На следующее утро я с девяти часов поджидал своего гостя. В половине десятого я услыхал шаги за дверью и крикнул, — «Войдите, Крыжовник!» — «Покорно благодарю, сэр», ответил сдержанный и грустный голос. Дверь отворилась. Я вскочил с места и встретил лицом к лицу пристава Коффа. — Прежде чем писать в Йоркшир, мистер Блек, я подумал: дай-ка зайду сюда, не в городе ли вы? Он был все также страшен и худ. Глаза его не утратили прежнего выражения (весьма ловко подмеченного в рассказе Бетереджа), «как будто хотели прочесть в вас больше того, что вам самим известно». Насколько же платье может изменить человека, великий Кофф был неузнаваем. Он носил белую шляпу с широкими полями, легкую охотничью жакетку, белые штаны и драповые штиблеты. С ним были толстая дубовая палка. Вся цель его, по-видимому, состояла в том, чтобы показаться человеком, всю жизнь свою прожившим в деревне. Когда я поздравил его с метаморфозой, он отказался принять это в шутку. Он совершенно серьезно жаловался на шум и вонь Лондона. Право, я не вполне уверен, чуть ли он даже не говорил с легким оттенком деревенского говора! Я предложил ему позавтракать. Невинный поселянин даже оскорбился. Он завтракает в половине седьмого, а спать ложится вместе с курами. — Я вчера вечером только что приехал из Ирландии, — сказал пристав, с обычною недоступностью переходя к прямой цели своего посещения. — Ложась в постель, я прочел ваше письмо, в котором вы сообщаете мне о всем происшедшем с того времени, как мое следствие о пропаже алмаза было приостановлено в прошлом году. С своей стороны, я только одно замечу об этом деле. Я чисто промахнулся. Не знаю, мог ли бы иной кто видеть вещи в настоящем свете, будучи на моем месте. Но это не изменяет фактов. Сознаюсь, что я дал промах. Не первый промах, мистер Блек, в течении моего поприща! Ведь сыщики только в романах стоят выше всякой возможности сделать ошибку. — Вы подоспели как раз кстати, чтобы восстановить свою репутацию, — сказал я. — Извините меня, мистер Блек, — возразил пристав, — теперь, как я удалился от дел, я ни крошечки не забочусь о своей репутации. Я покончил с нею, благодарю Бога! Я приехал сюда, сэр, из признательности и в память щедрости ко мне покойной леди Вериндер. Я возьмусь за прежнее дело, — если я вам нужен и вы доверяете мне, — единственно по этой причине, а не по какой иной. Я не приму от вас на одного фартинга. Это дело чести. Теперь же, мистер Блек, сообщите мне, как обстоит дело с тех пор, как вы мне писали. Я рассказал ему опыт с опиумом и то, что впоследствии произошло в Ломбард-Стритском банке. Он был сильно поражен опытом — для него это было нечто новое. Он в особенности заинтересовался предположением Ездры Дженнингса о том, куда я девал алмаз, выйдя из гостиной Рэйчел в день рождения. — Я не разделяю мнение мистера Дженнингса, будто вы спрятали Лунный камень, — сказал пристав Кофф, — но согласен с ним в том, что вы, без сомнения, принесли его к себе в комнату. — Ну? — спросил я, — что же было после? — А сами-то вы не подозреваете, что было после, сэр? — Нет, нисколько. — Мистер Брофф тоже не подозревает. — Не более меня. Пристав Кофф встал и подошел к моему письменному столу. Он вернулся с запечатанным пакетом; на нем было написано: «по секрету»; он был адресован ко мне, а на уголке стояла подпись пристава. — В прошлом году я ошибся, подозревая одну особу, — сказал он, — могу ошибиться и теперь. Погодите распечатывать этот пакет, мистер Блек, пока не узнаете всей правды. Тогда сравните имя виновной особы с именем, которое я написал в этом запечатанном письме. Я положил письмо в карман и затем спросил пристава, какого он мнения о мерах, которые мы принимали в банке. — Очень хорошо задумано, сэр, — ответил он, — самое настоящее дело. Только надо было следить еще за одной особой, кроме мистера Локера. — За тою особой, что поименована в письме, которое вы мне сейчас дали? — Да, мистер Блек, за тою особой, что поименована в письме. Теперь этому не поможешь. Когда настанет время, сэр, я кое-что предложу вам и мистеру Броффу. Сначала подождем и посмотрим, не скажет ли нам мальчик чего-нибудь, стоящего внимания. Было уже около десяти часов, а мальчик еще не являлся. Пристав Кофф заговорил о другом. Он осведомлялся о своем старом приятеле Бетередже и о бывшем враге-садовнике. Минуту спустя, он, без сомнения, перешел бы от этого предмета к любимым розам, если бы мой слуга не прервал вас, доложив, что мальчик внизу. Войдя в комнату, Крыжовник остановился на пороге и недоверчиво поглядел на сидевшего со мной незнакомца. Я позвал мальчика к себе. — Можете говорить при этом джентльмене, — сказал я, — он приехал помогать мне и знает уже обо всем. Пристав Кофф, прибавил я, — вот мальчик из конторы мистера Броффа. В современной системе цивилизации знаменитость (какого бы то ни было рода) есть рычаг, который может поколебать что угодно. Слава великого Коффа уже дошла до слуха маленького Крыжовника. Плохо державшиеся глаза мальчугана до того выкатились, когда я произнес кто знаменитое имя, что я не шутя побоялся, как бы они не выпали на ковер. — Подите сюда, парень, — сказал пристав, — послушаем, что вы вам скажете. Вид великого человека, — героя многих пресловутых рассказов по всем адвокатским конторам Лондона, — по-видимому, околдовал мальчика. Он стал против пристава Коффа, заложив руки назад, подобно новичку, которого спрашивают из катехизиса. — Как ваше имя? — спросил пристав, начиная экзамен. — Октавий Гай, — ответил мальчик, — в конторе-то меня зовут Крыжовником, оттого что у меня такие глаза. — Октавий Гай, Крыжовник тож, — продолжил пристав с крайнею важностью, — вчера вас хватились в банке. Куда вы девались? — Не во гнев вам, сэр, я следил за одним человеком. — За каким? — Высокий такой, с черною бородищей, одет моряком. — Я помню этого человека! — вступился я, — мы с мистером Броффом думали, что это шпион индийцев. Пристава Коффа, по-видимому, не слишком поразило то, что мы думали с мистером Броффом. Он продолжал экзаменовать Крыжовника. — Ну? — сказал он, — для чего же вы следила за моряком? — Не во гнев вам, сэр, мистер Брофф желал узнать, не передал ли мистер Локер чего-нибудь кому-нибудь, выходя из банка. Я видел, как мистер Локер передал что-то чернобородому моряку. — Почему ж вы не сказали этого мистеру Броффу? — Не хватило времени, сэр, потому что моряк поспешно вышел вон. — А вы и выбежала за ним, а? — Да, сэр. — Крыжовник, — сказал пристав, гладя его по голове, — у вас головенка таки набита кое-чем, да и не хлопком. Я, пока, весьма доволен вами. Мальчик покраснел от удовольствия. Пристав продолжал. — Ну? Что же сделал моряк, выйдя на улицу? — Он кликнул кэб, сэр. — А вы? — Не отставая, побежал за ним. Не успел пристав предложить следующего вопроса, как доложили о другом посетителе, — то был главный письмоводитель конторы мистера Броффа. Сознавая, как важно было не мешать приставу Коффу расспросить мальчика, я принял письмоводителя в другой комнате. Он принес дурную весть о своем хозяине. Волнение и тревоги за последние два дня одолели мистера Броффа. Сегодня поутру он проснулся, чувствуя припадок подагры, и не мог выйти из своей комнаты в Гампотеде; в настоящем критическом положении наших дел, он сильно беспокоился о том, что должен оставить меня одного, без советов и помощи опытного человека. Письмоводитель получил приказ отдать себя в мое распоряжение и охотно готов был заменить мистера Броффа. Я тотчас написал письмо, чтоб успокоить старого джентльмена, сообщив ему о приезде пристава Коффа, прибавив, что Крыжовник в настоящую минуту на экзамене, и обещая лично или письменно известить мистера Броффа обо всем, что произойдет в течение дня. Отправив письмоводителя с запиской в Гампстед, я вернулся в первую комнату и застал пристава Коффа у камина в ту самую минуту, как он звонил в колокольчик. — Извините, мистер Блек, — сказал пристав, — я уже хотел послать сказать, что мне нужно поговорить с вами. Я ничуть не сомневаюсь, что этот мальчик предостойный малый, — прибавил пристав, гладя Крыжовника по голове, — следил именно за кем надлежало. Гибель времени потеряно, сэр, оттого что вы, к несчастью, не поспели вчера домой к половине одиннадцатого. Все что нам остается делать — это немедленно послать за кэбом. Пять минут спустя пристав Кофф и я (с Крыжовником на козлах, для того чтоб указывать дорогу кучеру) ехали на восточную часть города, к Сити. — Недалеко время, — сказал пристав, указывая в переднее окошечко кэба, — когда этот мальчик будет ворочать большими делами в бывшей моей профессии. Я еще не видывал такого смышленого и даровитого плутишки. Я вам сообщу, мистер Блек, всю суть того, что он рассказывал мне, пока вас не было. Ведь это еще при вас, кажется, он говорил, что, не отставая побежал за кебом. — Да. — Ну вот, сэр, кэб отправился из Ломбард-Стрит к Товерской пристани. Чернобородый моряк вышел из кэба и переговорил с капитаном парохода, отправляющегося на следующее утро в Роттердам. Он спросил, нельзя ли ему тотчас же взойти на борт и переночевать на койке. Капитан ответил что нельзя. В этот вечер происходила чистка и уборка кают, коек, палубы, и вы один пассажир не мог быть допущен на борт ранее утра. Моряк повернулся и ушел с пристани. Когда он опять вышел на улицу, мальчик в первый раз еще заметил человека, степенно одетого рабочим, шедшего по другой стороне улицы, явно не теряя из виду моряка. Моряк остановился у ближней харчевни и зашел в нее. Мальчик примкнул к другим мальчишкам, глазевшим на выставленные в окне харчевни лакомства. Он заметил, что рабочий, подобно ему, остановился, и ждет, — но все еще на противоположной стороне улицы. Минуту спустя медленно подъехал кэб и остановился возле рабочего. Мальчик мог ясно разглядеть только одного из сидевших в кэбе, который высунулся из окна, разговаривая с рабочим. Он, без всякого поощрения с моей стороны, описал эту особу очень смуглою и похожею на индийца. Теперь ясно было, что мы с мистером Броффом сделали еще одну ошибку. Чернобородый моряк, очевидно, вовсе не был шпионом индийцев. Возможно да, чтоб он был тем, кто завладел алмазом? — Немного погодя, — продолжал пристав, — кэб медленно поехал вдоль по улице. Рабочий перешел через дорогу и вошел в харчевню. Мальчик ждал на улице, пока не почувствовал голода и усталости, — а тогда он в свою очередь вошел в харчевню. У него был в кармане один шиллинг, и он, как сам рассказывает, роскошно пообедал колбасой и пирогом с угрями, с бутылкой имбирного пива. Чего не переварит мальчуган? До сих пор такого вещества еще не найдено. — Что же он видел в харчевне? — спросил я. — В харчевне, мистер Блек, он увидал моряка, читавшего газету за одном столом, и рабочего, читавшего газету за другим столом. Уже смерклось, когда моряк встал и ушел из харчевни. Выйдя на улицу, он подозрительно осматривался по сторонам. На мальчика, — что же такое мальчик? — он не обратил внимания. Рабочий не выходил еще. Моряк пошел, оглядываясь, и, по-видимому, не совсем-то знал куда идти. Рабочий опять появился на противоположной стороне улицы. Моряк все шел до самого Шор-Лева, ведущего в Ловер-Темз-Стрит. Тут он остановился перед гостиницей под вывеской: Колесо Фортуны, и осмотрев дом снаружи, вошел в него. Крыжовник вошел за ним. У стойки толпилось много народу, большей частью чистого народу. Колесо Фортуны — самое почтенное заведение, мистер Блек; славится портером и пирогами со свининой. Отступление пристава раздражили меня. Он заметил это и, продолжая, стал построже придерживаться показаний Крыжовника. — Моряк спросил, может ли он получить ночлег, — продолжал пристав, — хозяин отвечал: нет; все занято. Буфетчица поправила его, сказав, что «десятый номер свободен». Послали за слугой, чтобы проводить моряка в десятый номер. Как раз перед тем Крыжовник заметил рабочего в толпе у стойки. Не успел слуга явиться на зов, рабочий исчез. Моряка повели в номер. Не зная, что делать, Крыжовник мудро порешил выжидать, что будет. И действительно, что-то случилось. Позвали хозяина. Наверху послышался гневный говор. Вдруг снова появился хозяин, таща за ворот рабочего, казавшегося пьяным, к величайшему удивлению Крыжовника. Хозяин вытолкнул его за дверь и погрозил полицией, если он вернется. Пока это происходило, из пререканий между ними оказалось, что этого человека застали в десятом номере, где он, с упрямством пьяного, объявил, что комната занята им. Крыжовник был так поражен этим внезапным опьянением недавно еще трезвого человека, что не мог удержаться и не выбежать за рабочим на улицу. Тот шатался позорнейшим образом, пока был в виду гостиницы. Но как только повернул за угол улицы, равновесие его внезапно восстановилось, и он стал как нельзя более трезвым членом общества. Крайне озадаченный Крыжовник вернулся в Колесо Фортуны. Он еще подождал, не будет ли чего. Ничего не было; моряк не показывался; о нем ничего не говорили. Крыжовник решился вернуться в контору. Только что он пришел к этому заключению, откуда ни возьмись, вновь появился рабочий, по обыкновению, на противоположной стороне улицы. Он глядел наверх в одно из окон на крыше дома, единственное, в котором еще светился огонь. Этот огонь, по-видимому, успокоил его. Он тотчас ушел. Мальчик вернулся в Грейз-Инн, получил карточку с запиской, пошел к вам и не застал вас. Вот вам изложение дела, мистер Блек, как оно обстоит в настоящее время. — Что вы думаете об этих, пристав? — Я думаю, что это дело серьезное, сэр. Во-первых, судя по тому, что видел мальчик, в этом замешаны индийцы. — Да. И моряк очевидно тот самый, кому мистер Локер передал алмаз. Странно однако ж, что и мистер Брофф, и я, и подчиненный мистера Броффа, все мы ошиблись. — Новое не странно, мистер Блек. Принимая во внимание опасность, которой подвергалось это лицо, весьма вероятно, что мистер Локер умышленно провел вас, предварительно уговорясь с ним. — Понятны ли вам поступки в гостинице? Тот, что разыгрывал рабочего, конечно был подкуплен индийцами. Но я не менее самого Крыжовника становлюсь в тупик перед объяснением, зачем он внезапно прикинулся пьяным. — Кажется, я догадываюсь, что это значит, сэр, — сказал пристав, — подумав несколько, вы поймете, что этот человек имел строжайший наказ от индийцев. Сами они были слишком заметны, чтобы рисковать показаться в банке или в гостинице, и должны были многое поверить своему посланцу. Очень хорошо. При этом посланце вдруг называют номер гостиницы, в котором моряк должен провести ночь, в том же номере (если мы не ошибаемся) будет лежать и алмаз. В таком случае можете быть уверены, что индийцы непременно потребовали бы описание этой комнаты, ее местоположение в доме, возможности проникнуть в все извне, и так далее. Что же оставалось делать тому человеку с таким приказом? Именно то, что он сделал! Он побежал наверх заглянуть в эту комнату, прежде чем введут моряка. Его застали там во время осмотра, и он притворился пьяным, чтобы легчайшим способом выйти из затруднительного положения. Вот как я объясняю эту загадку. Когда его вытолкали из гостиницы, он, вероятно, пошел с отчетом туда, где его поджидали хозяева. А хозяева, без сомнения, послали его опять назад убедиться в том, что моряк точно остается в гостинице до утра. Что же касается происходившего в Колесе Фортуны после того как мальчик ушел оттуда, — мы должны были разведать это вчера. Теперь одиннадцать часов утра. Нам остается надеяться на самое лучшее и разведать, что можем. Через четверть часа кэб остановился в Шор-Лене, и Крыжовник отворил нам дверцу. — Тут? — спросил пристав. — Тут, — ответил мальчик. Как только мы вошли в Колесо Фортуны, даже моему неопытному глазу стало приметно, что в доме что-то не ладно. За стойкой, где продавались напитки, стояла одна-одинехонька растерянная служанка, совершенно непривычная к этому занятию. Человека два обычных посетителей дожидались утреннего глоточка, нетерпеливо стуча деньгами по стойке. Буфетчица показалась из внутренних зал, взволнованная, и озабоченная. На вопрос пристава Коффа к хозяйке, она резко ответила, что хозяин пошел наверх и теперь ему не до помех.