— У Томми, моего старшего брата, возникла дикая идея открыть пиццерию. Сказал, что мы все могли бы здесь работать, и мама с папой тоже были бы сотрудниками. — Но разве они не на пенсии? — Официально, да. Они не знают, что работают здесь. Видишь ли, дело в том, что они гордые и упрямые. — А, теперь понятно, откуда в тебе это. — Я подмигиваю. Лука поджимает губы, как будто хочет быть раздраженным, но знает, что я права. — В любом случае, мы надеемся отчислять им часть прибыли от пиццерии без их ведома. Томми, Бруно, Джио и Нико ‒ единственные, кто технически работает здесь полный рабочий день. Я просто помогаю. Никакой оплаты не требуется. — Как щедро с твоей стороны. Он пожимает плечами. — Это семья. Я смотрю на свои руки, желая узнать, каково это, когда тебя так поддерживают и заботятся о тебе. Иметь островок безопасности, который означает, что, несмотря ни на что, мне есть к кому обратиться. Конечно, есть Айрис, но я всегда была той, кто заботился о ней. — А что с твоей семьёй? — спрашивает Лука. Приподнимаю уголок губ в извиняющейся полуулыбке. — Рассказывать особо нечего. Но я еще не закончила свой допрос. Теперь я знаю, как пицца вписывается в головоломку, но что насчет пирога? — А, это Мерили. Она и мой брат были друзьями в колледже. Так уж вышло, что у них обоих была назначена встреча с парнем, который сдавал это место в аренду. Он, должно быть, подумал, что их бизнес-планы были только наполовину продуманы, потому что сказал, что сдаст им это место только в том случае, если они согласятся заняться бизнесом вместе. — Значит, это была счастливая случайность? — Очень может быть. — Лука намекает, что Томми и Мерили встречаются. Я вздергиваю брови. — Ладно, теперь, зная предысторию, я готова. — Не уверен, что я готов, — бормочет Лука, вылезая из грузовика. Мы входим через заднюю дверь и проходим через кухню, которая находится в состоянии рабочего беспорядка. Миски, посуда и разделочные доски заполняют столы из нержавеющей стали. Несколько человек, которые выглядят как родственники Луки, суетятся туда-сюда. Когда мы проходим через двойные распашные двери, дезорганизация сменяется организованным хаосом. С одной стороны прилавка образуется очередь, где на табурете за кассой сидит невысокая пожилая женщина с темными с проседью волосами. Гости делают заказ на вынос, в то время как другие сидят за столами с зелено-белыми клетчатыми скатертями, расставленными по всему залу. Трое парней разного роста и возраста ‒ все похожи на Луку ‒ перемещаются от раскаленной печи для пиццы к холодильнику и к витрине. Должна признать, что если без бороды Лука похож на кого-то из них, я ‒ очень счастливая женщина. Молодая женщина с пятном муки на щеке и в фартуке выскакивает из-за витрины с пирогами. — Лука, не мог бы ты подать это к третьему столику. — Она передает ему две тарелки с вилками. С извиняющейся улыбкой он выполняет приказ, а затем говорит через плечо: — Мерили, это Айви. Не дай ей потеряться. В ответ она наклоняет голову в мою сторону. — Я друг. — О, ты тот самый гость, — говорит она, накладывая еще пирога. — Мне не терпится узнать об этом побольше. А пока, видишь вон ту пару у окна? Они только что доели свою пиццу. Не могла бы ты убрать их тарелки и заменить их этими? — Она указывает на кусок вишневого пирога, а затем на шоколадный с кремом. — Для девушки и парня, соответственно, хотя я предполагаю, что они поделятся. Спасибо. Только после того, как я пробираюсь через клиентов к столику, убираю тарелки и отдаю пирог, меня догоняет комментарий «тот самый». — Приготовься, — шепчет Лука мне на ухо. Шепот пробегает по моей щеке. Пахнет свежей хвоей даже через запах соленого теста и маслянистой корочки. Это как стрела в сердце, заставляющая меня понять, что означает комментарий про гостя. Очевидно, Фрэнки проболталась. И мне приятно, я польщена тем, что стала частью разговора в этой семье. Семья, которая вместе работает, вместе смеется и вместе ест ‒ все они, старший и младший братья у дровяной печи, средний брат с зачесанными назад темными волосами и мужчина, который, как я предполагаю, является отцом, за угловым столом складывают коробки с пиццей. Невысокая женщина у кассы тянется обнять его, а Лука наклоняется. Она обхватывает его лицо, целует в каждую щеку и говорит: — Я слышала, у тебя гость... Потом она видит меня. Ее лицо светлеет. Женщина целует меня в обе щеки и говорит что-то по-итальянски. Я узнаю слово bella15. Она гладит меня по волосам и крепко сжимает мою руку. — Я никогда не теряла надежды на моего Луку. Он морщит нос и говорит: — Ма, не спугни ее. — Нет, думаю, что ты сам можешь это сделать. Но не смей. На это Рождество я загадала одно желание. Точнее, шесть... И снова она прерывается, когда по лестнице спускается молодая женщина в звенящих вязаных тапочках. Они встречаются у двери с надписью «Только для сотрудников». Лука исчезает на кухне, похоже, оставляя меня отвечать за кассу. Через некоторое время возвращается мама Коста и в перерывах между выдачей сдачи клиентам рассказывает мне о том, как Лука долго был потерян, а теперь нашел меня. — Ирония в том, что это я потерялась и забрела на его территорию. — Да, я слышала о твоей машине. Такая удача. — Она подмигивает. — А теперь расскажите мне о себе. Не знаю, что это ‒ ее мягкий акцент, материнское тепло или властное присутствие, даже если ее рост едва превышает пять футов, но я открываюсь маме Луки, рассказывая о приемной семье, моей матери и Айрис. Я не упоминаю о паршивых парнях Айрис и уж точно ничего не говорю о Райфе. — Тогда, похоже, вы нашли друг друга. Ты нашла семью. Какое счастье. — Она сжимает мою руку. Чувствуя на себе чей-то взгляд, я оглядываюсь через ее плечо и вижу Луку в дверном проеме. Его кривая ухмылка ослабевает. Я беспокоюсь о том, что это может означать, если между нами ничего не получится. Это будет означать, что я откажусь не только от недели жизни. Это значит раз и навсегда потерять надежду на то, что моя жизнь может сложиться иначе, чем она началась ‒ оторванная от семьи, относительно одинокая, всегда потерянная, всегда в поиске. Несколько часов спустя, когда все стихает, мы наслаждаемся семейной трапезой, состоящей из нескольких сортов пиццы, включая пиццу с курицей буффало, зеленым луком и голубым сыром, названную в честь Луки. К ней прилагается салат, а также чесночный хлеб и фрикадельки, которые, по словам Нико, мама привезла контрабандой. — Их нет в меню ни в одной из пицц, — объясняет Джио. — Я же сказала тебе, что сделаю их и для клиентов, — говорит миссис Коста. — Ты ничего такого не сделаешь. Мы на пенсии, Мария, — говорит мистер Коста. — Тогда что мы делали здесь весь день? — спрашивает она, разминая пальцы. — Помогали. Это совсем другое, чем работа, — отвечает он. Они с любовью перебрасываются шутками. Я поворачиваюсь к Луке, сидящему рядом со мной. На самом деле, из-за того, что мы все толпимся вокруг сдвинутых вместе столов, я практически у него на коленях. Я не возражаю против бабочек, которые просыпаются от его прикосновения. Его взгляда. Его слов, прошептанных мне на ухо. — Я вижу, ты несешь семейный факел. — В каком смысле? — спрашивает он. — Готовка, уверенность, упрямство. Он усмехается. — Да. Думаю, ты все правильно поняла. После уборки мы все желаем друг другу спокойной ночи, что занимает еще около часа, так как все втягиваются в побочные разговоры. — Я отвезу тебя домой, а потом мне придется вернуться, — говорит Лука. — Зачем? — спрашиваю я, размышляя о слове «дом». — Мне нужно провести инвентаризацию и подготовиться к завтрашнему дню. Слухи об этом месте распространились, и у нас уже больше заказов, чем мы можем обработать. Я вызвался добровольцем. — Что отличается от работы, верно? — спрашиваю я, повторяя предыдущий комментарий мистера Косты. — Ты все поняла. Я неловко ерзаю. — Эм, честно говоря, я бы предпочла остаться здесь и тоже помочь. — Ты не обязана. Ты и так много сделала сегодня. Попала с корабля на бал. Это было впечатляюще. — Да, но я не хочу быть одна. Лука несколько раз моргает, словно не понимая, как после долгого дня и вечера, проведенных буквально рука об руку с его семьей, я не хочу немного уединения.