— Я увидала свет за дверью и услыхала приближающиеся шаги. — Вы испугались? — Не тотчас. Я знала, что бедной матушке плохо спалось, и вспомнила, как она в тот вечер старалась убедить меня, чтоб я отдала ей алмаз на сохранение. Мне показалось тогда, что она без всякой причины беспокоится о нем; и тут я вообразила, что это она идет посмотреть, легла ли я, и еще раз поговорить со мной об алмазе, если я не сплю. — Что же вы сделали? — Я задула свечу, чтоб она подумала, будто я сплю. С своей стороны, я была тоже безрассудна и решилась хранить алмаз в избранном мною месте. — Задув свечу, вы вернулись в постель? — Не успела. В тот миг как я задула свечу, дверь из гостиной отворилась, и я увидала… — Вы увидали? — Вас. — В обыкновенном платье? — Нет. — В шлафроке? — В шлафроке, со свечой в руке. — Одною? — Одною. — Могла ли вы разглядеть лицо? — Да. — Ясно? — Совершенно ясно. Оно было освещено свечой, которую вы держали в руке. — А глаза у меня открыты были? — Да. — Не заметили ли вы в них чего-нибудь странного? Вроде неподвижного, блуждающего выражения? — Ничего подобного. Ваши глаза блистали даже больше обыкновенного. Вы осматривались в комнате, как бы сознавая, что находитесь там, где вам не следовало быть, и точно боялись, чтобы вас не увидали. — Не заметили ли вы еще одного обстоятельства при входе моем в комнату, — не заметили ли вы, как я ступал? — Как всегда. Вы дошли до средины комнаты, потом остановилась и осмотрелась. — Что вы делали, увидав меня? — Ничего не могла сделать. Я окаменела. Не могла ни говорить, ни крикнуть, ни даже двери своей притворить. — Мог ли я видеть вас там, где вы стояли? — Конечно, могла бы. Но вы ни разу не взглянули в мою сторону. Напрасно вы это спрашиваете. Я уверена, что вы не видали меня. — Почему же вы уверены? — Иначе разве вы взяли бы алмаз? Разве вы поступали бы так, как поступали после того? пришли ли бы вы сегодня, если бы видели, что я не спала и смотрела на вас? Не заставляйте меня говорить об этом! Я хочу отвечать вам спокойно. Помогите мне сохранить возможное спокойствие. Перейдите к чему-нибудь иному. Она была права, во всех отношениях права. Я перешел к другим обстоятельствам. — Что же я делал, дойдя до средины комнаты и остановясь там? — Вы повернули и пошли прямо в угол к окну, где стоял мой комод с индийскими редкостями. — Когда я стал у комода, я должен был повернуться к вам спиной. Как же вы могли видеть, что я делаю? — Когда вы пошли, я также подвинулась. — И могла видеть, что у меня было в руках? — У меня в гостиной три зеркала. Пока вы стояли там, в одном из них я видела все, что вы делали. — Что же вы видели? — Вы поставила свечу на комод; отворяли и затворяли ящик за ящиком, пока не дошли до того, в который я положила мой алмаз. Вы с минуту глядели в открытый ящик. Потом опустили руку и вынули алмаз. — Почему вы знаете, что я вынул алмаз? — Я видела, как рука ваша опустилась в ящик, и заметила блеск алмаза между большим и указательным пальцем, когда вы опять вынули руку из ящика. — Рука моя больше не касалась ящика, например, хоть для того чтобы затворить его? — Нет. В правой руке у вас был алмаз, а левой вы взяли с комода свечу. — Оглядывался ли я после этого? — Нет. — Тотчас ли я вышел из комнаты? — Нет. Вы стояли на месте и, как мне казалось, довольно долго. Я видела ваше лицо сбоку в зеркале. Вы была похожи на человека, размышлявшего и недовольного своими мыслями. — Что же затем последовало? — Вы вдруг очнулись и пошли прямо из комнаты. — Затворил ли я за собой дверь? — Нет. Вы проворно вышла в коридор и оставили дверь отворенною. — А потом? — Потом свеча исчезла вдали, звук шагов замолк, и я осталась одна впотьмах. — Не произошло ли чего-нибудь с этого времени до того, когда все домашние узнали о пропаже алмаза? — Ничего. — Уверены ли вы в этом? Разве вы не могли временно заснуть? — Я вовсе не спала. Я вовсе не ложилась в постель. Ничего не было до прихода Пенелопы в обычный час поутру. Я выпустил ее руку, встал и прошелся по комнате. Всевозможные вопросы были разрешены. Все подробности, каких только я мог пожелать, была сообщены мне. Я даже не возвращался к мысли о лунатизме и опьянении; бесполезность того и другого предположения доказывалась на этот раз свидетельством очевидца. Что еще сказать? Что оставалось делать? Предо мной возникал ужасный факт воровства, — единственный видимый, осязаемый факт посреди непроницаемого мрака, заволакивавшего все остальное. Ни проблеска путеводного света, в то время как я овладел тайной Розанны Сперман на зыбучих песках, и ни проблеска этого света теперь, когда, обратясь к самой Рэйчел, я выслушал из уст ее ненавистный рассказ о той ночи. На этот раз она первая нарушила молчание. — Ну? — сказала она, — вы спрашивали, я отвечала. Вы заставили меня надеяться на что-то, потому что сами надеялись. Что же вы окажете на это? Тон ее предупредил меня, что мое влияние над нею снова потеряно. — Мы должны были вместе проследить все происшедшее в день моего рождения, — продолжила она, — и рассеять ваши недоразумения. Удалось ли нам? Она беспощадно ждала ответа. Отвечая ей, я сделал роковую ошибку: раздражающая безвыходность моего положения пересилила во мне самообладание. Я стал поспешно и совершенно бесполезно укорять ее в молчании, которое до сих пор держало меня в неведении истины. — Если бы вы это высказали, когда следовало, — начал я, — если бы вы оказали мне простую справедливость, объяснясь… Она перебила меня гневным криком. Немногие слова, сказанные мной, по-видимому, вызвала в ней мгновенный порыв бешенства. — Объяснясь! — повторила она, — О, да есть ли на свете еще хоть один человек подобный этому? Я щажу его, когда у меня сердце разрывается; я заслоняю его, когда дело идет о моей собственной репутации; он же, именно он, идет против меня, и говорит, что я должна была объясниться! После моей веры в него, после моей любви к нему, после моих дум о нем в течении целого дня, и грез по ночам, он дивится еще, зачем я не обвинила его в позоре при первой встрече: милый мой, вы вор, я любила, и уважала в вас моего героя, а вы пробрались в мою комнату под кровом ночи и украли мой алмаз! Не это ли должна я была сказать вам? негодяй вы, низкий негодяй! Да я отдала бы полсотни алмазов, чтобы не видеть такой лжи на вашем лице, какую вижу сегодня! Я взялся за шляпу. Щадя ее, — да! по чести могу оказать: щадя ее, я молча пошел и отворил дверь, через которую входил давеча в комнату. Она последовала за мной, вырвала у меня ручку двери, затворила ее, и указала мне на оставленное место.