Она знала одно: не следует плакать, это плохо для ребенка. Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, вытерла слезы. Потом забралась в постель, погасила свечу и долго лежала, глядя в темноту.– Мисс Свитли! – Хоуик улыбнулся, останавливая лошадь на некотором расстоянии от скамьи, на которой сидела Элис. Она ждала его. – Я рад снова видеть вас.День был пасмурным. По небу летели бледносерые облака, а трава под ногами Элис была все еще влажной от дождя.– Ваша светлость.Элис встала и сделала реверанс. Он соскочил с лошади, снял шляпу и приблизился к ней.Элис не находила в себе сил улыбаться и говорить любезности. С ее губ слетели отрепетированные слова:– Относительно предложения, что вы вчера сделали…Его голубые глаза пристально смотрели на нее.– Я согласна, но за две сотни фунтов.– Сто пятьдесят, – сказал он с улыбкой.– Двести, – повторила она, ненавидя себя за то, что ей приходится делать.Несколько мгновений он молча смотрел на нее. Его взгляд скользил по ее телу, он как будто оценивал ее, прикидывал, что получит за свои деньги. Ее грудь стала более пышной. Взгляд Хоуика остановился на вырезе корсажа. Других видимых признаков беременности не было… пока.Оторвавшись от созерцания ее груди, Хоуик посмотрел Элис в глаза и улыбнулся:– А вы умеете добиться своего, мисс Свитли. Двести фунтов.Ее затопила волна облегчения.– Я велю своему поверенному подготовить контракт. Он вступит в силу, скажем… с завтрашнего дня?– Завтра? Так скоро?Слова вырвались у Элис прежде, чем она успела остановить их.– У вас есть какие-то причины просить об отсрочке?Его взгляд был холодным как лед. Он ждал ее ответа.Зачем оттягивать неизбежное? Элис покачала головой.– Куда прикажете прислать за вами карету, чтобы помочь вам перебраться на Саквиль-стрит?– В этом нет необходимости. Я доберусь сама.– Как пожелаете. Дом номер 44.– Вы уже сняли его?– Я купил всю улицу, – сказал он.– О-о…– Итак, до завтра, мисс Свитли.Хоуик завладел ее рукой, и Элис почувствовала легкую тошноту. Он поднес ее затянутую в перчатку руку к своим губам и поцеловал каждый палец. В его глазах Элис явственно видела вожделение и высокомерие. Он смотрел на нее как на вещь, которая отныне принадлежала ему. По телу Элис пробежала дрожь. Она опустила глаза и сделала реверанс.– Ваша светлость, – пробормотала она.– Я бы предложил проводить вас домой, но мне почему-то кажется, что вы откажете мне в этом удовольствии.– Ваши предположения верны, ваша светлость.– Но завтра вы будете более сговорчивой, правда, Элис?– Да, завтра все будет иначе, – тихо ответила она.Самодовольно улыбнувшись, он вскочил в седло и поскакал прочь.Глава 20Элис закончила объяснения и отвернулась, чтобы не видеть глаза Венеции.– Ты не должна этого делать, Элис. Ты можешь остаться здесь.– Я не могу остаться, Венеция. Мы обе хорошо это знаем. Ты сильно рискуешь, предоставляя мне приют. Если об этом узнают, ты потеряешь все, чего добилась.– Элис… – Венеция нахмурилась, на ее лице была написана тревога. Она взяла Элис за руку. К чему было отрицать? Они обе знали, что Элис права: ее присутствие в этом доме ставит под угрозу репутацию Венеции. – Ты можешь пожить в Уайтчепеле, это не слишком фешенебельная часть города, но там у тебя всегда будет еда и крыша над головой.– Я знаю. – Но уже слишком поздно. Кроме того, Элис нужны были деньги на ребенка и на семью в Ирландии. Она улыбнулась, чтобы смягчить отказ. – Я не распаковывала свой саквояж. Завтра утром поеду на Саквиль-стрит.– Что ты будешь делать, когда Хоуик обнаружит твою беременность?– Подумаю об этом потом, когда придет время.– Если передумаешь насчет Хоуика или у тебя возникнут проблемы с ним, да что бы ни случилось, обещай, что придешь ко мне. Пожалуйста.– Не будет никаких проблем, – сказала Элис с уверенностью, которой совсем не ощущала.Венеция сжала ее руку.– Обещай мне, Элис.Элис посмотрела подруге в глаза и увидела в них сострадание и тревогу. Они многое пережили вместе, и Венеция не раз помогала ей.– Обещаю, – кивнула Элис, зная, что обратится к подруге только в состоянии крайнего отчаяния.Венеция обняла ее. Они обе вытерли слезы.На следующий день Элис встретилась с Хоуиком в изящно меблированной гостиной дома на Саквиль-стрит. На верхнем этаже находилась спальня. Саквояж Элис уже распаковали, платья повесили в шкаф, белье аккуратно сложили в комод.– Позвольте уточнить: вы говорите, что у вас обычное женское недомогание, и вы не можете спать со мной этой ночью?– К сожалению, это так.Элис смело посмотрела в глаза герцога.– Очень прискорбно, – недовольно протянул он. – Вы не упомянули об этом вчера… когда гуляли в парке. Разве подобное недомогание не приковывает женщину к постели?– Месячные начались сегодня утром, – солгала Элис, теребя ручку ридикюля. Потом, словно опасаясь, что его содержимое может вызвать интерес Хоуика, небрежно бросила сумочку на софу. Интересно, подумала она, что бы сделал Хоуик, обнаружив письмо Рэйзеби и подаренное им серебряное перо с гравировкой?– У вас ведь нет никаких сомнений относительно наших договоренностей?– Разумеется, нет. – Еще одна ложь. – Но я ведь не могу идти против природы, правда? Как бы страстно я ни желала этого.Она дразняще улыбнулась и заставила себя легко коснуться губами его щеки.– И как долго длятся ваши месячные, Элис? – поинтересовался он.– Всего неделю.Это был самый долгий срок, который она осмелилась назвать, не возбуждая его подозрений. Ей придется действовать очень осторожно, пока она не получит на руки по крайней мере первый платеж.– Значит, в следующую субботу? – уточнил он.Она кивнула.– Что ж, я подожду неделю, – сказал Хоуик.Его пальцы скользнули по вырезу ее платья, по нежной коже груди.– Надеюсь, ожидание лишь усилит наши чувства.Элис снова кивнула, в душе чуть не плача от отвращения. Ее мутило, и причиной тому был не ребенок.Слава богу, она получила отсрочку. Одна неделя. Потом отступать будет некуда. Ей придется дать Хоуику то, за что он платит. Она слышала его удаляющиеся шаги. Хлопнула входная дверь. Элис прислонилась к стене и закрыла глаза. Она молилась о том, чтобы дни шли как можно медленнее.Рэйзеби молился о том же, но неделя пролетела как одно мгновение. Он почти не встречался с мисс Даррингтон и все свое время проводил в клубе Уайтс или игорном доме, пытаясь доказать всем, что скорая перспектива расстаться с холостяцкой жизнью его безмерно радует. В действительности же за этой маской скрывался мужчина, жизнь которого разлетелась на куски. Он старался занять каждую минуту, чтобы не было времени думать, размышлять, страдать. Каждую ночь он проводил в веселой компании своих друзей, а потом, поздней ночью или под утро возвращался домой и напивался до бесчувствия.Настала суббота. Суббота. Рэйзеби лежал в постели, разглядывая одинокий солнечный луч, проникший через портьеры. Последние холостяцкие ночи. Еще три дня – и он будет стоять у алтаря с мисс Даррингтон. Когда он сделает то, что должен, эта пытка закончится. Она станет его женой, он позаботится о том, чтобы у него появился наследник, встретит свой тридцатый день рождения и свой конец. Всю свою жизнь он страшился этого, отказывался в это верить. А теперь жаждал конца, потому что только смерть принесет ему долгожданное облегчение. Только смерть положит конец его мучениям, сотрет из его памяти образ Элис.Часы в холле пробили полдень. Рэйзеби откинул одеяло и сел, свесив ноги с постели. Он долго сидел так – обнаженный, небритый, с раскалывающейся головой. Слишком много разгульных ночей, бренди, вина и шампанского. Слишком много сигар. И ничто из этого не помогло умерить гнев, кипевший в его крови, не смягчило горечь во рту… и адскую боль, раздиравшую его грудь.Он наклонился вперед и обхватил голову руками. Как, спрашивал себя Рэйзеби, он сможет жениться на мисс Даррингтон, если не знает даже, как вынести холостяцкую вечеринку. Он поднял голову и посмотрел на черное домино, висевшее на ширме, и на черную маску, лежавшую рядом. Не важно, что он совсем не расположен веселиться. Мальчишник на маскараде все же лучше, чем ночь в первоклассном борделе миссис Сильвер. Со стоном он отогнал прочь мысли об Элис, прокравшиеся в его голову, и позвонил в колокольчик, вызывая камердинера.В четыре часа пополудни Хоуик явился в дом на Саквиль-стрит. Всю неделю Элис провела в своей спальне, притворяясь, что безмерно страдает.– Элис, – вкрадчиво сказал герцог, завладев ее рукой и прижимаясь к ней губами.Она не обращала внимания на горничных и лакеев, пробегавших мимо с пакетами, коробками, платьями на вешалках. Ей хотелось оказаться подальше от этого мужчины.– Может быть, пройдем в гостиную? – предложила она. – Я велю принести чай или что-нибудь покрепче, если желаете.Все, что угодно, лишь бы чем-то занять его, чтобы он не думал о поцелуях или… о постели.Он кивнул и последовал за ней.– Я надеюсь, вы уже оправились от недомогания?Элис с трудом подавила искушение выпросить еще одну ночь, она понимала, что это невозможно.– Да, конечно. Я совершенно оправилась, ваша светлость.– Вы себе не представляете, как я рад это слышать.Элис промолчала.– Я думаю, что, учитывая интимный характер нашей… гм… дружбы, вы могли бы перестать называть меня «ваша светлость». Меня зовут Энтони.– Энтони, – повторила она, и на ее губах появилась улыбка, больше похожая на гримасу. – Но я так привыкла к «вашей светлости».– Что ж, ночью все будет по-другому.Элис побледнела и с трудом заставила себя улыбнуться, стараясь скрыть охвативший ее страх.– По случаю вашего выздоровления и чтобы отпраздновать начало нашей совместной жизни, я приготовил маленький сюрприз.– Сюрприз? – спросила Элис, пытаясь скрыть тревогу.– Бал, – сказал герцог, – и партия-другая в вист, чтобы скрасить время. Я подумал, что мы могли бы пойти туда вместе.– Прекрасная мысль! – воскликнула Элис.По крайней мере, она будет с ним в публичном месте, где он вряд ли позволит себе интимные жесты. Но память Элис тут же услужливо напомнила ей о Рэйзеби и о том, что они делали в не менее публичном месте – театре Ковент-Гарден.– Я люблю танцевать.Танцы – это безопасно.– Превосходно, – сказал он. – С нетерпением буду ждать возможности потанцевать с вами.От напряженной улыбки у Элис дрогнули губы.– Я распоряжусь, чтобы нам принесли чай.– Я пришел сюда не за тем, чтобы пить чай, Элис.– Нет?В ее голосе помимо воли проскользнули испуганные нотки.– Пойдем наверх.– Наверх? Разве еще не слишком рано для…Рассмеявшись, он взял ее за руку и повел по лестнице в спальню.Элис с трудом передвигала ноги, колени подкашивались. Ей стало жарко, но руки оставались ледяными.Хоуик остановился у двери.– Закройте глаза, – распорядился он.– Зачем? – подозрительно спросила Элис.– Потому что, если вы не закроете глаза, не удастся еще один сюрприз, который я приготовил для вас в спальне.– Откровенно говоря, я не очень люблю сюрпризы, Энтони.– Поверьте мне, этот вам понравится.Элис не была в этом так уверена, но что она могла сделать? Молодая женщина послушно закрыла глаза.Она слышала, как он открыл дверь, потом взял ее за руку и ввел в комнату.– Теперь можете посмотреть.Она открыла глаза. На постели лежало платье из сияющего алого шелка. Корсаж с бесстыдно глубоким вырезом был расшит тысячами стеклянных бусинок, сверкавших, как рубины на солнце. Шелк юбки был так тонок, что казался почти прозрачным. Рядом с платьем раскинулось алое домино с широким капюшоном. Между платьем и домино лежала венецианская маска, удивительно точно подходившая по цвету к костюму. Она была усеяна крошечными стеклянными бусинками и алыми перышками, с другой стороны свисала тонкая алая лента.Какие бы ужасы ни рисовало Элис воображение, действительность превзошла их. Платье и маска были похожи на те, что она носила в борделе миссис Сильвер, играя там роль мисс Руж.– Каждой женщине приятно будет надеть на бал новое платье. Тем более если это бал-маскарад.У Элис закружилась голова, она схватилась за резной столбик кровати, чтобы не упасть.– Оно красное, – с трудом проговорила она и посмотрела на Хоуика, силясь понять, не узнал ли он о ее прошлом. О том, что это она носила маску мисс Руж. Неужели он действительно все знает и теперь хочет помучить ее?Но взгляд Хоуика выражал только вожделение и восхищение.– Я всегда считал красный цвет самым стимулирующим.– А я не люблю красный, он не идет мне, – осторожно возразила Элис.– Напротив! Вы будете очаровательны в этом платье.Он подошел ближе и, протянув руку, провел кончиками пальцев по ее груди.Элис чувствовала на своем лице его разгоряченное дыхание, в нос ударил сильный запах одеколона.– Наденьте его для меня сегодня, Элис, – приказал он и она поняла, что не сможет отказаться, не вызвав его подозрений.– Конечно, – послушно кивнула она.Его взгляд остановился на ее груди, потом скользнул ниже. Его рука вдруг схватила ее за ягодицы. От неожиданности Элис чуть не подпрыгнула.– По-моему, вы немного нервничаете, Элис, – сказал он, посмотрев ей в глаза.– Ради бога, Энтони, вы же – герцог. Этого достаточно, чтобы взволновать любую женщину, – отшутилась она, моля Бога, чтобы Хоуик не вздумал заняться с ней любовью здесь и сейчас.– Я бы показал вам, что со мной вам нечего бояться, но, к сожалению, у меня деловая встреча. Придется дождаться окончания маскарада.Элис едва сдержала вздох облегчения. На этот раз ее улыбка была искренней.– Я заеду за вами в девять, – сказал он.Она кивнула и даже не догадалась спросить, какой цвет домино он выбрал для себя.Колокол на церкви Сент-Джеймс пробил десять. Небо было темным, как длинные домино и черные маски на Рэйзеби и Линвуде. Карета замедлила ход, приближаясь к зданию на углу Литтл-Аргайл-стрит и Кинг-стрит. Дом сиял в ночи, залитый светом, лившимся из огромных хрустальных люстр.– Иди без меня. Я присоединюсь к тебе позже. Мне еще нужно кое-что сделать, – сказал Рэйзеби.– Ты правда придешь? – спросил Линвуд.– Это же моя холостяцкая вечеринка. Я не могу не явиться на нее. Все ждут праздника по случаю завершения моей холостяцкой жизни, и мы не разочаруем их. – Рэйзеби посмотрел на друга, радуясь, что в карете царит полумрак. – Я рад, что сегодняшнюю ночь мы проведем не у миссис Сильвер.Линвуд понимающе кивнул.– Ты сказал, что должен кое-что сделать…– Это завершение, Линвуд. Кое-что, что я должен был сделать недели назад.Линвуд снова кивнул, но не пошевелился.– Рэйзеби… – он наклонился вперед, – я думаю, ты должен знать… это касается мисс…Он не договорил – в это мгновение лакей открыл дверцу кареты.– Я расскажу тебе позже, – сказал Линвуд, выходя из кареты.Рэйзеби остался один. Дверца снова закрылась, и карета покатила сквозь ночь к дому на Харт-стрит.В доме все было по-прежнему. В соответствии с его указаниями слуги зажгли свечи в холле и в комнатах. В доме было тепло, особенно после ночной прохлады. Рэйзеби не ночевал здесь уже несколько недель, но все было приготовлено к его появлению, как будто хозяйкой в доме по-прежнему была Элис.Он бросил черную венецианскую маску на бюро и окинул комнату взглядом. В камине горел огонь, как тогда, когда они с Элис проводили здесь вечера. В комнате по-прежнему царил уют, как будто они с Элис все еще жили здесь. В воздухе чувствовался слабый аромат лаванды и пчелиного воска.Завтра он расторгнет договор аренды и не останется ничего, что напоминало бы ему о жизни с Элис. Рэйзеби и сам не знал, почему до сих пор не избавился от дома. Почему даже теперь эта мысль вызывает у него отторжение. Какая мука осознавать, что он вел себя как глупец и чуть не пожертвовал всем, что у него было, ради бессердечной шлюхи. Он стиснул зубы. Отец перевернулся бы в могиле. Мать никогда не простила бы его. А простил бы он сам себя? Оглядываясь назад, он не мог поверить, что собирался совершить такой безумный поступок. Должно быть, он помешался. И Рэйзеби поклялся себе, что за то короткое время, которое было отведено ему, он не позволит никому и ничему сбить себя с истинного пути.Его взгляд переходил с одного предмета на другой. Вот два кресла по обе стороны от карточного столика, за которым они с Элис играли в очко. Там софа, на которой они играли в игры более интимного характера, а у камина ковер, на нем они однажды занимались любовью. Рэйзеби почувствовал горечь во рту. Помотав головой, он подошел к бюро, чтобы взять маску, и вспомнил, как заставал Элис врасплох, когда она поспешно прятала какие-то письма, ее пальцы были вечно в чернилах, а щеки горели предательским румянцем. Глаза Рэйзеби сузились. Кому, черт возьми, она могла так часто писать?Он забыл про маску и принялся обшаривать бюро.В одном из ящиков он обнаружил старое дешевое перо с затупившимся от частого использования кончиком, зато подаренного ей дорогого серебряного пера с гравировкой он не нашел. Видно, прибрала к рукам, мрачно подумал Рэйзеби. Большинство ящиков были пусты. Он нашел несколько карандашей, резинку для стирания и несколько палочек сургуча для запечатывания писем. Наконец в одном из ящичков он наткнулся на пачку своих старых писем. Это были деловые письма, которые лакей приносил сюда из городского дома Рэйзеби каждое утро. Рэйзеби читал их здесь, а потом оставлял Элис, чтобы она сожгла ненужные уже бумаги. Нахмурившись, он вынул пачку, удивляясь тому, что Элис так и не избавилась от них.Он повертел письма в руках и вдруг заметил нечто странное на обороте. На каждом листке бумаги теснились ряды тщательно выписанных букв алфавита. За рядом «а» следовал ряд «б» и так далее. Целые страницы были исписаны неуклюжими буквами, словно выведенными рукой ребенка. Рэйзеби пробежал взглядом строчки и вдруг замер, увидев страницу, на которой снова и снова повторялись два слова. На следующих страницах было то же самое: Элис и Рэйзеби, а между ними – сердечко. Он почувствовал, как сжалось его сердце. В самом низу стопки Рэйзеби нашел листок, на котором Элис карандашом нарисовала его портрет. Это был набросок, но черты его лица были переданы верно. На рисунке он улыбался Элис, как не улыбался больше никому.Боже милостивый! Рэйзеби понял, чем занималась Элис дни напролет и почему она не хотела показывать ему свои письма. Теперь он понял, почему никогда не видел ее читающей газеты или письма. Элис «сердечко» Рэйзеби – она не знала как написать слово «любит». Элис любит Рэйзеби. Не Рэйзеби «сердечко» Элис, как на серебряном пере, что он подарил ей.Он будто снова слышал слова, которые преследовали его в ночных кошмарах, будили в нем гнев и горькую обиду. «Я никогда не говорила, что люблю тебя». Очень осторожное выражение. Элис действительно никогда не признавалась ему в любви, но снова и снова писала это. Рэйзеби стоял, растерянно сжимая письма. Неужели он совершил страшную ошибку?«Элис любит Рэйзеби».Сложив письма, он сунул их в карман и схватил черную маску. Закутавшись в черный плащ, он вышел из комнаты.Глава 21Бальный зал был полон.На балконе играл небольшой оркестр. Мужчины и женщины поражали разноцветьем нарядов, верхняя часть лица у всех была скрыта за черными или белыми масками, похожими на те, что надели Элис и Хоуик. В своем алом наряде Элис чувствовала себя неуютно. Для себя Хоуик выбрал черный, как и многие другие джентльмены в зале.Элис думала, что навсегда распрощалась с личиной мисс Руж, и этот период в ее жизни закончился. Но теперь, облаченная в чувственные алые шелка, рядом с Хоуиком, взявшим ее под руку, она как будто вернулась в прошлое. Да так и было… Мисс Руж, шлюха, которая продает себя тому, кто больше заплатит. Хорошо еще, что на ней маска, и никто не узнает о ее позоре.Элис отмахнулась от грустных мыслей, запретила себе думать, чувствовать. Женщина рядом с Хоуиком двигалась, танцевала, вступала в беседу, но это была не Элис, а всего лишь маска. Она была мисс Руж. Только мисс Руж под силу вынести этот вечер, Элис была на это не способна.А вокруг кипело веселье – участники маскарада пили, смеялись, танцевали. Это было похоже на древние вакханалии. Рука Хоуика скользнула под плащ Элис, обвилась вокруг ее талии.– Потанцуем, Элис.Она чувствовала его дыхание на своей щеке, резкий запах выпитого им красного вина, послушно позволяла вести себя в танце, заставляя себя улыбаться.Рэйзеби постучал в дверь блестящим медным молоточком. На пустынной улице этот стук прозвучал как удар грома. Дверь открылась. Не ожидая приглашения, Рэйзеби решительно прошел мимо растерявшегося дворецкого в холл дома Линвудов.– Лорд Рэйзеби к мисс Свитли, – бросил он.Дверь закрылась за ним. Щеки дворецкого побагровели, он пытался говорить твердо, но вежливо.– Мисс Свитли здесь нет, милорд.– Я знаю, что она здесь, ступайте и приведите ее или…Из двери, ведущей в гостиную, вышла Венеция в светло-бежевом платье. Как всегда, она держалась спокойно и уверенно.– Рэйзеби, – сказала она мягким, низким голосом.– Я знаю, что она здесь, леди Линвуд, и не уйду, пока не увижу ее.Венеция кивнула дворецкому и отпустила его, потом повернулась к Рэйзеби:– Мне казалось, вы должны быть на маскараде.– Я никуда не пойду, пока не поговорю с Элис.Венеция чуть заметно нахмурилась:– Линвуд говорил с вами?– О чем, мэм?Венеция улыбнулась.– Не важно, – ответила она и махнула рукой. – Элис здесь нет.– Не пытайтесь меня обмануть. Линвуд сказал, что вы пригласили ее пожить здесь после ее возвращения в Лондон.– Она была здесь, а потом ушла.– Ушла? Куда?– Что вам от нее нужно?– Я узнал, что она была не совсем честна со мной.Рэйзеби показалось, что в глазах Венеции мелькнула тень сомнения, но, когда она посмотрела на него, ее лицо было бесстрастно.– Где она, Венеция?– Скоро вы сами узнаете.– То есть?Венеция молча смотрела на него.– Пожалуйста, Венеция, – взмолился он. – Я люблю ее.Венеция отвела взгляд.– О, Элис, – прошептала она чуть слышно и закрыла глаза. Сделав глубокий вдох, она повернулась к Рэйзеби. – Она любит вас, Рэйзеби, вы должны помнить об этом. Все, что она сделала, все, что делает… у нее есть на это причины. Она не осталась здесь и не позволила ей помочь, потому что уверена: это настроит общество против меня. Ее семья попала в беду. Существуют и другие причины, о которых я не могу вам рассказать. Если бы вы пришли неделю назад… – Ее лицо было печально. – Вы опоздали, Рэйзеби. – Она помолчала, и он увидел боль в ее глазах. – Уже неделя как она живет в доме Хоуика на