— Знаете, о чем я продолжаю мечтать? Я качаю головой. — Чтобы в следующей жизни или в другой вселенной вы были со мной. А теперь зайдите внутрь и закройте дверь. Больше не задавая вопросов, я делаю, как он сказал. Захожу к себе и закрываю дверь, а потом прислоняюсь к ней головой и делаю вдох. Так будет лучше, говорю я себе. Но не слышу себя — с тем же успехом я могла бы говорить с кем-то глухим. Душа требует, чтобы я догнала его, но я не могу. Мой взгляд падает на зеркало, висящее слева, и с моих губ срывается вздох. Я смотрю на свое отражение. И вместо отвергнутой, несчастной жены вижу там незнакомку с огнем в глазах. Она улыбается, и в ней видны черты девушки, которой она когда-то была. Девушки, которая не боялась бегать по лужам и плакать в кафе. И причина тому — Себастьен. Благодаря ему я вспомнила, каково быть собой. Что же ты медлишь? — спрашивает голос в моей голове. Иди за ним. Но что я скажу ему? А это важно? Иди! Мое сердце начинает гулко стучать. Оттолкнув осторожность, я открываю дверь, готовая побежать за ним, и застываю на месте. Напротив стоит Себастьен. Его рука поднята вверх, словно он собирался постучать в дверь. Я не дыша всматриваюсь в него, жадно впитываю в себя его сумрачный облик. — Вы еще здесь, — говорю слабо, и внутри словно взрывается целая бомба из бабочек. Рукава его белой рубашки закатаны до локтей. Ноги расставлены. Он опускает голову, в уголках его губ играет слабая, печальная улыбка. — Я еще здесь. Внезапно я забываю о душевной боли и о последствиях. Потому что я эгоистка. Раненая. Ослабевшая. Уставшая жить в темноте. Я хочу пусть ненадолго, но почувствовать и узнать, каково это — купаться в его солнечном свете. Я хочу притвориться, что мы просто двое людей, которые наконец-то нашли друг друга в этом огромном мире. — Почему? — Потому что здесь ты. Он делает шаг вперед. Или я. Не имеет значения. Наши тела сталкиваются друг с другом, и вот его руки в моих волосах, и он прижимает меня к себе с такой силой, будто хочет сплавить нас воедино. Нас уносит куда-то, где будущее и прошлое неважны — их просто не существует. Это словно падение. Словно полет. Словно удар о землю, танцы на облаках, открытая клетка и огромное небо, свет тысячи ламп, озаривших темную ночь. Он опускает лицо и руками, губами касается моего подбородка, носа, скул, осыпая меня жадными, горячими поцелуями. — Прогони меня, — настойчиво требует он. — Прикажи оставить тебя в покое. — Я не могу. — Меня всю трясет от масштабности того, что происходит. Наконец-то, наконец-то, кричит мое тело. Ощущение его губ на коже сводит с ума, и мое влечение, потребность в нем, тяга к нему сливаются воедино. — Я не могу тебе лгать. — Но ты должна. Ты разве не видишь? Не замечаешь, как сильно я хочу тебя? Как ты мне нужна? Черт, я не могу дышать, когда ты не рядом. — Руки Себастьена дрожат. Он опускает глаза на мои губы, потом поднимает их, снова встречая мой взгляд. Делает паузу, сжимая меня. — У меня нет права ни прикасаться к тебе, ни вожделеть с такой силой, — в его голосе вибрирует глубокая страсть, — но, господи помоги, я не могу перестать. У меня больше не получается заставлять себя поступать правильно. Я могу думать лишь о тебе. Я будто с ума схожу, когда не вижу тебя, не прикасаюсь к тебе. Но, черт, когда ты со мной, мне всегда мало. И он приникает губами к моим. Яростно, безумно, самозабвенно. Его поцелуй словно зверь, который наконец-то вырвался на свободу. Между нами вспыхивает война. Не знаю, как, но мы оказываемся у меня в квартире. Он толкает меня — или я его — к двери. Я смеюсь, он тоже смеется, мы сплошные языки, руки и рты. Он целует меня, словно он умирает, и мои губы — его последняя возможность вздохнуть. Переставляет звезды на моем собственном маленьком небосклоне, задает мне новый курс, меняет мою судьбу. Ради этого короткого мига в его объятьях я готова разбиться о землю, сгореть, как метеор. Впервые за очень долгое время внутри меня не лед, а яркое, горячее, ревущее пламя. Я знаю, что должна попросить Себастьена остановиться, но вместо этого позволяю его дыханию опьянить себя, пока его ласки сокрушают мою защиту и здравый смысл. Когда его пальцы стягивают с моих плеч тонкие лямки летнего платья, я начинаю дрожать от удовольствия, воюющего с чувством стыда. Он поглаживает костяшками пальцев мою обнаженную, покрытую мурашками кожу. — Валентина, господи боже… Что ты творишь со мной? Я завидую солнцу, потому что оно прикасается к твоей коже. Я ревную ко всем, кто был до меня, — выдыхает он между чудесными, восхитительными поцелуями, которыми помечает меня, объявляя своей. Обхватив мои ягодицы, он прижимает меня к своей твердеющей плоти. Я постанываю, пока он впечатывает свой горячий член мне между ног, показывая, как сильно хочет меня. Желание, потребность друг в друге берут верх, сводят с ума, разгораются с каждым движением все сильнее, сильнее, сильнее. Потянув платье вниз, Себастьен оголяет мои маленькие груди. Я знаю, что должна чувствовать стыд, но мои гордость и рассудок исчезли. — До встречи с тобой вокруг была темнота. А теперь меня окружают краски, такие яркие, не описать, — дрожащим голосом говорю я. Мое тело кричит, требует, умоляет, чтобы он мной овладел. Когда Себастьен зарывается лицом в мои груди, всасывает в рот мои напрягшиеся соски и перекатывает их кончики на языке, с моих губ срывается стон, а внутри взрываются звезды. Все становится слишком интенсивным, слишком невозможным, слишком прекрасным. Его губы повсюду, он все глубже впечатывает себя в мою кожу. Опустив руку, он проникает под подол моего платья и проводит пальцами по ластовице моих мокрых кружевных стрингов. Он дразнит меня. Терзает. Потом, ругнувшись сквозь зубы, отодвигает тонкую мокрую ткань и находит набухший бугорок моего клитора, трет его сладко и медленно, заставляя меня стонать, пробуждая каждую клеточку моего тела. — Фак… у меня уже зависимость от твоих стонов. Я зарываюсь пальцами в его волосы и откидываю голову назад, пока он, точно талантливый музыкант, создает изумительную симфонию, играя с моим истерзанным телом. Облизав пересохшие губы, я с трудом глотаю, пытаюсь вздохнуть, но в моих легких кончился воздух. И в момент, когда я думаю, что больше не вынесу его прекрасную пытку, он вводит в меня два своих пальца — туда, где все горит, где он нужен мне сильнее всего — и начинает безжалостно вторгаться в меня, подводя все ближе и ближе к ослепительному взрыву разрядки. Его поцелуи и ласки становятся более требовательными, и я даю ему все, что он просит. Но когда он расстегивает брюки, и я чувствую у своего входа давление его члена, все резко, со скрежетом тормозит. — Нет… остановись… я не могу… — Я отталкиваю его, но продолжаю держать за рубашку, боясь отпустить. — Только не так. Он чертыхается и поднимает глаза, в которых горит, обжигая, голод и страсть. Начнись в квартире пожар, я бы его не заметила. Застывшая, онемевшая, я еле держусь на ногах, пока из груди Себастьена вырываются короткие вздохи. Утопая в эмоциях и чувстве вины, я хватаюсь за его плечи. — Я хочу, чтобы у нас было все, — тяжело дыша, говорю я. — Но я не могу поступить так со своим мужем. Пока я еще замужем — не могу. — Мне плевать на него. — Он берет мою руку и кладет ее на свое сердце. — Чувствуешь? По-твоему, это неправильно? — Обхватив мою голову, он притягивает меня к себе и целует. Страстно. Отнимая дыхание. — А это? Лично я, моя милая совушка, уже очень давно не испытывал ничего до такой степени правильного. Я качаю головой, не в силах выговорить ни единого связного слова. Моя совесть расходится с сердцем. Я беру его за запястье, целую ладонь. — Я не могу. Пойми меня, умоляю. — Почему, Валентина? Ведь здесь, с тобой, я, а не он. — Я знаю, прекрасный мой человек. — Но я не могу начать что-то с тобой, пока я… — Я замужем. Если я сейчас не сдержусь, то стану ничем не лучше его. А ты заслуживаешь лучшего, Себастьен. Я чувствую себя так, словно стою на перепутье с одной ногой в настоящем, а другой в будущем. Одна дорога ведет к Уильяму и привычной мне жизни. Другая — к Себастьену и в неизвестность. Я знаю, какую дорогу мне хочется выбрать, но не могу окончательно повернуться спиной ко второй. Сначала ее нужно закрыть. — Тогда как ты назовешь происходящее между нами? — Я не знаю… сном? — Но для меня это не гребаный сон, Валентина, — говорит он с болью в глазах. — Бога ради, я влюбляюсь в тебя. — Он пробует отступить назад. — Я больше так не могу. — Извини меня. — Отпустив его руку, я в отчаянии обнимаю его, словно пытаясь впитать в себя. — Я со всем разберусь, и все станет правильно. Честное слово. — Я не могу. Отпусти меня, Валентина. — Он трясет головой. — Если я не уйду прямо сейчас, то снова поцелую тебя и вряд ли сумею остановиться. Я буду целовать тебя до тех пор, пока ты не окажешься подо мной с моим членом внутри. Себастьен отталкивает меня и выходит. Хлопает дверь. Секунду я неподвижно стою, пытаясь себя успокоить, потом опускаю глаза и вижу, в каком состоянии мое платье. Дрожа, я обнимаю себя. По моему лицу текут слезы. Мне бы хотелось знать, что их вызвало, но в моей голове, в моем сердце полный бардак. Я плачу, потому что вопреки всему счастлива. Я плачу, потому что влюблена в человека, который не является моим мужем. Я плачу, потому что мой муж не заслуживает, чтобы я его предала. Глава 20. Уильям День начинается, как всегда. Как обычно. Никаких изменений. Я встаю в пять утра. Ухожу на пробежку. В шесть пятнадцать возвращаюсь домой. Иду в душ. Надеваю серый костюм, белую, безукоризненно отглаженную рубашку, красный галстук в полоску. Все, как и должно быть. Идеально. Монотонно. Просчитано до мелочей. Все это чертов обман. Моя жизнь сейчас — сплошной хаос, порожденный моей глупой, слабой женой. Из-за нее я могу лишиться всего. Но у меня есть план. План, который в момент заставит ее вернуться ко мне. Роковой недостаток моей жены заключается в том, что она слишком заботится, слишком любит, слишком быстро прощает. Она всегда ставит потребности и нужды других выше своих. Если у меня остыл кофе, она заваривает другой, чтобы я пил горячий и свежий. Если выдался плохой день — немедленно спрашивает, чем может помочь. Я изменил ей, но она так сильно любила меня, что осталась. Поэтому, если внушить ей, что без нее я ничто, что разлука с ней меня убивает, то она вернется назад с поджатым хвостом, переживая, что причинила мне боль. Вот так. Легко и просто. Я пропускаю завтрак, который приготовил Юэн, мой повар, выбегаю за дверь и сажусь в машину. По дороге к Гвинет звоню Мередит и приказываю отменить все свои встречи. Приехав к дому Гвинет, я захожу, не утруждаясь звонком, и отправляюсь на поиски своей сводной сестры. Она живет в одном из тех омерзительных особняков, показушная роскошь которых напрочь перебивает изящество. Ее заводит тот факт, что большинство людей завидует ее красоте и богатству. Чужая ненависть приносит ей счастье. Никогда не понимал этого. Проходя по коридору, увешанному вычурными картинами, я натыкаюсь на горничную. Симпатичную, юную штучку. При виде меня она вспыхивает и, выронив щетку для обметания пыли, заикаясь, просит прощения. Я оглядываю ее. Порозовевшие щеки, расширенные зрачки, сбившееся дыхание — она хочет меня, и если б не настоятельная необходимость пообщаться с сетрой, я дал бы ее сладкому телу шанс. Уверен, отыметь ее было бы очень приятно. Улыбнувшись своей самой обаятельной улыбкой, я спрашиваю ее о Гвинет. Она, словно не поняв вопроса, часто моргает. Потом откашливается, делает вдох и сообщает о местонахождении моей сводной сестры. Она еще в спальне. Кто бы сомневался. Гвинет свято верит в то, что до одиннадцати подниматься с постели нельзя. — А ее муж? — спрашиваю я, снимая несуществующую ниточку с рукава пиджака. — Он недавно уехал, сэр. Потрепав ее по щеке, я говорю, что она хорошая девочка, и отсылаю прочь. Пока она убегает, я смотрю на ее упругую задницу, упакованную в тесную синюю униформу, которую по приказу сестры носит прислуга. Да, жаль… Я без стука захожу в спальню Гвинет, и мои глаза встречает полная темнота. Устало вздохнув, я иду мимо ее огромной кровати с пологом к окну и, раскрыв плотные шторы, впускаю в комнату яркий солнечный свет. Затем удовлетворенно перевожу взгляд на сестру. Она растянулась на животе, ее спина, голые плечи манят к себе. Я иду к ней, становлюсь на кровать коленом и, отодвинув в сторону реку светлых волос, открываю взгляду ее лицо. Наши родители усыновили ее и меня из разных семей, потому что своих детей у них быть не могло. Выросший в безразличной системе приютов, я не знал, что такое любовь, до тех пор, пока у меня не появилась приемная мать. Марла. Мы полюбили ее как родную. Когда мы были маленькими, она называла нас своими золотоволосыми ангелами, присланными с небес, чтобы присматривать за ней и наполнять ее жизнь красотой. А отца коробило от одного взгляда на нас. — Моя спящая красавица… — шепчу я, осторожно ее тормоша. Мой голос неровный, словно наждачка. — Как же тебя разбудить? Может, с помощью поцелуя? Гвинет сонно моргает, ее глаза привыкают ко мне. — Уильям. Мое имя в ее устах звучит как приглашение, как наш общий секрет. Мои губы, похищая воздух, который она вдыхает, невесомо касаются ее нежных губ. Сладость и тепло — вот какой вкус у этого поцелуя. Он почти дружеский, но мое тело немедленно оживает. Я словно вернулся домой. — Доброе утро, — говорю я, когда поцелуй подходит к концу. — Что ты здесь делаешь? — выдыхает она и прижимает кончики пальцев к губам, словно пытаясь задержать ощущение от моего поцелуя. — Пришел вместе понежиться?