— Какая ты злюка! — Памперс! — торжественно проговорила Сюзанна. — От имени и по поручению всех обитателей "Приюта" присуждаю тебе почетное звание "Супермумии"! — Прекрати! — фыркнула Одетта. — Слушай, а почему ее зовут Памперс? Что-то я забыла… — Потому что в последний раз она появилась на экране в рекламном ролике про недержание мочи. Помоги-ка мне. Сейчас мы соорудим ей чудный приз из папье-маше. Сюзанна слепила из газетной страницы комок и уронила его в открытый рот Луизы. Обе они, и Сюзанна, и Одетта, напряженно ждали, что произойдет, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться раньше времени. Но Луиза даже не пошевелилась. — Она что, померла? — обеспокоенно спросила Одетта. — Да нет, дрыхнет. Я подсмотрела: она втихаря тяпнула сливовой настоечки. Что ж, делать нечего. Придется испробовать последнее средство. — Вытащить комок? — Нет. Заткнуть ей нос. Среда 21 апреля, 18.00 — улица Муфтар Вдоволь натешившись над беззащитным Феликсом, отец и тюлень Галашю бросили бедолагу размораживаться возле подъезда его дома. Они поблагодарили его за сотрудничество, напомнили, что завтра ждут в "Приюте Святого Луки" для дальнейших следственных действий и извинились за причиненное обморожение, добавив, чтобы он не забыл натереться хорошей мазью. "Дикаких проблеб", — чихнул Феликс и, достав из кармана тридцать восьмой бумажный платок, пообещал, что "дебребеддо бриедет вовребя". Из носа у него текло, ему грозила ампутация обеих ступней, он на собственной шкуре испытал, что чувствует говядина до того, как превращается в фарш, но все это были пустяки по сравнению с тем, что его ожидало. Как он объяснит все это Софи, апчхи? Пока Феликс поднимался по лестнице, насилуя свою носовую перегородку, оба Галашю удалялись прочь, тихо переговариваясь между собой. О чем они могли беседовать? Авторское право на всезнайство позволяет нам с точностью воспроизвести этот диалог. — Пап, есть одна вещь, которую я не просекаю, — сказал Виржиль. — Всего одна? — удивился папаша. — Ты растешь над собой! — Этот мужик виноват или нет? — продолжал Виржиль. От интеллектуального усилия, да еще на сухую, его лицо исказилось мучительной гримасой. — По моим прикидкам, индекс виновности составляет 75 процентов по статистической шкале Галашю. — А почему ты его отпустил? — Ах, сынок! Тебе еще многому предстоит научиться! Я тебе рассказывал о методике Коломбо? Ты не отпускаешь подозреваемого, ты внушаешь ему, что ты его отпускаешь. Он вздыхает с облегчением, ослабляет защиту и — хоп! — допускает ошибку. — А-а… — Запиши, сынок. Хоп! Ошибка. Но вернемся к главному герою, чьи подмороженные нейроны медленно возвращались к жизни, потрескивая, как попкорн на сковородке. Стоя на коврике перед дверью, Феликс переживал одно из тех редких мгновений, которые любой на его месте хотел бы продлить до бесконечности. Не потому, что они наполнены счастьем (хотя Феликс очень любил свой дверной коврик), а потому что то, что последует за ними, будет намного хуже. Уравнение — очень простое — выглядело так: "В момент времени t, равный 10 секундам, Софи еще ничего не знает; в момент времени t + 10 секунд Софи будет все знать". Даже мысль о тысячах жертв геноцида в Руанде не помогала — теория относительности всего сущего давала сбой. Итак, в момент времени t Феликс оглушительно чихнул и толкнул дверь своей квартиры. Из записных книжек инспектора Галашю (отрывок) Статистическая шкала Галашю (СШГ) — это научный инструмент, призванный революционизировать методы расследования преступлений, принятые во французской полиции. Идея осенила меня во время прощального выпивона по поводу преждевременной отставки одного коллеги-клептомана. Я собирался облегчиться после третьего бокала фирменного полицейского коктейля шерри-сбренди (кир, виски, пастис, соус харисса), когда на толчке в туалете мне явился лейтенант Ko-ломбо. Он посмотрел на меня пронзительным взглядом и сказал: "Моя жена считает, что у писателей-детективщиков воображения гораздо больше, чем у преступников. Эй, очнись, ботинки зальешь!" С того дня я осознал, в чем заключается моя миссия. Вот уже десять лет я посвящаю все свободное время, включая интервалы между аперитивами, анализу тысяч детективных романов и фильмов и составлению на их основе профилей преступников (ПП). На сегодня статистическая шкала Галашю является вполне действенным рабочим инструментом. Она позволяет классифицировать подозреваемых по особой вероятностной модели, которую я назвал индексом виновности (ИВ). Так, я могу смело утверждать, что при совершении любого преступления шансы, что виновным окажется одноногий дальтоник эскимос, равны 0,03 процента, хотя, разумеется, даже такую вероятность нельзя сбрасывать со счетов. Но это в теории. На практике я намерен впервые применить открытый мною метод при расследовании дела о "Приюте Святого Луки". Среда 21 апреля, момент времени t + 10 секунд — улица Муфтар Феликс бесшумно прокрался в гостиную. Софи стояла на четвереньках на ковре и что-то высматривала под диваном. Рядом с ней сидела Зоя, скальпируя куклу и посасывая деталь из набора "Лего". — Приветик, красавицы! — проговорил Феликс оледеневшими губами, стараясь, чтобы голос звучал как можно естественнее. — Что ты там ищешь, Созо? — Да ничего я не ищу! — Софи поднялась. Глаза у нее горели безумным огнем. Она подтянулась и шепнула Феликсу в ухо: — Только ничего не говори! У нас катастрофа! — Что случилось-то? — чуть слышно спросил Феликс, косясь на Зою, которая с интересом прислушивалась к их разговору. — Она пока не заметила. Но, если я ее не найду, как мы ее будем укладывать спать? Она устроит жуткий скандал! — Что не найдешь? — Пустышку! — беззвучно пророкотала Софи. — Вот срань! — Не ругайся при ребенке! А вдруг она совсем потерялась? Что будем делать? — Думать о геноциде в Руанде. Вроде иногда помогает… — Срань! — раздался тонкий голосок. Феликс и Софи потрясенно переглянулись. — Мне почудилось или?.. — неуверенно протянула Софи. — Точно! Она заговорила! — подтвердил Феликс. Зоя смотрела на родителей, гордо выставив два зуба. — Зоя! Ты сказала свое первое слово! В день, когда тебе исполнился год! — У Софи на глаза навернулись слезы. — Умница моя! — взволнованно похвалил дочь Феликс. И все семейство замерло в блаженном восхищении друг другом. — Откровенно говоря, я не думал, что ее первое слово будет "срань", — нарушил молчание Феликс. — Да уж, — согласилась Софи. — Выглядит обещающе. — Может, попробуешь сказать "папа"? — обратился Феликс к дочери. — Срань? — переспросила Зоя. — Нет, моя сладкая. Это очень плохое слово. Скажи лучше: па-па. — Жо-па? — С ума сойти! Где она могла это слышать? — задохнулась от гнева Софи. — Что с ней такое? — Может, заболела? Когда ты в последний раз мерила ей температуру? Давно? — Говно! Говно! — радостно подхватила Зоя. — Ну все, с меня хватит! — сурово произнесла Софи. — У меня впечатление, что она над нами издевается. И вообще, скоро придет твоя сестра, а у нас еще ничего не готово. — Да, кстати… — предпринял Феликс безнадежную попытку. — Может, ради такого случая позовем и мою мать? — Ответ: нет. Пояснения требуются? — Э-э… Ладно, я просто так спросил. — Значит, так. Продолжаем разговаривать, а сами потихоньку ищем. Но так, чтобы она не догадалась, что мы ищем, понял? — Понял, понял. — Расскажи, дорогой, что хорошего ты сегодня сделал? — Встречался с Исидором Будини и с полицейскими… — Замечательно! — Пришлось объяснять, почему убийства, описанные в моем сценарии, произошли в действительности и как… — Великолепно! — Кажется, мне удалось убедить их пока оставить меня на свободе…