— Так тихо, что я все услышу, — бормочу я, чтобы было вдвойне ясно, что никто не ограбит мой дом. Мое убежище. — Если только мы с Птичкой не пара домушников10, тебе не о чем беспокоиться. И, честно говоря, думаю, она была бы оскорблена, если бы узнала, что ты думаешь так о такой прекрасной собаке. Я почти улыбаюсь ее шутке — она могла бы вызвать смех. Но вместо этого контролирую выражение своего лица и сдерживаюсь. Шагнув в комнату, я жестом указал на шкаф в ванной комнате. — Здесь найдешь все, что тебе нужно. Мой брат Джованни недавно останавливался у меня. Как самопровозглашенный король гостеприимства, он оборудовал все свободные спальни и ванные комнаты предметами, которые, по его словам, понравятся гостям. Хотя я сказал ему, что гости меня не интересуют, — говорю я с укором. — Понятно. Мне не рады. Тем не менее, я ценю это. — Её голос тихий, граничащий с оборонительным, как будто ее уже отвергали, выставляли из дома. Что-то щемит у меня в груди. — Постараюсь найти что-нибудь, во что ты сможешь переодеться, по крайней мере, пока мы не сможем постирать и высушить твою одежду. — Спасибо, — повторяет она и останавливается в дверях. Я медлю, не в силах оторвать взгляд. Очевидно, потому что не хочу, чтобы она прикарманила мыло для рук или другие предметы, оставленные Джио. А не по какой-то другой причине, связанной с тенью грусти, которую я хочу развеять или с соблазнительным телом женщины, к которой я хочу приблизиться, чтобы убедиться, что она в тепле. Никаких других причин. — Кстати, как тебя зовут? — спрашивает она. Мои брови рефлекторно поднимаются, как будто меня застали за чем-то непотребным. Моя мама отругала бы меня разными способами, если бы узнала, что я не представился и даже не проявил хотя бы толику гостеприимства по отношению к этой женщине. Она бы сказала все это по-итальянски, и это было бы очень убедительно. Правило номер один в семье Коста: каждый, кто входит в наш дом — почетный гость. Правило номер два в семье Коста: каждому, кто входит в наш дом, должно быть предложено непристойное количество еды и питья. Правило номер три в семье Коста: если в дом входит подходящая женщина, она должна быть оценена как потенциальный кандидат для брака. На последнем правиле я замираю, потому что, несмотря на его очевидную правду, оно не озвучивается. Тем не менее, я слышу голос моей матери в своей голове, говорящий так, как будто это официальное заявление. Не сейчас, ма. Никогда. Эти правила действуют независимо от того, идет ли речь о доме моих родителей или о доме любого из их семерых детей. Фамилия Коста обязывает к выполнению этих правил. Айви стоит в тусклом свете коридора и ждет. Выражение ее лица меняется, как будто она задается вопросом, почему я так долго не могу ответить на простой вопрос. Ее серебряные глаза смотрят на меня с противоестественной силой. — Меня зовут Лука. Лука Коста, — говорю я, наконец. Мой голос звучит грубее, чем я хотел. — Лука, — повторяет она. Звук моего имени из ее уст подобен кленовой ириске, печенью в рождественское утро и звону серебряных колокольчиков. От всего этого я давно отказался. Поворачиваюсь, чтобы уйти, потому что это единственное, что я умею делать, чтобы не развалиться на части... или не влюбиться в нее. ГЛАВА 5 АЙВИ Когда шаги Луки затихают в коридоре, я длительно выдыхаю. Сегодняшний день был сюрреалистичным, и вот я здесь, в укромном доме мистера Зефира в горах. Если бы только снег был зефирным пухом, а не холодным и смертельно опасным. Облокачиваюсь на стойку в ванной, прежде чем посмотреть в зеркало. Под глазами темные круги. Розовые прожилки в глазах. Я так устала. Устала до костей. И мои волосы. Хорошо, что в ближайшие двенадцать часов я не появлюсь на публике, и мне не придется беспокоиться о своей репутации парикмахера. Достаточно сказать, что они выглядят так, будто трехлетний ребенок поработал над волосами куклы безопасными ножницами. Пока раздеваюсь, мое тело болит и кричит на меня скованными мышцами и холодом, который никак не хочет униматься. Как люди здесь выживают? Оглядев хорошо оборудованную ванную комнату с широкой мраморной плиткой, деревянным туалетным столиком с двумя фарфоровыми раковинами и вазой с орхидеей, можно подумать, что они живут довольно хорошо. Здесь шикарно. Модно. Роскошно. Это не те слова, которые я бы ассоциировала со Снеговиком Фрости — Чудовищем-Охотником, он же Лука. Он же парень, похожий на Антонио Бандераса в расцвете сил. Это полный комплект плюс волосы. О, волосы Луки. Последний час я сидела на ладонях, чтобы случайно не провести по ним пальцами. Раньше, в закусочной, он был просто мистер Зефир. Но человек, который живет здесь, оказался совсем другим, чем тот, которого я встретила раньше. С другой стороны, я не вломилась в его дом, а вошла. Дверь была не заперта. Я заявляю о своей невиновности. Душ выглядит так, будто для его управления требуется инструкция, чтобы разобраться с потоками воды. Гладкие речные камни покрывают дно. Ванна стоит перед окном, из которого, как мне кажется, открывается вид на горы или лес: если бы не было темно и не шел снег. По одной из стен приятно журчит водопад. Это безмятежно и похоже на спа. Есть гораздо худшие места, где я могла бы застрять. И с гораздо худшей компанией. Даже если я застряла здесь с Чудовищем, по крайней мере, это не Райф. Я бы с удовольствием понежилась в горячей ванне, но как гость предпочитаю душ и думаю о моем таинственном хозяине мистере Зефире. Что случилось с тем кокетливым парнем, которого я встретила в закусочной? Чтобы было понятно, в нем нет ничего зефирного. Он крепкий дровосек с подтянутыми, четко очерченными мышцами и скрывает живот, на котором можно стирать одежду. Я мельком увидела его, когда мужчина снял пальто и его рубашка слегка приподнялась. Бросив взгляд на мою жалкую кучу одежды на стуле, понимаю, что проблема решена. Потом я могла бы высушить одежду перед огнем. Когда намыливаюсь мылом с мужским ароматом, вспоминаю, как он пахнет. Мне не претит идея позаимствовать что-то, что принадлежит ему. Хотя я хотела бы, чтобы это была версия Луки, с которым я чокалась чашками ранее в закусочной. Пока вода из душа согревает меня, я представляю его карие глаза, равномерно загорелую кожу, да, даже зимой, похожую на идеально поджаренный зефир. Под несколько растрепанной бородой, подозреваю, находится четко очерченная линия подбородка, которая могла бы вырезать эти мраморные плитки. Вырывается долгий вздох, соперничающий с моим предыдущим выдохом. Да, в присутствии Луки возникает притяжение. Я не могу этого отрицать. Но есть в нем и что-то безошибочно суровое. Он определенно заледеневший. Появившись здесь, пусть даже случайно, я чувствую, что пересекла границу, которую он возвел. Учитывая мужественность этого места, я не удивлюсь, если завтра, при свете дня, увижу на входной двери табличку «Женщинам вход воспрещен», которую я не заметила, когда только пришла. Но надо отдать должное Луке, он принял меня, приготовил ужин и разрешил остаться. Это место с таким же успехом может быть курортом. Я жила не в лачуге в Вайоминге, но и не совсем одна. Грызуны, с которыми я ничего не могла поделать, делили мое пространство. Поговорим о непрошеных гостях. Это место для меня новый уровень роскоши. Полотенце, которым вытираюсь, такое пушистое, что если бы я была в отеле, то могла бы забыть, что положила его в свою сумку. Не то чтобы я когда-либо делала нечто подобное. Может быть, Ники и была дрянной машиной, а на моем банковском счете только лишь трехзначная сумма (билеты на международные самолеты стоят дорого), но я честный человек. Никогда не воровала и не стала бы начинать. Накинув белый халат, который нашла висящим на задней стенке шкафа, наношу на кожу множество дорогих увлажняющих средств, которые, к счастью, предоставил его брат, потому что от холодного и сухого северного воздуха моя кожа похожа на шкуру ящерицы. Достав ножницы, пытаюсь поправить волосы, но без зеркала, расположенного позади меня, чтобы видеть, что делаю, я сделаю только хуже. И так все плохо. Карикатура. Посмешище. Если присмотреться, то я выгляжу ненамного лучше, чем Птичка, когда она появилась здесь. Освежившись после душа, я возвращаюсь в гостиную и замечаю на стенах картины, а не семейные фотографии. Может быть, дом сдается в аренду на часть года. Если бы у меня была семья, я бы заказала его для воссоединения. Перед очагом Лука сидит в кресле, которое недавно занимала я. Его волосы свободно свисают по плечам, и свет огня вырисовывает его силуэт, первобытный и опасно манящий. Рядом с ним на полу раскинулась Птичка, словно она тоже неплохо устроилась, забредя на территорию этого парня. Пол не скрипит, но прежде, чем я успеваю даже пискнуть, Лука оборачивается с горящими глазами. Подняв руки вверх, как делала раньше, я задыхаюсь от свирепого выражения его лица. — Всегда объявляй о себе, — приказывает он. — Хорошо. Прости. Не хотела тебя напугать. Он осматривает меня с головы до ног. — Где ты это взяла? — Что? Этот халат? Он висел на крючке с обратной стороны двери шкафа в ванной. Все еще в ботинках, он встаёт и передает мне стопку одежды. Наши руки соприкасаются. Его кожа грубая, но теплая. Тепло проникает сквозь меня, отогревая до мозга костей. — Спасибо. — Я остаюсь у огня, чувствуя на себе его взгляд. Когда мужчина садится и возвращает свое внимание к огню в очаге, я незаметно подношу предметы одежды к носу и вдыхаю. Они пахнут как сосновый лес: свежо, землисто и с возможностью легко дышать. Последнее замечание приводит в замешательство, потому что я вдруг понимаю, что из-за ситуации с сестрой я уже несколько недель не могу сделать глубокий вдох. — Ты нюхаешь мою одежду? — спрашивает Лука. Я вздрагиваю. Мои щеки горят, и не из-за огня. — Ты покраснела? — продолжает он. — Я? Нет. Конечно, нет. Я просто дышу. — Просто нормальная человеческая функция насыщения кислородом крови, поэтому я и красная, того же цвета...