Я отворачиваюсь на случай, если она скажет что-то еще, чего я не хочу слышать ‒ вроде слова «прощай». И вдруг она проносится мимо, присоединяясь к детям на пруду. Они соединяют руки в круг и кружатся, распевая рождественские гимны. Понемногу мой замороженный внутренний мир тает, когда они смеются, и детали моего представления о совместном будущем укрепляются в моей голове. Оторвав меня от моих мыслей, Расти говорит: — Я не питаю особых надежд на ее машину. Что Айви собирается делать? Как собирается вернуться домой? Я хочу ответить ему, что Айви уже дома, но не знаю этого наверняка. У нее где-то там целая жизнь, которую она прожила, прежде чем попасть в мою. И о которой я почти ничего не знаю. Когда мы возвращаемся в мой дом, Айви тихо сидит у огня, согреваясь. Я пытаюсь завязать разговор, но ее ответы коротки. Не грубо, но как будто она израсходовала все слова и энергию. Это правда, дети требуют много внимания. Или, может быть, у нее случился сахарно-шоколадный коллапс. В конце концов, она говорит: — Лука, ты не против, если я воспользуюсь твоим телефоном? Я бы хотела позвонить сестре. У меня в голове срабатывает тревожный сигнал, напоминая мне о странном событии, которое произошло на парковке у почтового отделения. — Скучаешь по ней? — спрашиваю я. — Да. Прошло много времени с тех пор, как мы проводили праздники вместе, но я просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. Я передаю ей свой мобильный телефон, и она медленно набирает номер по памяти. Я слышу, как идут гудки, но никто не берет трубку. Роботизированный голос говорит, что ящик голосовой почты переполнен. Айви пробует еще раз, а затем возвращает мне аппарат. Я не могу не думать о том, насколько Айви одинока, глядя на то, как она сидит в кресле, укрывшись пледом. Голос, не принадлежащий ни моей матери, ни Айзеку, шепчет мне что-то из далекого прошлого. Она говорит мне, что если я расстанусь с ней, то никогда не найду никого другого, кто бы любил меня так, как она. Кимми была права. Я не нашел. Но мне хочется верить, что я смогу полюбить кого-то сильнее, чем девушку, которая прокляла меня на вечное одиночество. Но любить трудно, и я не могу представить, что кто-то может полюбить меня со всеми недостатками, которые я прячу под фланелевыми рубашками и этой бородой. Как трудно улыбаться. Смеяться. Подпускать людей близко. Потому что Айви была права в одном. Я чудовище. Волк. Такой же ужасный, как и они. Но я никогда не позволю ей увидеть эту сторону меня. Никогда. Вот почему я напоминаю себе, что не существует такой вещи, как родственная душа. Идеальный партнер. Я не верю, что кто-то может дополнить меня, потому что я сломан. Непоправимо разрушен. Но пока что я потворствую рождественскому желанию Айви, потому что, если моя догадка верна, то у нее никогда не было ни одного исполненного желания. На следующий день мы разжигаем огонь и потягиваем гоголь-моголь. Айви печет три разных вида печенья, в том числе с арахисовым маслом, мятные снежки и овсяное с изюмом. Должен признать, что в доме пахнет потрясающе, а печенье очень вкусное. Если подумать, Айви похожа на миссис Клаус, если бы супруга старого Святого Ника была сногсшибательной. Мне, преследуемому призраками прошлого, нужно рождественское чудо, чтобы насладиться праздником. Но, возможно, самый большой подарок уже находится в моей гостиной. В конце дня мы катаемся на санках под звездами. Стоя на вершине холма перед последним спуском, Айви смотрит на меня, глаза сверкают, как небо над головой. — Думаешь для нас немного рановато делать рождественские открытки.., — начинает она. — Ты имеешь в виду, слишком рано для сезона? До Рождества осталось всего два дня. Даже если ты отправишь их завтра, почта не успеет доставить их вовремя. С запозданием я понимаю, что этот обмен репликами звучит очень похоже на разговор пары. Она ухмыляется. — Я имею в виду, открытку с нами и Птичкой на переднем плане. — О. Типа как, эм, пара? — Это то, чем мы являемся? Неужели всего за неделю мы прошли путь от незнакомцев до вежливого отношения друг к другу, от знакомых до друзей, и чего-то большего? — Я спрашиваю, потому что хочу знать, не слишком ли рано для одинаковых пижам. Если хочешь, чтобы я умерила энтузиазм, то просто скажи. Но только подумай, у Птички могла бы быть соответствующая собачья рубашка. Я откидываю голову назад и смеюсь. — Не думаю, что она на это согласится. И да, Айви, это слишком. Давай остановимся на одной чашке какао, одной елке и одной поездке на санках за раз. Расположившись между моих ног на санках, она вжимается в меня, как будто это был не тот ответ, который она хотела услышать. Но я не могу отрицать, как приятно чувствовать ее так близко. — Я спросила, потому что мне интересно, хочешь ли ты провести Рождество вместе. Я сейчас застряла здесь и не знаю, что делать. Куда идти. — А как насчет дома? — Я была в процессе переезда, когда отправилась в это дорожное путешествие. Сейчас Ники под водой, и я не знаю, как мне вернуться в Вайоминг. Сегодня утром она одолжила мой телефон, чтобы позвонить в агентства по прокату автомобилей, после того как Мак сообщил, что не сможет приехать сюда, чтобы отбуксировать «Мазду», до Рождества. Слишком много машин незаконно припарковано на курорте, перед полосами пожарной безопасности и гидрантами, люди съезжают с дороги, и, конечно, он хочет получить выходной, чтобы побыть с семьей. — Так ты хочешь провести Рождество вместе? — спрашиваю я, уточняя. Она кивает. Вместо ответа я целую ее. Мысль о нас пугает меня по мере того, как ее пребывание все продлевается и продлевается, и не потому, что я испытываю угрозу, задаваясь вопросом, не является ли она закоренелой преступницей. Скорее, я хочу, чтобы она осталась надолго. Айви каким-то образом прижимается ближе, наполняя меня теплом и связью, о которых я и не подозревал. Даже при том, что не уверен, что готов окунуться в воды пижамно-рождественской открытки, я действительно хочу посмотреть, к чему это приведет. А пока что я отталкиваюсь, позволяя саням свободно скользить вниз по склону. ГЛАВА 11 АЙВИ В канун Рождества мы с Лукой поехали в город, чтобы запастись продуктами, и потому что Фрэнки настояла на том, чтобы мы заглянули в семейную пиццерию. Когда я спросила, он сказал, что у нее есть свои причины. Конечно, мой желудок сводит судорогой от страха снова столкнуться с Райфом. Разве ему не нужно быть где-то в другом месте? Преследовать других людей, которых можно обмануть или ограбить? С другой стороны, я знаю, что он хочет убедиться, что моя сестра молчит. Или, в данном случае, я. Пока едем по городу, я стараюсь внимательно следить за окружающей обстановкой, но это трудно сделать, когда на углу городской площади установлена карусель. Вместо лошадей, прикрепленных к разноцветным столбам, вверх и вниз скачут олени. Дети улыбаются и смеются, а родители фотографируют. Огоньки светятся, яркие бантики повсюду, а толпа окружает человека, создающего ледяные скульптуры. Лука паркуется за магазином пиццы и пирогов. — Помнишь мое вчерашнее предупреждение? — Это лишнее, потому что твоя семья ‒ сплошной восторг. Он гримасничает. — Мама и папа ‒ это другая история. Плюс Томми, Бруно, Джио, Нико. — Подожди, я насчитала только четырех братьев. У тебя их пять. Где еще один? — Пауло пропал без вести. Мое сердце разрывается. Возможно, это способствует той боли, которую Лука держит в взаперти, особенно после того, как он потерял своего лучшего друга, который был ему как брат. — Как пропал? Лука слегка качает головой. — О, нет. Не так, как в военном определении «пропал без вести в бою». Скорее, он стал редко выходить на связь. Не знаю, что с ним на данный момент. — Его тон ледяной. — Ну, я должна спросить, что привело твою семью сюда из Нью-Йорка, чтобы открыть такой уникальный ресторан? Пицца и пироги. Не думала, что эти два понятия сочетаются вместе, если только это не опечатка, означающая «пицца-пирог», а не соединенные союзом «и». Словно благодарный за задержку с выходом из грузовика, Лука рассказывает мне о том, что у его родителей возникли серьезные финансовые проблемы. — Потом была афера с лигерийским принцем, который вытащил из них кучу денег. Интересно, не поэтому ли он так опасался, что я мошенница?