К ней обращались только, когда это не мешало другим стремлениям и потребностям. - Белые люди разделяют природное и сверхъестественное, в отличие от моего или твоего народа. У нас нет слов, которые бы их разделяли. Они едины, - заметила Смеющаяся Луна. В её глазах отражались всполохи. - Если бы белые верили в это, то смогли бы принять нас. А мы - их. - Наверно, ты права, - кивнул Лонгтри. - Всё, что мы тут видим, это последствия столкновения двух культур. - Ответь мне на вопрос, - попросила Луна, проводя длинными тонкими пальцами по щеке Лонгтри. - Раз ты наполовину белый, веришь ли ты в сверхъестественное? Или доверяешь лишь тому, что можешь потрогать, увидеть и коснуться? Это был непростой вопрос. И единственный способ ответить на него - рассказать ей о Дьябло. - Это произошло в Оклахоме, на границе с Нью-Мексико. Много лет назад. В то время я был охотником за головами. Один человек заплатил мне, чтобы я привёз ему тело... -14- Джозеф Лонгтри проехал почти триста двадцать километров, чтобы забрать тело, и всю дорогу дул дьявольский пронизывающий ветер. Он пришёл с севера, проносясь по сухой выжженной земле. Когда Лонгтри, наконец, добрался до Дьябло, он понял, что что-то не так. Перед ним лежал обычный для пограничных территорий заброшенный городок с лежащими на улице скелетами. Покинутые, заколоченные досками дома были разрушены ветрами и палящим солнцем. На улице никого не было, и Лонгтри это не понравилось. Ещё год - и это место станет новым городом-призраком, пылью в пустыни, без людей и надежды. Как только Лонгтри получит то, зачем явился, он сразу свалит отсюда. - Вот дерьмо, - выругался он себе под нос и направил повозку вниз по черной, пустынной улице. И без того громкий топот копыт по утрамбованной глине отдавался эхом от заброшенных зданий. Через дорогу гонялись друг за другом два перекати-поля. У Лонгтри по бокам к седлу были прикреплены два фонаря, но они давали недостаточно огня, чтобы осветить дорогу. Лонгтри словно пробирался сквозь тёмный-тёмный тоннель. А в дальнем его конце был свет и люди. Перед салуном стояли привязанные кони, на улице горели разложенные костры, и рядом с ними толпились люди. Лонгтри остановил повозку на разумном от них расстоянии и спешился. Индейцы, без сомнений. Из района Пэнэндл в Оклахоме. Это был не его народ, не народ его матери. Она часто говорила маленькому Лонгтри, что Кроу отличаются от остальных племён. И Сиу, и Юта, и Плоскоголовые, и Банноки - все были отдельными народностями. Общими у них были только солнце, луна и звёзды, больше ничего. Но белые учителя Лонгтри рассказывали мальчику, что все индейцы одинаковы - язычники и дикари, ни больше, ни меньше. А в мрачные дни службы разведчиком в армии и боёв на ринге его не заботило ничего, кроме денег. Все люди - и белые, и краснокожие - были для него дикарями. Лонгтри считал, что не принадлежит ни тому, ни другому миру, поэтому в равной степени ненавидел оба. *** Он смотрел на индейцев, а они смотрели на него. Исхудавшие, обессилевшие, завёрнутые в драные, поеденные молью покрывала и пыльные плащи. «Зуни», - решил Лонгтри. Они изучали его полными насмешек и ненависти глазами, запавшими на костлявых лицах. Да кто они такие, чтобы подобным образом смотреть на Лонгтри?! Жалкие, безнадежные сукины дети, которые выпрашивали крошки в городах белых людей и грелись вокруг костров в шкурах буйволов?! Лонгтри презирал их. Он привязал лошадей так, чтобы вороватые краснокожие не сбежали с ними прочь, и, забрав ружье и седельные сумки, вошёл внутрь. В очаге горел огонь, и несколько унылых пьяных мужчин склонились над стаканами виски и позабытыми картами. В воздухе пахло мочой, нищетой и страданиями. За стойкой бара стоял Мекс, низенький толстенький одноглазый мужчина. Лонгтри положил ружье на стойку. - Стакан чего-нибудь крепкого, - сказал он Мексу. Мекс протянул виски. Лонгтри тайком огляделся. - Знаешь парня по имени Беннер? Кто-то направился к Лонгтри сзади, и мужчина резко развернулся, кладя руку на рукоять своего флотского кольта. - Ну, я Беннер, - произнёс подошедший. Его кожа была настолько изменена ветрами и солнцем, что его можно было принять за индейца племени Арапахо. - Ты за телом? - Ага, - рассеянно ответил Лонгтри. Он прислушивался к суматохе на улице. Индейцы что-то скандировали, били в барабаны и гремели чётками. Смешанный со стоном ветра, получался жуткий, тревожный звук. - Языческий Хэллоуин, - прохрипел Беннер. Лонгтри поднял взгляд на собеседника, чтобы понять, не шутит ли он, но лицо Беннера ничего не выражало. - И с каких это пор краснокожие его празднуют? - вскинул брови Лонгтри. - Хэллоуин - праздник белых... - Он не принадлежит ни одной ветви христианства, - тихо и сдержанно ответил Беннер. - Хэллоуин - языческий обряд, друг мой. - Хэллоуин... Здесь? Да это сумасшествие! Ладно бы ещё на востоке, но тут... Беннер пожал плечами. - Мы его так и называем - языческий Хэллоуин. Они празднуют его каждый год в эту ночь, - казалось, эта мысль тревожила Беннера. - В общем, давай лучше разберёмся с тем, зачем ты здесь. Лонгтри залпом осушил стакан и двинулся за Беннером в крохотную дальнюю комнату. Мужчина чиркнул спичкой и зажёг фонарь. На массивном столе стоял деревянный ящик. Сантиметров сто восемьдесят длиной, и смахивал он больше на гроб. Беннер вскрыл крышку и поднёс ближе фонарь, чтобы Лонгтри мог рассмотреть содержимое.