XIII Я нашел миледи в ее кабинете. Она показалась мне испуганною и недовольною, услыхав, что пристав Кофф желает говорить с ней. — Действительно ли это нужно? — спросила она. — Не можете ли вы заменить меня, Габриель? Я до такой степени поражен был ее словами, что на лице моем, вероятно, отразилось полное недоумение; но миледи тотчас же соблаговолила объясниться. — Боюсь, не расстроены ли у меня нервы? — сказала она. — Сама не знаю, почему этот лондонский сыщик внушает мне такое отвращение. Я предчувствую, что он внесет в ваш дом одни огорчения, и тревогу. Конечно, это очень глупо с моей стороны и вовсе на меня не похоже; а между тем это так. Я решительно не знал, что отвечать ей. Чем ближе я знакомился с приставом Коффом, тем более он мне нравился. Впрочем, благодаря этому признанию и своему твердому характеру, о котором вам уже известно, читатель, миледи скоро овладела собою. — Уж если мне необходимо его видеть, — сказала она, — то я решаюсь на это; только не требуйте от меня, чтоб я приняла его наедине. Пусть он придет сюда, Габриель, но и вы оставайтесь здесь до тех пор, пока он не уйдет. С самого девичества моей госпожи это был, сколько я мог припомнить, ее первый припадок мигрени. Я вернулся в «будуар». Мистера Франклина там уже не было. Он ушел в сад, чтобы пройтись немного с мистером Годфреем, перед его отъездом в Лондон. А мы с приставом Коффом тотчас же отправилась в комнату моей госпожи. Уверяю вас, что миледи побледнела, увидав его! Однако она превозмогла себя, и спросила пристава, не будет ли он противиться моему присутствию в комнате. По доброте своей она не забыла даже прибавить, что смотрела на меня не только как на старого слугу своего дома, но и как на доверенное лицо, с которым считала полезным советоваться во всех делах, касавшихся дома. Пристав вежливо отвечал ей, что собираясь говорить о прислуге вообще, и уже имея доказательство той пользы, которую может принести ему в этом отношении моя опытность, он будет смотреть на мое присутствие в комнате как на личное для себя одолжение. Миледи знаком предложила нам два стула, и мы немедленно приступили к совещанию. — Мое личное мнение о деле уже составлено, — сказал пристав Кофф, — но с позволения миледи, я намерен умолчать о нем до поры до времени. В настоящую же минуту на мне лежит обязанность передать вам, к какому результату провел меня осмотр будуара мисс Вериндер, и к каким мерам считаю я необходимым приступить теперь с вашего разрешения. Затем он рассказал ей об исследовании пятна на разрисованной двери, о выведенных им из этого заключениях, и повторил почти то же, что он говорил надзирателю Сигреву, только в более почтительных выражениях. «Первый факт, не подлежащий сомнению, это пропажа алмаза из шкафика», в заключение сказал пристав: «почти столько же вероятен и другой факт, что следы пятна, сделанного на двери, должны были остаться на одежде кого-либо из живущих в доме. Прежде нежели идти вперед мы должны разыскать эту одежду». — От этого открытия, — заметила моя госпожа, — вероятно, будет зависеть и открытие вора? — Извините, миледи, я не говорю, что алмаз украден. Я утверждаю только, что алмаз пропал. Открытие испачканного платья может только указать вам путь к разысканию его. Миледи взглянула на меня. — Понимаете ли вы это? — спросила она. — Вероятно, пристав Кофф понимает это, миледи, — отвечал я. — Каким же путем предполагаете вы разыскивать испачканное платье? — спросила моя госпожа, еще раз обращаясь к приставу. — Мне совестно сказать, что комнаты и сундуки моих добрых старых слуг уже были обысканы первым следователем, и потому я не могу и не хочу вторично подвергать их подобному оскорблению! Вот это была госпожа, вот это была женщина, единственная, быть может, из десяти тысяч! — Об этом я, и хотел поговорить с вами, сударыня, — сказал пристав. — Прежний следователь тем и испортил все дело, что не сумел скрыть от слуг своего подозрение против них. Если б я вздумал поступить по его примеру, то нет сомнения, что все они, и преимущественно женщины, старались бы всячески препятствовать следствию. А между тем, их сундуки непременно должны быть обысканы, по той простой причине, что первый обыск имел целью найти алмаз, тогда как второй будет клониться к тому, чтоб отыскать испачканное платье. Я совершенно согласен с вами, миледи, что следует пощадить самолюбие слуг, но вместе с тем я убежден и в том, что необходимо осмотреть их платья. Признаюсь, было от чего стать в тупик! Даже и миледи высказала это, только, разумеется, в более изящных выражениях. — Я уже составил план, который должен устранить это затруднение, — сказал пристав Кофф. — Если вам угодно будет на него согласиться. Я предлагаю прямо и откровенно объясниться с слугами. — Но женщины тотчас же сочтут себя заподозренными, — перебил я. — Женщины этого не сделают, мистер Бетередж, — отвечал сержант, — если только я предупрежу их, что намерен осмотреть, начиная с гардероба миледи, вещи всех лиц, ночевавших здесь в прошлый вторник. Это, конечно, пустая формальность, прибавил он, искоса поглядывая на мою госпожу, — но слуги подчинятся ей охотно, если их уравняют с господами, а вместо того чтобы препятствовать обыску, они сочтут за честь ему содействовать. Я тотчас же уразумел истину его слов; даже и миледи, оправившись от изумления, поняла, что он был прав. — Так вы убеждены, что осмотр необходим? — сказала она. — Я не вижу, миледи, кратчайшего пути для достижения наших целей. Госпожа моя встала, чтобы позвонить свою горничную. — Прежде чем говорить с прислугой, вы получите ключи от моего собственного гардероба, — сказала она. — Не лучше ли нам прежде удостовериться, что остальные леди и джентльмены, живущие в доме, согласны на мое предложение? —неожиданно перебил ее пристав. — Но, кроме меня, единственная леди в этом доме мисс Вериндер, — отвечала моя госпожа с видом величайшего удивления, — а единственные джентльмены племянники мои: мистер Блек и мистер Абльвайт. Ни от кого из трех нельзя ожидать отказа. Тут я напомнил миледи, что мистер Годфрей уезжает. Но не успел и промолвить это, как сам он постучался в дверь и вошел проститься с моею госпожой вместе с мистером Франклином, который ехал проводить его до станции железной дороги. Миледи объяснила ему возникшее затруднение, и мистер Годфрей мигом удалил его. Он крикнул в окно Самуилу, чтобы внесли наверх его чемодан, и собственноручно передал свои ключи приставу. — Багаж мой можно переслать в Лондон по окончании розыска, —сказал он. Принимая ключи от мистера Годфрея, пристав счел за нужное извиниться перед ним. — Весьма сожалею, сэр, — сказал он, — что я принужден беспокоить вас из-за пустой формальности; но пример господ благотворно подействует на прислугу, примирив ее с обыском. Трогательно простившись с миледи, мистер Годфрей просил ее передать его прощальное приветствие мисс Рэйчел. Судя по его словам, он как будто не верил в возможность положительного отказа со стороны своей кузины и, по-видимому, готов был возобновить ей свое предложение при первом удобном случае. Выходя из комнаты вслед за своим двоюродным братом, мистер Франклин объявил приставу, что все его вещи готовы для обыска, так как он не имеет обыкновения держать их под замком, за что пристав поспешил принести ему свою глубочайшую признательность. Стало быть, миледи, мистер Годфрей и мистер Франклин с полною готовностью отозвались на предложение следователя. Теперь оставалось только получить согласие мисс Рэйчел, а затем, созвав прислугу, приступить к розыску испачканной одежды. Необъяснимое отвращение миледи к приставу сделало это совещание почти невыносимым для нее, когда я и пристав опять остались с ней наедине. — Если я пришлю вам сейчас ключи мисс Вериндер, — сказала миледи, — то вы, надеюсь, не потребуете от меня ничего более в настоящую минуту. — Извините, миледи, — отвечал пристав Кофф, — прежде чем приступить к обыску, я желал бы, с вашего позволения, просмотреть книгу для записки белья. Легко может статься, что пятно осталось на какой-нибудь полотняной вещи. В случае, если осмотр гардеробов не приведет нас к желаемому результату, то необходимо будет приступить к переборке не только белья, оставшегося в доме, но и отданного в стирку. Если по счету окажется, что недостает какой-нибудь штуки белья, то можно будет смело предположить, что на ней-то и сделано было пятно, вследствие чего владелец означенной вещи, вероятно, с умыслом уничтожил ее вчера или нынче. Когда женщины приходили сюда в четверг утром для допроса, надзиратель Сигрев обратил их внимание на попорченную дверь, «и я боюсь, мистер Бетередж», прибавил пристав, обращаясь ко мне, — «чтоб это не оказалось впоследствии одною из грубейших ошибок надзирателя Сигрева». Миледи приказала мне позвонить и распорядиться насчет бельевой книги. Она медлила уходить из комнаты, в ожидании новых требований со стороны пристава после просмотра книги. Бельевую книгу внесла Розанна Сперман. Она явилась в это утро к завтраку, бледная и печальная, хотя уже настолько оправившаяся от нездоровья, что могла исполнять свои обязанности. При входе ее в комнату пристав Кофф пристально посмотрел ей в лицо, а когда она повернулась спиной, чтобы выйти вон, глаза его пытливо устремились на ее искривленное плечо. — Вы ничего более не имеете сказать мне? — спросила миледи, желая как можно скорее отделаться от пристава. Великий Кофф открыл бельевую книгу, в полминуты ознакомился с ее содержанием и снова закрыл ее. — Осмелюсь обеспокоить миледи еще одним последним вопросом, — сказал он. — Столько ли времени находится у вас эта молодая женщина, приносившая сейчас книгу, сколько и остальные ваши слуги, или менее? — К чему этот вопрос? — сказала миледи. — В последний раз как я ее видел, она содержалась в тюрьме за воровство, — отвечал пристав. Что оставалось нам делать после этого, как не открыть ему всю правду. При этом госпожа ваша постаралась обратить особенное внимание пристава на похвальное поведение Розанны в ее доме и на хорошее мнение, высказанное о ней надзирательницей исправительной тюрьмы. — Надеюсь, вы не подозреваете ее в похищении алмаза? — с участием спросила миледи в заключение. — Я уже имел честь вам докладывать, что до сей минуты еще не заподозрил в воровстве никого из живущих в доме. После такого ответа миледи встала и отправилась наверх за ключами мисс Рэйчел. Пристав, опередив меня, поспешил отворить ей дверь с низким поклоном. Но она вздрогнула, проходя мимо его. Оставшись вдвоем, мы долго и напрасно ожидала ключей. Пристав Кофф не высказал мне по этому поводу никакого замечания, а повернув свое задумчивое лицо к окну и засунув свои сухощавые руки в карманы, печально насвистывал себе под нос «Последнюю летнюю розу». Наконец взошел Самуил, но вместо ключей он подал мне записку. Чувствуя на себе пристальный, угрюмый взгляд пристава, я долго и неловко надевал свои очки. На бумажке написано было карандашом не более двух-трех строчек, в которых госпожа моя уведомляла меня, что мисс Рэйчел положительно не согласилась на обыск своего гардероба; когда же ее спросила о причине такого отказа, то она сначала разрыдалась, а потом отвечала: «не хочу, оттого что не хочу. Если употребят силу, я вынуждена буду уступить ей; а кроме этого ничто не заставит меня повиноваться». Я понимал вполне, как неприятно было бы миледи лично передать приставу Коффу подобный ответ своей дочери. Будь мне еще к лицу милая юношеская застенчивость, я, по всей вероятности, и сам покраснел бы от одной мысли, что должен посмотреть ему в лицо. — Какие новости о ключах мисс Вериндер? — спросил пристав. — Барышня не соглашается на обыск своего гардероба, — отвечал я. — А! — воскликнул пристав. Голос его не был у него в таком безусловном повиновении как лицо, и восклицание его сделано было тоном человека, услыхавшего то, чего он вполне ожидал. Сам не умею сказать почему, но только он и напугал, и разбесил меня этим восклицанием. — Придется, кажется, отменить обыск гардеробов? — спросил я. — Конечно, придется, — отвечал пристав, — если ваша барышня не хочет подчиниться ему наравне с прочими. Следует осмотреть или все гардеробы, или ни одного. Отправьте-ка с первым же поездом чемодан мистера Абльвайта в Лондон, и вместе с моею благодарностью, возвратите бельевую книгу той молодой женщине, которая приносила ее сюда. Затем, положив книгу на стол, он вынул свой перочинный ножичек и принялся подчищать себе ногти. — Вы, кажется, не обманулись в ваших ожиданиях? — спросил я. — Нет, я не совсем обманулся в моих ожиданиях, — отвечал пристав Кофф. Я попытался вызвать его на объяснение. — Почему бы это мисс Рэйчел препятствовать вашим розыскам? — спросил я. — Не лучше ли бы ей, ради своих собственных интересов, действовать заодно с вами? — Обождите маленько, мистер Бетередж, обождите маленько, — отвечал он. Человек более дальновидный нежели я, или менее преданный мисс Рэйчел, пожалуй, отгадал бы его тайную мысль. Я готов теперь думать, что и миледи чувствовала к нему такое отвращение единственно потому, что она провидела его тайные цели «яко зерцалом в гадании», как говорит Библия. Одно знаю, что я с своей стороны не понимал ровно ничего. — Что же мы будем делать теперь? — спросил я. Пристав Кофф дочистил свой ноготь, осмотрел его с грустным участием и наконец закрыл ножичек.