— Какое за каждую! За обе! — отвечала мистрис Иолланд. — Даром отдали, сударыня, — сказал пристав, покачав годовой. — Просто даром! — Вот и деньги, — сказала мистрис Иолланд, опять подвигаясь бочком к маленькой кучке серебра, лежавшего на столе, словно тянула ее к ней какая-то непреодолимая сила. — Жестяной ящик да собачьи цепи, вот все что она купила и унесла с собой сегодня. Один шиллинг девять пенсов и три шиллинга шесть пенсов составляют пять шиллингов три пенса, которые, я прошу вас передать бедняжке с моим сердечным приветом. Право, мне совестно лишать ее этих маленьких сбережений, самой пригодятся со временем. — А мне, сударыня, совестно будет возвращать ей эти деньги, — отвечал пристав Кофф. — Вы и без того продешевили ваш товар; право, так. — И вы действительно так думаете, сэр? — спросила мистрис Иолланд, с неожиданно просиявшим лицом… — К чему же мне вас обманывать, сударыня? — отвечал пристав. — Да вот спросите хоть у мистера Бетереджа. Что было пользы спрашивать у меня? Чтобы как-нибудь отделаться от них, я только пожелал им спокойной ночи и сделал вид, что собираюсь уходить. — Провал их возьми, эти деньги! — внезапно воскликнула мистрис Иолланд, теряя всякую власть над собой; и накинувшись на серебро, она поспешно сунула его в свой карман. — Право, зло разбирает, глядя, как тут же у тебя под боком лежат деньги и никто не хочет ими пользоваться, — продолжила безрассудная женщина, с шумом, кидаясь на свое место и бросая на пристава взгляд, ясно говоривший: теперь, когда они опять попали в мой карман, попробуй-ка их достать оттуда, коли сумеешь! На этот раз я не только направился к дверям, но и в самом деле вышел за порог. Объясняйте это как умеете, только я испытывал ощущение смертельной обиды со стороны пристава и мистрис Иолланд. Не успел я пройти по деревне и трех шагов, как уже пристав нагнал меня. — Спасибо вам за знакомство, мистер Бетередж, — сказал он. — Я обязан жене рыбака совершенно новым, еще неизвестным мне доселе ощущением: мистрис Иолланд сбила меня с толку. На языке моем уже вертелся резкий ответ, по той причине, что будучи зол на самого себя, я был озлоблен и против пристава. Но услышав такое признание, я внутренно возрадовался, в надежде, что вред, причиненный мной Розанне еще, быть может, не слишком важен. Однако благоразумное молчание сковало мои уста, и я ждал, что скажет он дальше. — Да, — продолжал пристав, как бы насквозь читая мои мысли. — При вашем сочувствии к судьбе Розанны, мистер Бетередж, вас должно радовать одно обстоятельство: что вы не только не навели меня на след, но напротив содействовали тому, чтоб я потерял его. Нынешние маневры девушки ясны как день. Сделав из двух цепей одну, она привязала один конец к крышке жестяного ящика, спустила ящик в воду или в песчаную зыбь, а другой конец цепи прикрепила под скалой, в каком-нибудь потаенном, только ей одной известном месте. На этом якоре ящик провисит до окончания настоящего следствия; когда же оно кончится, Розанна улучит удобную минуту и придет украдкой вытащить его из этого потаенного хранилища. До сих пор план действий ее совершенно ясен. Но вот в чем тайна, — продолжил пристав, а голос его впервые зазвучал нетерпением — какую чертовщину упрятала она в жестяной ящик? В уме моем тотчас же промелькнуло: да верно Лунный камень! но я ограничился только вопросом: — Неужто не догадываетесь? — Нет, это не алмаз, — отвечал пристав. — Коли Розанна Сперман спрятала туда алмаз, то наплюйте тогда на мою опытность. При этих словах проклятая следственная горячка воспылала во мне с новою силой. Увлеченный желанием разъяснить эту мудреную загадку, я позабылся, и опрометчиво спросил у пристава: — Уж не запачканное ли платье? Пристав Кофф остановился как вкопанный и положил в темноте свою руку на мое плечо. — Может ли снова вынырнуть когда-нибудь на поверхность то, что попало однажды в вашу песчаную зыбь? — спросил он. — Никогда, — отвечал я. — Зыбучие пески всасывают в себя без различия и легкие предметы, и тяжелые, но ничего не возвращают назад. — Об это известно Розанне Сперман? — Столько же, сколько и мне. — В таком случае, — сказал пристав, — отчего бы ей не привязать к испачканному платью камни и не бросить его прямо в пески? Прятать его, по-видимому, не было ни малейшей причины, а между тем она его спрятала, это несомненно. Еще один вопрос, — продолжил пристав, снова пускаясь в путь, — какого рода эта одежда: кофта ли, юбка ли, или другая какая-нибудь вещь, которую ей необходимо сберечь во что бы то ни стало? Если ничто не помешает мне до тех пор, мистер Бетередж, то я завтра же отправлюсь в Фризингалл, чтобы разведать какие материалы покупала она в городе для этой новой одежды. Конечно, при настоящем положении дед покидать дом не совсем безопасно, однако еще опаснее идти вперед с завязанными глазами. Не сетуйте на меня за мою раздражительность, мистер Бетередж; признаюсь, я упал в моих собственных глазах, с тех пор как позволил Розанне Сперман провести меня! Прислуга ужинала, когда мы возвратились домой. Первое лицо, попавшееся нам на переднем дворе, был тот самый полисмен, которого надзиратель Сигрев оставил в распоряжение пристава Коффа. Пристав спросил у него, возвратилась ли Розанна? — Да, — отвечал полисмен. — Давно ли? — С час тому назад. — Что она делала это время? — она входила наверх, чтобы снять свою шляпку и плащ, а теперь преспокойно ужинает с остальною прислугой. Не сделав ни малейшего замечания и продолжая все ниже и ниже падать в своем собственном мнении, пристав Кофф направился к задней части дома. Но темнота помешала ему увидать вход, и он все шел вперед, не останавливаясь, до тех пор, пока не наткнулся на садовую калитку. Я поспешил к нему на выручку, и тут только заметил, что глаза его внимательно изучают одно из окон заднего фасада в том этаже, где помещались спальни. Взглянув туда в свою очередь, я увидал, что предметом его наблюдений было окно мисс Рэйчел, где взад и вперед мелькали огни, обличавшие необычайную суетню в доме. — Не это ли комната мисс Вериндер? — спросил пристав Кофф. Я отвечал утвердительно и пригласил его войти в дом, чтобы поужинать; но пристав не трогался с места и только пробормотал себе что-то под нос о наслаждении упиваться вечерним благоуханием цветов. Я ушел, предоставив его этим наслаждениям; но в то самое время как я подходил к дверям дома, у калитки раздался знакомый мне мотив «Последней летней розы». Пристав Кофф сделал новое открытие, поводом к которому было на этот раз окно моей молодой госпожи. Эта мысль заставала меня снова вернуться к приставу, под тем любезным предлогом, будто я не имел духу оставить его одного. — Не находите ли вы тут чего-нибудь загадочного? — спросил я, указывая ему на окно мисс Рэйчел. Судя по интонации голоса пристава, я заключил, что он опять поднялся в своем мнении. — Ведь у вас в Йоркшире, если не ошибаюсь, сильно развита страсть к пари, не так ли? — спросил он. — Положим, что и так, — отвечал я; — ну, что ж из этого следует? — Будь я йоркширец, — продолжил пристав, взяв меня под руку, — я бы прозакладывал вам целый суверен, мистер Бетередж, утверждая, что ваша барышня приняла внезапное решение покинуть свой дом. А выиграв его, побился бы и на другой суверен, что мысль эта пришла ей не далее как час тому назад. Первое из предположений пристава поразило меня, а второе как-то странно перепуталось в моей голове с донесением полицейского о том, что час тому назад Розанна Сперман вернулась домой с песков. Обе эти догадки произвела на меня такое странное впечатление, между тем как мы шли ужинать рука об руку с приставом Коффом, что позабыв всякую учтивость, я высвободил свою руку и юркнул мимо его в дверь, чтобы самому навести справки. Первый попавшийся мне навстречу человек был лакей ваш Самуил. — Миледи ожидает вас и пристава Коффа, — сказал он, прежде нежели я успел приступить к своим расспросам. — Давно ли она ожидает нас? — послышался позади меня голос пристава. — Около часу, сэр. Странная игра случая! Розанна вернулась домой, мисс Рэйчел правила какое-то необыкновенное решение, а миледи ожидала к себе пристава Коффа. И все это произошло в течение одного часа! Неприятно было сознавать подобное сцепление между лицами и обстоятельствами столь противоположными друг другу. Я отправился наверх, не взглянув на пристава Коффа и даже не сказав ему ни слова. В то время как я собирался постучаться в дверь госпожи моей, рука моя сильно задрожала. — Меня не удивило бы, — шепнул мне через плечо пристав, — если бы в доме разразился нынешнею ночью скандал. Но не тревожьтесь! На своем веку я улаживал семейные дела и потруднее этих. В эту минуту я услышал голос миледи, звавшей нас к себе в комнату. XVI Мы застали миледи в ее комнате, освещенной лишь одною настольною лампочкой, с опущенным абажуром, так что все лицо ее было в тени. Против своего обыкновения смотреть прямо в лицо входящим, она сидела наклонясь к столу и упорно глядя в развернутую книгу. — Господин пристав, — сказала она, — в виду производимого следствия, важно ли вам заранее знать, если кто-нибудь из находящихся теперь в доме пожелает выехать? — Весьма важно, миледи. — Ну, так надо оказать вам, что мисс Вериндер хочет отправиться к своей тетушке мисс Абльвайт, в Фризингалле. Она располагает выехать завтра рано утром. Пристав Кофф поглядел на меня. Я ступил шаг вперед, хотел заговорить с госпожой, но чувствуя, что сердце во мне так и упало (если уж надо признаться в этом), отступил снова, ничего не сказав. — Смею ли спросить, миледи, когда именно мисс Вериндер задумала эту поездку к тетушке? — спросил пристав. — С час тому назад, — ответила моя госпожа. Пристав Кофф еще раз поглядел на меня. Говорят, что старческое сердце не так-то легко расшевелить. Что до меня, то мое сердце не могло бы забиться сильнее теперешнего, если бы даже мне сызнова стало двадцать пять лет от роду! — Я не в праве, миледи, контролировать поступки мисс Вериндер, — сказал пристав, — могу только просить вас, если можно, отложить поездку ее на несколько часов. Мне самому надо быть завтра поутру в Фризингалле, я вернусь часам к двум, если не раньше. Если мисс Вериндер можно удержать здесь до этого времени, мне бы хотелось перемолвить с ней словечка два, эдак невзначай, перед отъездом. Миледи поручила мне передать кучеру приказание, чтобы карету мисс Рэйчел не подавали ранее двух часов. — Не имеете ли еще что сказать? — спросила она пристава, покончив с этим. — Только одно. Если мисс Вериндер удивится этой отмене ее распоряжений, благоволите не упоминать при ней, что именно я задерживаю поездку. Моя госпожа внезапно подняла голову над книгой, как бы собираясь что-то сказать, с величайшим усилием удержалась, и снова уставясь в развернутые страницы, отпустила нас движением руки. — Вот удивительная женщина! — сказал пристав, когда мы вышли. — Не владей она собой, тайна, которая мучат вас, мистер Бетередж, нынче же разрешилась бы. При последних словах истина озарила, наконец, мою старую башку. На миг я, кажется, начисто лишался рассудка, схватил пристава за ворот сюртука и пригвоздил его к стене. — Проклятие! — вскрикнул я, — тут что-то неладно насчет мисс Рэйчел, а вы все время скрывали это от меня! Пристав Кофф взглянул на меня, все еще приплюснутый к стене, не шевельнув пальцем, не трогаясь ни одним мускулом грустного лица. — А! — сказал он, — угадали, наконец! Рука моя выпустила его ворот, голова склонилась на грудь. — Вспомните, ради некоторого извинения моей вспышки, что ведь я пятьдесят лет служил этому семейству. Сколько раз, бывало, мисс Рэйчел еще ребенком лазила ко мне на колена и дергала меня за бакенбарды. Мисс Рэйчел, со всеми ее недостатками была, на мой взгляд, милее, краше и лучше всех молодых госпож, располагавших услугами и любовью старого слуги. Я просил прощение у пристава Коффа, чуть ли не со слезами на глазах и не совсем-то прилично. — Не огорчайтесь, мистер Бетередж, — сказал пристав гораздо мягче, нежели я мог ожидать, — при нашем деле, да если быть скорым за обидчивость, так мы бы не стоили щепоти соли к похлебке. Если это вас утешает, схватите меня за ворот еще раз. Вы вовсе не умеете сделать этого как следует; но уж я, так и быть, прощу неумелость в уважение ваших чувств. Он скривил губы с обычным унынием в лице, по-видимому, думал, что отпустил славную шутку. Я провел его в мою небольшую приемную и затворил дверь.