Часть 27 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не назовет тебя «Твердой рукой» больше никто и никогда на всем белом свете!
Там ведь нет моих сторонников в этой толпе за моей спиной, наверняка, ни одного нет, поэтому жалеть никого из них не стану.
Мои помощники, сотрудники комитета и полиция, сейчас пробиваются через толпу народа в комнату, где случилась стрельба, как представители закона.
Вскоре в комнату проталкиваются двое полицейских и двое моих сотрудников. Все с пистолетами в руках, сами настороже и они сразу же видят нескольких жертв стрельбы на полу комнаты и самого преступника с револьвером в руках, стоящего около окна.
Из дула револьвера еще идет тонкая белая струйка порохового дыма, поэтому все становится ясно служителям закона. Впрочем, и в свидетелях тоже проблем не окажется, их тут несколько десятков имеется. Будут рассказывать о случившемся у них на глазах чуде так, что не остановишь сбивчивые речи.
Сам я пока молчу, как непосредственный участник произошедшего, только когда полиция забирает пистолет из руки Цыбина, начинаю звать врача громко и уверенно.
— Доктора, доктора!!! Люди пострадали и истекают кровью!!!
Потом сам активно помогаю выносить раненых вниз, пачкая свое щегольское пальто кровью и удачно попадаю фотографам на снимок в этот самый момент. Предоставляю свою нанятую машину и такого же извозчика для срочной перевозки троих пострадавших в лучшую больницу города, сам отдаю такую команду водителю и извозчику.
В общем, попадаю на фотографии как самый человечный человек. А с неминуемыми рассказами о моем мужестве я стану точно самым популярным полковником во всей империи. Ведь, такая страшная и непонятная трагедия случилась при моем непосредственном участии, а меня вообще ни в чем нельзя обвинить, кроме невероятной смелости и потрясающего мужества.
Как я с голыми руками прямо грудью попер на заряженный пистолет, выставив вперед мужественную челюсть как ковш бульдозера! Ну, здесь это еще непонятное сравнение, нет тут пока бульдозеров.
Двое подстреленных остаются лежать на полу кабинета, один уже мертв, второй умирает, выплескивая кровь из горла. Маленькие револьверные пульки несут такую же смерть, как и винтовочные, только убивают не так быстро.
Цыбин стоит в углу, уже арестованный и ничего не понимающий, пристально смотрит на меня, вернувшегося в редакцию, чтобы отдать распоряжения своим людям. Смотрит с надеждой, что я возьму да расскажу настоящую правду про него, что он стрелял именно в меня и, значит, никак не может быть виноватым в смертях и ранениях невинных зрителей.
Ну, это он зря надеется! Не буду же я рассказывать, как смог избежать кучи смертельных ранений, как выставил невидимую магическую защиту, которая увела пули в стороны от моего тела.
— Захотел стать убийцей — так становись, бедолага! Пусть не цербера режима погубил, а невинных людей! А какая разница? Чем сторонник законного порядка хуже продажных журналистов?
К самому себе у меня тоже вопросы имеются:
— А почему ты сам не поставил защитный купол? Который легко отразил бы слабые пульки, они бы попадали ко мне под ноги! Спас бы тех людей за своей спиной? — такой вопрос я могу себе задать и уже знаю ответ на него.
— Как бы я тогда, интересно, смог объяснить свою такую пулеотражательную способность тела? Может, наличием присущей только мне могучей магией удивил бы присутствующих и еще подробным рассказом про нее?
Выдавать свой секрет я не собираюсь, тем более, чтобы оправдать журналиста, моего личного врага.
Нет, я выбрал защиту именно в виде остроугольной конструкции, она прикрыла мое тело полностью, как когда-то учил меня мудрый в своей продуманности Фатих.
Как же давно это было, с десяток моих тел-клонов тому назад уже! Точно, десять тел я успел сменить после той невнятной учебы в доме Фатиха, могучего мага четвертой ступени. И даже его самого беспощадно успел убить два раза.
Первый раз подлым ударом со спины в крайне ответственный момент его окончательной победы, когда он бросился бежать за вторым Палантиром, забыв про необходимую бдительность. Совсем меня за ничтожную букашку посчитал и расслабился в момент выстраданной победы. Потерял оба Источника в итоге в мою пользу и еще свою проклятую уже тогда нежизнь.
Второй раз уже без такого полного контакта, дальним выстрелом аннигиляционным сгустком из фузеи в огромный булыжник, за которым он прятался. Его тело разлетелось на много разорванных кусочков на большой площади, даже хоронить оказалось нечего совсем.
Эх, были раньше времена героические! И подвиги во имя спасения человечества самый настоящие!
Ну, тогда я спасал выжившую человеческую цивилизацию в несколько десятков жизней от не такой уже и страшной участи быть подчиненными оставшихся Магов.
А сейчас ставки в сотни и тысячи раз повыше будут.
Я в один момент еще выше приподнял свою репутацию и окончательно погубил судьбу излишне смелого болтуна-журналиста. Который теперь отправится на каторгу отбывать большой срок именно за то, что не делал.
Ну, я про это переживать не стану! У меня гораздо больше важных дел в этом мире осталось и миллионы спасенных жизней по итогу ожидаются!
Поэтому и использовал выданное мне тогда умение, чтобы никто не смог понять, как такое случилось.
Как направил пистолет теперь уже преступник Цыбин, куда он выстрелил — да куда-то мне в грудь! Это отчетливо разглядели все зрители.
А вот как изменила моя невидимая никому защита направление полета пуль, куда они отрикошетили — не понял никто и теперь официально будет считаться, что трагический дурачок Цыбин промазал все до единого выстрелы в меня, бравого и на редкость бесстрашного полковника, который даже не моргнул глазом на выстрелы в упор.
Зато, придурок Цыбин поразил своими выстрелами невинных зрителей и теперь ответит по всей строгости закона.
Если уж взялся вершить правосудие, так хоть немного научись точно стрелять! А то чьи-то разбитые жизни и позор один получился!
Ну и хрен с ним! Молодой человек много нарывался, а вот теперь у него будет много свободного времени подумать о своем плохом и недостойном поведении. Может, и замолит когда-нибудь грехи, еще вернется в Петербург просветленным агнецом. Когда-нибудь, через много-много лет, уже и меня тут не будет.
После происшествия я вернулся в Царское Село, а на следующий день с большим удовлетворением прочитал в газетах про полковника-отморозка и бедолагу журналиста. И рассмотрел хорошую фотографию моего мужественного лица во время эвакуации раненых из редакции. Про выпоротого Цимлянского почти не вспоминают, чтобы не позорить еще больше профессию. Репутация моя очень сильно подросла, теперь уже никто не пишет всяких откровенных пасквилей на мой счет, остальные бумагомараки остерегаются встречи с таким суровым мужчиной. Одного выпорол до полусмерти, второго так перепугал, что тот трясущимися руками попал куда угодно, но, только не в виновника случившегося.
Заплатил за лечение раненых сам лично, жалованье у меня очень даже приличное, много чего мне позволяет.
Императору объяснил случившееся присущим мне гипнозом, который смог воздействовать на стрелка и заставил дергаться в нужную сторону его руку с револьвером.
Больше на меня покушений не случилось, я так же собираю информацию, понемногу заполняю папки на революционеров и дипломатов, последних пока перестал высылать. Все они уже у меня на карандаше, теперь идет постоянная фиксация, с кем и когда они встречаются.
Надеюсь, император все-таки наберется смелости и примет закон об инагентах, который развяжет комитету руки.
Места для содержания пары тысяч задержанных готовятся к приему гостей, это казармы гвардейских полков, которые окажутся выведены в летние лагеря около финской границы. Где смогут перехватить немало внезапных для себя лично беглецов в спасительную Финляндию «ежовыми рукавицами».
Пока только спасительную, император все большее к моей идее склоняется потренировать армию и флот именно на своих слишком независимых согражданах. Хорошо помнит, как убили назначенного губернатора Бобрикова и заставили отступить самого государя. Объяснили с помощью террора, что задуманный номер не пройдет. Получилось, что мирным путем нельзя ничего добиться в этой части Российской империи, хотя, и особого такого смысла в приведении финнов к покорности тоже нет. Когда там почти не проживает русских, опять же, всего три процента и почти все они находятся в Выборгской губернии — проще отпустить их со временем на свободу, забрал часть более населенных русскими земель.
А для этого необходима настоящая война, а не попытки как-то уговорами заставить принять царскую волю.
С женщинами теперь у меня вообще нет никаких проблем, бравому полковнику-герою достаточно только появиться в театре или ресторане, чтобы прекрасные женщины стали предлагать свои красивые тела в награду довольно откровенно.
В принципе, этого я и добивался, когда решил воспользоваться магией тогда в редакции.
Так, в постоянной работе и любовных радостях, прошли апрель и май, июнь добрался уже до своего конца, когда раздались давно уже предсказанные мной роковые выстрелы в Сараево.
Глава 19
Впрочем, я предупредительно навестил дворец за неделю до ожидаемого события и еще раз напомнил императору о том, что случится вскоре.
— Государь, подготовительное время для империи и вас лично закончилось! Приходит тот самый момент принимать серьезные решения! Менять траекторию движения страны в будущем!
Николай Второй со страдальческим видом отодвигает в сторону на столе документы, над которыми работал и смотрит на меня печальным взглядом.
— Сергей Афанасьевич! Умеете вы радость жизни испортить! У меня только что был прекрасный, тихий ужин с семьей и тут опять вы!
Да, пришлось срочно напроситься и ворваться в тесный распорядок спланированной жизни императора.
Хорошо, что я могу это делать, чуть ли не единственное лицо в империи. Потому, в основном, что вылечил наследника престола и полностью заменил Распутина. Спас, можно сказать, царскую семью от постоянного лишнего негатива размером с уральские горы.
Кстати, отбил в середине июня телеграмму в Тобольск нашим комитетчикам, что в село Покровское, согласно оперативным данным, вскоре приедет Хиония Гусева с целью совершить убийство Григория Распутина.
— Данную Хионию взять по приезду, разговорить о покушении и направить на освидетельствование душевного здоровья. Оставить наблюдаться в лечебнице.
Еще и про амбициозного Илиодора, который Труфанов, не забыл, отправил своих людей в станицу Мариинскую, приказав забрать его оттуда и поместить в изолятор, чтобы не сбежал, пока суд да дело. Была мысль радикально с ним решить вопрос при понятной попытке к бегству, однако, брать грех на свою душу и приказывать такое сотрудникам не стал.
Пусть пока посидит, дальше с ним что-то решим. Трудно, конечно, припаять введение в религиозный экстаз той самой Гусевой с целью убийства, но, что-то по нему придется накопать. Или придумать, цацкаться с ним нечего, больно много он знает про царскую семью и Старца Григория. Знает и еще наврет.
Ох, наглядно видно, как не хочется императору менять плавно текущую вокруг него отличную жизнь. И переходить к серьезным прениям, как бы сказали в Думе. Когда все больные в семье вылечены, сам он оздоровлен моей силой до состояния двадцатилетнего подростка, в государстве почти тишь и даже некая благодать. Даже рабочие пока удовлетворились его законом и почти не бунтуют, не устраивают стачек и шествий. У революционеров поэтому серьезные проблемы с мотивацией рабочего класса на выступления, как мне докладывают агенты. Когда за одну и ту же работу им теперь платят больше, уважение внешне к ним тоже заметно выросло, так как тыкать больше законом не положено начальству и мастерам, в общем, свои серьезные дивиденды от правильного указа император уже получил.
Но, стоять на месте нельзя, агитаторы не дремлют, армия все так же очень плохо готова к войне и все еще может пойти по худшему пути. Ну, по тому, по которому страна и дошла до переворотов.
Сейчас рабочие уже не так настроены против самодержавия, раз сам царь внезапно облегчил им жизнь и заступился перед хозяевами, но, запросы все равно будут расти. Это процесс неизбежный. А понижение привычного уровня жизни из-за войны очень опечалит рабочий класс до невозможности.
Ну, там можно еще на час время работы сократить или повысить выплаты за сверхурочные часы, много разных вариантов имеется, чтобы за чужой счет сделать хорошо передовому классу пролетариата.
Как не пытались промышленники и фабриканты что-то императору доказать, что они теперь в чистый убыток работают и больше не могут развивать производство — ничего у них не вышло, ибо, делиться нужно и просто необходимо с народом. Так он им и сказал на каком-то собрании, твердо отстояв мою и теперь свою точку зрения.
Я посмотрел в своих записях еще раз, сколько германских шпионов в стране засело, тут пару лет их чистить придется, чтобы хоть что-то сохранить в тайне от продвинутого врага.
Продвинутого и технически очень, и еще методами ведения разведывательных действий.
Нельзя нам с немцами никак сейчас воевать — это аксиома выживания империи, так я императору и говорю:
— Государь, чтобы эти тихие и счастливые ужины продолжались всю вашу жизнь, чтобы умницы дочки родили вам много внуков — пришло время настойчиво менять ход истории Российской империи. Хотите вы этого или нет!
— Хорошо, значит, через неделю раздадутся выстрелы, и Австро-Венгерская империя потеряет наследника? — вспоминает Николай Второй мои слова.
Уже отлично, что удалось завести императора в рабочую колею для обсуждения будущих действий. Далеко не всегда он готов получать на ночь серьезный пласт информации.