Часть 9 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Бедная девчонка хоть знает, что этот тип был наемным убийцей, за его плечами более двухсот смертей? – тихо рассыпается в насмешках третий, а небольшая группа людей одобряет его слова с нервным и фальшивым смехом. Потом все быстро удаляются.
– Госпожа Вирхиния, – привлекает мое внимание пожилой человек, который, кажется, слушал остальных с недовольством, – моего сына больше трех лет назад похитили «FARC». Да благословит господь Эскобара, Ледера и других храбрых и решительных мужчин! Таких людей не хватало нашей стране, потому что армия слишком бедна, чтобы сражаться против повстанческой группировки, которая наживается на похищениях. Сейчас, когда мы собрались здесь, я знаю, что могу снова мечтать увидеть своего сына перед смертью, что он сможет обнять свою жену и наконец-то повидать моего внука!
Пабло представляет мне Гонсало Родригеса Гачу, El Mexicano[43], сопровождаемого несколькими разработчиками изумрудных месторождений в Бояке. Почти все присутствующие от всей души поздравляют Эскобара, и мы еще немного разговариваем с его друзьями и коллегами. Возвратившись в отель, я даже не заикнулась об услышанном. Только заметила, что некоторые из участников, например, правые, очевидно, чувствуют глубокое недоверие к либеральному кандидату Сантофимио.
– Подожди, вот похитят у них сына или экстрадируют члена «профсоюза», тогда увидишь, они сразу побегут голосовать, за кого мы скажем!
Оказавшись за бортом движения Луиса Карлоса Галана, Пабло Эскобар объединился с сенатором Альберто Сантофимио, либеральным главой департамента Толима. Сантофимио очень близок с президентом Альфонсо Лопесом Микельсеном[44], он кузен его сватьи. Глория Валенсия Кастаньо, «первая леди на колумбийском телевидении», – непризнанная дочь родного дяди Сантофимио, а Пилар Кастаньо, его единственная дочь, состоит в браке с Фелипе Лопесом Кабальеро, издателем журнала «Semana».
В Колумбии во время выборов президента или в сенат голоса в поддержку Сантофимио составляют существенную часть от общего количества, полученного кандидатом либеральной партии, превосходящей консерваторов по числу избирателей и избранных президентов. Сантофимио харизматичен, славится ораторским искусством, слывет самым талантливым, амбициозным и дальновидным политиком страны. Ему около сорока лет, и он явный претендент на пост президента. Низкорослый, приземистый, с довольным и почти всегда улыбающимся лицом. Мы никогда не были друзьями, но он симпатизирует мне, а я всегда называла его просто «Альберто». (В 1983 году в обществе все называют меня «Вирхиния», а я обращаюсь к знаменитостям по имени. К тем же, кого предпочитаю держать на расстоянии, я обращаюсь с почтительным «доктор»[45]. «Господин президент» – главам правительств. В 2006 году, через двадцать лет гонений, люди станут обращаться ко мне «сеньора», я буду отвечать всем «доктор», а экс-президенты, увидев меня издали, поспешат затеряться в толпе.)
За несколько месяцев до нашего знакомства Эскобар, Сантофимио и колумбийские конгрессмены присутствовали на инаугурации председателя правительства Испании, социалиста Фелипе Гонсалеса, чей доверенный, Энрике Сарасола, был женат на колумбийке. Я брала у Гонсалеса интервью для телевидения в 1981 году, а с Сарасолой познакомилась во время путешествия в Мадрид, в первый медовый месяц. С ужасно серьезным выражением на лице Пабло описывает мне сцену, когда остальные парламентарии просили у него подарить им кокаин на мадридской дискотеке, чем он был глубоко оскорблен. Тогда я еще раз убедилась, что «король коки», кажется, почти так же, как и я, ненавидит продукт, на котором строится его беспошлинная империя. Единственный человек, которому Пабло дарил «горки коки», которому даже не приходилось их просить – бывший парень его девушки. Эскобар делал это, явно не руководствуясь гуманными или филантропическими целями.
Поскольку в 1983 году два либеральных сенатора, Галан и Сантофимио, самые надежные кандидаты при смене поколений на президентском посту 1986–1990 гг., Пабло и Альберто рьяно объединились против кандидатуры Луиса Карлоса Галана. Эскобар признается: готовясь к парламентским выборам середины 1984 года, он вкладывает миллионы в предвыборную кампанию Сантофимио. Я убеждена: пора уже называть получателя его подношений по имени, как делают Хулио Марио Санто Доминго и Альфонсо Лопес, но Пабло всегда будет обращаться уважительно к своему кандидату: «Доктор». Потом «Санто» станет постоянным связующим звеном «профсоюза» Эскобара с политическими кругами, чиновниками, либеральной партией, с домом Лопес, и даже с департаментами вооруженных сил, так как еще один кузен Сантофимио женится на дочери Хильберто Родригеса Орехуэлы, сыне знаменитого армейского генерала.
* * *
Сегодня я вне себя от счастья. Пабло приезжает на заседание Конгресса в Боготе и наконец-то увидит мою квартиру, у него для меня очередной сюрприз! Лепесток каждой розы прекрасен, и все остальное – тоже. Моя любимая босанова в стерео, шампанское «Rose» в холодильнике, мой любимый парфюм, платье из Парижа и «Двадцать стихов о любви» Пабло Неруды на кофейном столике. Клара, моя лучшая подруга, приехала из Кали. Поскольку она продает антиквариат, то предлагает Пабло приобрести для отца Элиаса Лоперы статую Христа XVIII века. Пока о наших отношениях известно только ей, Марго, Мартите и партнерам Пабло.
Звонок в дверь. Я мигом спускаюсь по лестнице, которая отделяет студию и три спальни от общественной части моей квартиры в двести двадцать квадратных метров. Зайдя в гостиную, я прямиком сталкиваюсь с кандидатом в президенты, его спонсором и кучей телохранителей, которые нагло разглядывают меня с ног до головы, перед тем как спуститься на лифте и подождать шефа в гараже или на входе в здание. Лифт вновь привозит десяток мужчин и увозит половину, сцена повторяется три раза, с каждым из них Пабло замечает, как раздражение на моем лице возрастает. Все во мне выражает упрек и предупреждает: это первый и последний раз, когда я позволю ему войти с охраной или незнакомцами туда, где у нас свидание.
На протяжении многих лет мы с Пабло встретимся около двухсот двадцати раз, почти восемьдесят из них – в окружении армии друзей, последователей, служащих или телохранителей. Однако, начиная с этого дня, он будет подниматься в квартиру или номер люкс один, а когда мы поедем куда-нибудь за город, прикажет своим парням испариться, пока я их не увидела. Сегодня Пабло сразу уяснил: приходя к любимой женщине, которая по совместительству – дива, женатый человек не может вести себя как генерал, он должен поступать как обычный влюбленный. Первое признание любимому человеку – акт почти слепого доверия. В последующие наши встречи я всегда буду благодарить его жестами, никогда – словами, а он будет молчаливо соглашаться на все условия, продиктованные нам этой ночью.
Мы с Кларой приветствуем Густаво Гавирию, Хорхе Очоа с братьями, Гонсало El Mexicano, Гильо Анхеля и его брата, Хуана Гонсало, Эваристо Порраса[46] и Пелусу Окампо, владельца ресторана, где мы иногда ужинаем. Мне кажется, Эваристо достаточно напуган, потому что у него дрожит челюсть. Тогда Пабло объясняет: тот принимает кокаин в промышленных размерах. Поскольку у Анибала Турбая никогда не стучали зубы, я заключаю, что Эваристо, должно быть, принял, по крайней мере, четверть килограмма. Пабло делает ему выговор наедине. Попрощавшись, как будто ругая ребенка, он мягко подталкивает Эваристо к лифту, просит принести видеокассету, вернуться в отель и ждать там остальных. Он хочет посмотреть запись вместе со мной и попросить меня об услуге. Я оставляю Карлу на попечение гостей, и мы поднимаемся в студию.
Каждая наша встреча с Пабло длится шесть-восемь часов или больше, он уже в общем посвятил меня в свои дела. Этой ночью Эскобар рассказал, что Летисия, столица колумбийского департамента Амасонас, стала ключевым объектом для провоза «кокаиновых» денег из Перу и Боливии в Колумбию. Поррас заведует его организацией на юго-востоке страны. Пабло также сообщает: для декларации доходов перед правительством Эваристо три раза покупал билет-победитель лотереи «Эль Гордо», заработав репутацию самого удачливого человека в мире!
Мы включаем телевизор, на экране появляется фигура молодого человека, обсуждающего с Поррасом какие-то земельные вопросы. Ночные изображения и диалоги неясные и неразборчивые. Пабло говорит: речь идет о Родриго Ларе Бония[47], правой руке Луиса Карлоса Галана, его заклятого врага. Он поясняет: то, что Эваристо достает из свертка, – взятка, чек на миллион песо (двадцать тысяч долларов по тем временам), и признается мне, что тщательно спланировал инсценировку со своим партнером и кинооператором. Когда пленка заканчивается, Эскобар просит разоблачить Лару Бония в моей телепрограмме «В атаку!». Я наотрез отказываюсь:
– Тогда придется разоблачить еще и Альберто, который внизу, с остальными, потому что он получил от тебя крупную сумму, и Хаиро Ортегу, твоего главного оператора, и бог знает сколько еще человек! Что, если завтра ты отдашь мне деньги за статую Христа от Клары, и кто-то запишет меня на пленку, сказав потом, что это была сделка, связанная с кокаиновым бизнесом, – только потому, что ты отдал ее мне? Всю жизнь меня пытались оклеветать, поэтому я никогда не использую свой микрофон во вред. Откуда мне знать, что сделка Лары и Порроса незаконна, тем более когда ты говоришь, что вы все подстроили? Ты же понимаешь: одно дело – когда я показываю в телепрограмме адскую свалку и твои невероятные общественные работы, и другое – если стану соучастником инсценировок, нападая на твоих врагов, виновны они или нет. Я хочу быть твоим ангелом-хранителем, любимый. Попроси об услуге кого-то, кто с удовольствием станет твоим змеем-искусителем.
Эскобар изумленно смотрит на меня и молчаливо опускает взгляд. Видя, что он не в силах противостоять мне, я продолжаю, уверяя, что понимаю его лучше других, так как тоже никогда не прощаю и не забываю. Но если бы все однажды решили покончить с теми, кто сделал им больно, мир опустел бы за секунды. Уверена, с его удачей в бизнесе, семье, политике и любви он должен быть самым везучим человеком на Земле. Прошу избавиться наконец от занозы в сердце, которая в конце концов собьет его с правильного пути.
Пабло резко поднимается, сжимает меня в объятиях и долго успокаивает. Ничто в мире не делает меня счастливее. С того дня, как он спас мне жизнь, в его руках я чувствую себя надежно и защищенно, о таком мечтает любая женщина. Он целует меня в лоб, вдыхает мой парфюм, снова и снова пробегает руками по спине и говорит, что не хочет меня потерять, потому что я очень нужна ему. Потом, с улыбкой глядя в глаза, произносит:
– Ты права, прости меня! Давай уже вернемся в гостиную. – Моя душа спускается с небес. Думаю, вместе мы продолжаем расти, словно два бамбуковых деревца.
Много лет спустя у меня возникнет вопрос: скрывалась ли на самом деле за молчаливой задумчивостью Пабло жажда мести, о которой он постоянно твердил, или это было только предчувствие чего-то ужасного и необъяснимого. Возможно, преждевременное беспокойство о будущем, несущемся на нас, как оголтелый локомотив, с которым уже ничего нельзя поделать, невозможно предотвратить катастрофу или переменить маршрут?
Когда мы спускаемся, все веселятся. Клара и Сантофимио декламируют дуэтом известные стихотворения из сборника Неруды «Двадцать стихов о любви».
Мы с Пабло прерываем их и просим позволить выбрать стихотворение нам.
– Посвяти мне этот стих, – прошу я Пабло, смеясь: «Мое сердце живет в твоей груди, твоя свобода парит на моих крыльях». – На двадцати четырех крыльях твоих одиннадцати самолетов, из которых два крыла – от «Jumbo»!
– Так вот что ты задумала, бандитка, убежать от меня? Даже не мечтай! И кто сказал, что мне достаточно только твоей груди? Я люблю тебя всю, и вот тебе – стихотворение.
Я посвящаю его тебе, с автографом, и все такое!
Подписав стихотворение своим именем, Пабло заявляет, что хочет посвятить мне свое собственное произведение. Подумав несколько секунд, он пишет:
Вирхиния,
Не думай, что, если я тебе не звоню, я не сильно по тебе скучаю.
Не думай, что, если мы не видимся, я не чувствую твоего отсутствия.
Пабло Эскобар Г.
Мне кажется, столько «не» – звучит немного странно, об этом я умалчиваю. Хвалю его за сообразительность и в благодарность за подарок одариваю лучезарной улыбкой. Сантофимио, в свою очередь, посвящает мне книгу: «Для тебя, Вирхиния, здравомыслящего голоса, статной фигуры (два неразборчивых слова) нашего Пабло. A.С.».
К восьми часам вечера крупным боссам приходится удалиться. Общественный долг зовет, ведь на них лежит «очень большая ответственность». Клара счастлива, потому что продала Пабло фигуру Христа за десять тысяч долларов и написала в книге стихов, что ждет не дождется, когда он станет президентом Республики. Когда она уходит, а его компаньоны уже спустились вниз, Пабло признается, что все его люди сейчас направляются в квартиру экс-президента Альфонсо Лопеса Микельсена и его жены Сесилии Кабальеро Лопес, но просит меня никому об этом не рассказывать.
– Вот именно, любимый! Зачем беспокоиться о приспешниках Галана, когда у тебя есть доступ к самому могущественному, влиятельному, умному, богатому и опытному президенту страны? Забудь о Галане и Ларе, просто продвигай дальше «Гражданственность в действии» и проект «Медельин без трущоб», как говорится в Библии: «По плодам их узнаете их».
Пабло спрашивает, буду ли я сопровождать его в политических турне. Поцеловав его, я отвечаю, что в этом он всегда может на меня рассчитывать.
– Ну, тогда скорее начнем новую неделю. Хочу, чтобы ты знала, у меня не будет возможности звонить тебе каждый день и рассказывать о самых немыслимых вещах, приходящих мне в голову, потому что телефоны прослушиваются, но я постоянно думаю о тебе. Помни, Вирхиния:
«С тех пор как я полюбил тебя, ты уникальна».
Возлюбленная Освободителя
Сегодня 28 апреля 1983 года. Звонок Пабло застает меня в офисе. Он говорит, что у него для меня новость исторической важности, но просит не распространяться о ней в СМИ. Могу поделиться ею только с Марго, если захочу. Необычно взволнованный, Эскобар сообщает, что самолет Хайме Батемана Кайона, начальника партизанского движения «M-19», взорвался над Дарьенским пробелом, пока летел из Медельина в Панаму. Я спрашиваю, как он об этом узнал, на что Пабло заявляет: он в курсе всего, что происходит в аэропорту Медельина. При этом добавляя: смерть Батемана – только часть сенсации, которая скоро будет во всех международных новостях, так как у руководителя диверсионного отряда был с собой чемодан с шестьюстами тысячами долларов наличными, который внезапно исчез. Я в замешательстве, не понимаю, как кто-то так быстро мог узнать о воздушной катастрофе, произошедшей над одной из самых густых сельв планеты, о том, нашли ли чемоданчик с деньгами среди обломков самолета, рядом с испепеленными трупами. На другом конце трубки Эскобар хитро смеется и уверяет, что знает, о чем говорит. Один из его самолетов уже обнаружил останки Батемана!
– Пабло, на поиски упавшего посреди сельвы самолета обычно уходят недели, если не месяцы. Твоим пилотам просто нет равных!
– Так и есть, любовь моя, как и тебе. Поэтому я и поделился с тобой этой информацией. Ты должна во всем разобраться! Передавай от меня привет Марго и Мартите, увидимся в субботу.
Правительству Колумбии понадобилось девять месяцев на поиски тел. После смерти Батемана стало известно, что счет «M-19» в панамском банке был открыт на имя матери его основателя, Эрнестины Кайон де Батеман, известной правозащитницы. Вместе с лидерами группы она погрязнет в ожесточенной борьбе за миллион долларов, внесенных на счет ее сыном в Панаме, а годы спустя эквадорский уполномоченный банкир, выступающий в роли посредника, присвоит себе все деньги.
Мы с Пабло еще вернемся к разговору о загадочном чемоданчике. Но один из самых ценных уроков, которые я получила от единственного известного мне несравненного расхитителя надгробий, заслуженного механика и владельца воздушного флота – частные самолеты и вертолеты неординарных персон, у которых много врагов, редко падают по причине технических неполадок божественного происхождения. Почти всегда причина таких катастроф – человеческий фактор, поэтому очень важно постоянно быть начеку. Вспоминая о шестистах тысячах долларов 25 лет спустя, можно только процитировать известное высказывание одного гринго, которое гласит: «Если ты ходишь, как утка, и крякаешь, как утка, ты и есть утка!»
Многие сенаторы и знаменитости, включая моих знакомых из Боготы, постепенно присоединяются к движению Сантофимио. Среди них – Мария Елена де Крово, одна из лучших подруг экс-президента Лопеса, Эрнесто Лусена Кеведо, Консуэло Сальгар де Монтэхо, троюродная сестра моего отца, и Хорхе Дюран Силва, член общественного совета и мой сосед с пятого этажа. Не одни выходные мы проводим в поездках. В каждом регионе, который посещает наша группа в поддержку Сантофимио, к нам присоединяются промышленники, крупные землевладельцы-либералы и сторонники Лопеса.
Однажды я слышу звучный хохот за спиной и спрашиваю Лусену, что за шутка. С неохотой он объясняет: Дюран Силва публично смеется надо мной, заявляя, что Эскобар присылает самолет каждый раз, как хочет со мной переспать. Не меняясь в лице и не поворачиваясь, я громко произношу:
– Дело в том, что современные мужики ничего не смыслят в женщинах! Это я каждый раз, когда хочу переспать с владельцем самолетов, прошу послать за мной самый большой из одиннадцати!
Воцаряется могильная тишина. Вслед за краткой паузой я добавляю:
– Какие наивные бедолаги! – и ухожу.
Мой сосед явно упустил тот факт, что влюбленные мужчины в первую очередь прислушиваются к женщине, с которой спят, и Эскобар – не исключение. Мы с Пабло понимаем: из-за бизнеса, спонсирующего кампанию Сантофимио, и ввиду того, что я знаменитость, мы подвергнемся всяческим насмешкам и критике, поэтому приходится яростно защищаться. Так как он должен руководить империей и не может присутствовать на каждом выступлении и политическом митинге, мы почти всегда встречаемся ночью или на следующий день после мероприятия. Я подробно докладываю, как все прошло. При упоминании об инциденте с членом общественного совета Пабло реагирует, как лев:
– Зачем же еще мне посылать самолет, на керосин для которого уходят тысячи долларов, как не за обожаемой мною женщиной, если она живет в другом городе? Почему такая красавица, как ты, учит меня праведности, ты что, святая Мария Горетти[48], а? Это ничтожество неделями просит у меня взаймы… Теперь, пока я жив, он не дождется ни цента! И пусть только посмеет подойти ближе чем на пятьсот метров, я прикажу дюжине парней вытолкать его и кастрировать! За то, что он урод и хам!
По мере того как продвигается кампания, я начинаю замечать потрясающее влияние, которое Сантофимио оказывает на Пабло. Уже в ночь «Двадцати стихов о любви» я не раз слышала разговоры о том, что Луис Карлос Галан – единственное препятствие на их пути к власти. Тогда мне стало совершенно ясно: Сантофимио стремится стать следующим президентом, а Пабло может быть его преемником на троне Боливара[49]. Никто из них даже не пытается скрыть намерения покончить с движением Галана любой ценой.
Пылкие речи Эскобара полны едкой критики в сторону Галана. «За то, что он разделил либеральную партию, которая всегда была единой на выборах. А это чуть не стоило президентского кресла превосходному человеку, Альфонсо Лопесу Микельсену, самому подходящему на роль президента в стране и самому выдающемуся на континенте!» Они отзываются о Галане как о «предателе Родины, за то, что он защищает договор об экстрадиции, который отдает сыновей Колумбии империалистической державе, все тем же гринго, которые отобрали у нас Панаму, потому что один апатрид продал ее Тедди Рузвельту за гроши![50]».
Публика неистовствует:
– Долой американский империализм! Да славится великая либеральная партия! Сантофимио – президент в 86-м, а Эскобар – в 90-м! Паблито – истиный патриот, его не берут ни гринго, ни олигархи, потому что у него больше денег, чем у всех эксплуататоров, вместе взятых! Услышь наш зов, Пабло Эскобар Гавирия! Ты, что вышел из лона многострадального народа, и да хранят тебя Господь и Дева Мария! И тебя, Вирхиния. В следующий раз приводи к нам телезвезд, ведь они тоже из народа! Слава Колумбии, черт побери!
Почти всегда перед выступлением кандидата я говорю речь, направленную против олигархии:
– Я лучше всех знаю ее подноготную. Четыре семьи пускают кровь нации, а их волнует только государственная предвыборная кампания и то, как поделить между собой посольства! Правда, партизанская война сейчас – повсюду. Но, слава богу, Паблито и Сантофимио – настоящие демократы и придут к власти путем голосования, чтобы занять трон «Освободителя»[51] и воплотить мечту объединенной, сильной и достойной Латинской Америки! Слава матери-отчизне и матерям Колумбии, которые заплачут кровавыми слезами в день, когда экстрадируют их сыновей!
– Ты говоришь, как Эвита Перон[52]! – отмечает Лусена. – Поздравляю тебя!
– Остальные тоже не молчат, а я, в свою очередь, знаю, что все мои слова – правда, и верю в них.
Когда однажды вечером в своей квартире у камина я рассказываю об этом Пабло, он гордо улыбается, сохраняя молчание. Выдержав паузу, он спрашивает, кто мой любимый американский персонаж; не колеблясь, я отвечаю – «Освободитель». Эскобар очень серьезно говорит:
– Хорошо, ведь ни тебе, ни мне особо не нравится Перон, да ведь? А я уже женат, любимая… Но поскольку ты такая храбрая, твоя судьба в моей жизни будет совсем иной. Ты станешь моей Мануэлитой[53]. Повторяю это вслух, достаточно медленно, чтобы ты всегда об этом помнила. Ты… Вирхиния… станешь… моей… Мануэлитой.
Потом сын учительницы начнет вспоминать все детали сентябрьского заговора, когда Мануэла Саэнс, эквадорская любовница Симона Боливара, спасла ему жизнь. Я признаюсь, что со школьной скамьи не вспоминала об этой отважной и прекрасной женщине. Знаю, Пабло никакой не «Освободитель», и любой в здравом уме мог бы только посмеяться над его самомнением и несоответствием грез и амбиций. Но, каким бы абсурдным это ни казалось, в свете ужасов, наступивших позже, я всегда буду благодарна за преданность и сильную любовь, порой чрезмерно идеализируемые. Пока я жива, в моем сердце всегда будет звучать голос Пабло Эскобара. Мне навсегда запомнятся эти семь слов и торжественное мгновение нежности.
* * *