушатся кирпичик за кирпичиком. Теперь моя очередь показать ему, что он может мне доверять. Все, что случилось в школе и с Айзеком, его лучшим другом, говорит о потере. Я никуда не уйду. И не только потому, что Ники находится подо льдом в пруду. Я бы хотела остаться или, по крайней мере, быть частью жизни Луки до тех пор, пока он мне это позволит. Учитывая мою профессию, даже с закрытыми глазами я легко ослабляю резинку, удерживающую его пучок. Его волосы рассыпаются, и я запускаю в них пальцы. Я никогда не целовалась с парнем, у которого волосы примерно такой же длины, как у меня. Странно, но теперь я понимаю, почему парням нравится эта мягкость. — Это нормально? — спрашивает Лука, губы все еще прижаты к моим. — Более чем, — отвечаю я. Потом мы оба замолкаем, когда поцелуй становится еще глубже. У нас другой разговор — без слов. Мне нравится, как это звучит. И то, что я чувствую. Мне кажется, я влюбилась в Луку. Мой желудок сжимается, но не потому, что я голодна. Я боюсь того, что это может означать. Но сейчас я не хочу об этом думать. Я в ловушке на этой горе из-за очередной бури вместе с Охотником. Где были семь гномов, когда они были мне нужны? Или эльфы Санты, они бы тоже не помешали. Хотя сейчас я не могу сказать, что возражаю. Мне нравится здесь. Мне нравится быть с ним. Лука одной большой рукой нежно обхватывает мой затылок, а другой крепко прижимается к моей спине, притягивая меня ближе. Впервые мне тепло. Впервые за долгое время мне кажется, что мое сердце может дышать. Когда мы отстраняемся, кривая ухмылка Луки медленно перерастает в полноценную улыбку. Должно быть, моя улыбка совпадает с его, потому что его глаза сверкают в сиянии рождественской елки. Рано утром следующего дня я просыпаюсь от скребущего звука. На какое-то мгновение я забываю, где нахожусь, ошибочно полагая, что все еще нахожусь в своей квартире в Вайоминге. Если бы это было так, мне не было бы так уютно и тепло. Я бы не чувствовала в воздухе слабый запах бекона, яиц и кофе, а медведеподобная собака по кличке Птичка не стояла бы у окна и не наблюдала за происходящим, застыв на месте. Я потягиваюсь и поднимаюсь на ноги. — В чем дело, девочка? — спрашиваю я, почесывая ей голову. Пикап Луки загоняет чистые полосы снега в насыпи, окаймляющие открытую подъездную дорожку, ближайшую к дому. Похоже, он починил плуг. Это здорово, потому что это означает, что мы здесь не застряли. Но это также означает, что наше короткое время, проведенное вместе, подходит к концу. Мне нужно будет позаботиться о том, чтобы найти номер в отеле и арендовать машину. Я не уверена, что имеющийся баланс на моем банковском счете или на кредитной карте позволит мне далеко уехать, но надеюсь на рождественское чудо. Я уже организовала одно, помогая Снеговику Фрости установить елку, так что все возможно. Плотнее закутываюсь в его армейскую толстовку. Я не хочу потерять этот тонкий аромат. Когда уеду, будет ли странно или неправильно, если я оставлю его толстовку в качестве сувенира? После завтрака и душа я нахожу свою одежду, выстиранной и сложенной у изножья моей кровати. Когда Лука возвращается в дом, он не упоминает о поцелуе, не целует меня снова и даже не снимает свои ботинки и снаряжение. Вместо этого мы загружаем все завернутые рождественские подарки в кузов грузовика для доставки. Лука закрывает их чехлом, чтобы они оставались сухими. По дороге мимо пруда мы также проверяем Ники ‒ которая, к сожалению, почему-то не всплыла ‒ и едем по извилистой горной дороге. Сегодня ясный день с голубым небом. Пейзажи потрясающе красивы. Как и парень за рулем грузовика. В его присутствии я вспоминаю трепет от нашего поцелуя, и мой пульс учащается. Однако мужчина остается относительно спокойным. Жалеет ли он о том, что поцеловал меня, или сосредоточен на дороге? Если бы я лучше справлялась с вождением несколько дней назад, то, возможно, не оказалась бы в таком затруднительном положении. Я почти не помню, как ехала сюда, когда пыталась сбежать от Райфа, и уж точно не любовалась пейзажами. Не могу представить, что он все еще в Хоук-Ридж-Холлоу. Когда въезжаем в город, я облегченно выдыхаю. Несмотря на два шторма, Мэйн-стрит больше похожа на зимнюю страну чудес, чем когда я здесь впервые побывала, и это говорит о многом, потому что в этом городе знают, как правильно праздновать Рождество. Ленты, шары и огни покрывают массивную сосну в центре города. Мы, должно быть, пропустили церемонию зажжения. Конный экипаж катает посетителей по заснеженным улицам. Колядующие, одетые в старинные одежды, поют на сцене на рождественском рынке. — Здесь идеально, — шепчу я, желая, чтобы это место стало моим домом. Лука останавливается у гаража, глушит двигатель и говорит: — Пойду узнаю, как отбуксировать твою машину. Пока он внутри, я думаю, что мне делать с Ники, даже если мы вытащим ее из могилы. Я мало что знаю об автомобилях, но уверена, что они не работают после погружения в ледяную воду на несколько дней. Я не эксперт, но это просто догадка. Более того, что я буду делать сегодня вечером? Завтра? После этого? Груз беспокойства давит на меня, но тут из гаража появляется Лука ‒ волосы спрятаны под вязаной шапкой, плотная куртка подчеркивает его мужественную фигуру, кривая улыбка ‒ и мне хочется верить, что все сложится как нельзя лучше. — К сожалению, Мак работает над тем, чтобы вытащить машину, которая упала в овраг на Брасс-Лиф-лейн у горного хребта. К тому же все эти незаконные парковки на курорте не дают ему покоя. Он не сможет подъехать ко мне в ближайшее время.