— И наследника, и его жену герцогиню Софию, официально не признанную престолом. Она имеет право только на военных смотрах присутствовать рядом с мужем, поэтому всегда пользуется этими моментами. Это ее и доведет до быстрой смерти, плюс еще очень бестолковая охрана вокруг автомобиля. То есть, ее никакой не будет, еще до выстрелов один из сообщников стрелка пытается закинуть гранату в открытый автомобиль, она отскочит от кузова и ранит двадцать горожан, приветствовавших эрцгерцога. Террорист примет яд и попробует утопиться в реке, но, яд не сработает, а утопиться в мелкой речушке у него не выйдет. Ну, получится такая типично славянская организация серьезного дела. Поэтому его задержат и сильно побьют. Однако, несмотря на первую попытку покушения, наследник с супругой продолжат беззаботно раскатывать по городу в открытом автомобиле, — подробно рассказываю я императору грядущее будущее. — Как вы считаете, Сергей, не стоит ли нашим дипломатам донести такую информацию до самого эрцгерцога, чтобы спасти его с супругой жизни? — понятно, что император испытывает чувство легкого стыда, что не спасает своего венценосного брата. Такая понятная кастовая солидарность царско-королевских особ. Но, это не тот случай явно. — А какой в этом смысл, государь? Чтобы зачем-то спасать наследника престола определенно враждебно настроенного к нам государства? Интересы России и Австро-Венгрии постоянно сталкиваются на Балканах, создавая там взрывоопасную обстановку. Один раз нам пришлось уступить недавно, теперь пришло время вроде как снова уступить внешне, а на самом деле правильно использовать наше знание. Ведь, на самом деле интересы России заключаются совсем в другом, ваше Императорское Величество. Не в доминировании на Балканах, это и дорого, и хлопотно, да еще очень бестолково с такими вот союзниками. Интересно, у руководителя сербской разведки не мелькнула в голове мысль перед покушением на эрцгерцога посоветоваться с русскими друзьями? Они нам сейчас очень круто нагадят, придется вылезать из ситуации, даже испачкаться придется. Зато, не просто так, а чтобы использовать знакомую нам ситуацию и обыграть ее по-своему. А если убийства не будет, тогда мы все вступает на тонкий лед незнания будущего. И можем так же провалиться через него, а события выйти из-под нашего контроля. Вы сами знаете, государь, к чему это привело в той жизни! — напоминаю я императору содержание статьи и брошюры о смерти царской семьи. — Но, все же, это как-то некрасиво выглядит… — замечает император. — Некрасиво выглядеть будет смерть миллионов русских людей в большой европейской войне, потом революции и гражданской войне. Некрасиво и беззаконно вашу семью расстреляют в подвале. Вот это точно некрасиво, государь, — напоминаю я еще раз Николаю Второму, куда заведут его хорошие поступки. — Хорошими делами прославиться нельзя! — как пела одна брутальная особа уже в моем времени. Лицо его кривится, кажется, что он меня сейчас прогонит, но, ради будущего своей семьи император берет себя в руки. — А вы уверены, что французская разведка принимает в покушении участие? — теперь его волнует такой вопрос, — Как я понял — прямых доказательств у вас нет? Так ведь? — Смотрите, государь. Покушение организовали офицеры сербской разведки, ее начальник полковник Димитриевич, его помощник майор Танкосич и еще некий Малобабич, связанный с контрабандой из Сербии в Боснию. Связи в этот момент именно с французами у этих офицеров мной не отслежены, никаких упоминаний про это нет. В любом случае, у меня нет про это никаких документов. Однако, в марте семнадцатого года на Салоникском фронте в зоне французского влияния они, двое из них точно, Димитриевич и Малобабич, будут приговорены своими же сербами по явно надуманным обвинениям к расстрелу. Танкосич погибнет ранее в боях, еще в пятнадцатом году. Именно в зоне французского влияния их расстреляют свои же сербы за просто так, как выяснится гораздо позже во время расследования уже в пятидесятые годы. Понятно, что это французы просто замели свои следы в покушении на Франца Фердинанда, убрали последних свидетелей своего заказа, — уверенно рассказываю я дела будущих дней императору. — И вообще, зачем самой Сербии война с гораздо более сильным противником? Пусть сама Австро-Венгрия на является такой уж сильной державой в военном плане, за ее спиной нетерпеливо дышит могучая Германия. — В любом случае, это не так важно, государь, есть ли у КГБ и лично Вас доказательства участия французской разведки в убийстве наследника австрийского престола. Главное, что вы можете сами или через наши дипломатические службы громко заявить о наличии французского следа в убийстве эрцгерцога. Ссылаясь на секретные оперативные данные, которые Вы, конечно, не имеете права разглашать. И разорвать договор с Францией от девяносто второго года про обязательную мобилизацию. Да и вообще, разорвать все остальные договора, как с подлыми убийцами наследника австрийского престола. Пытающимися любыми способами затянуть Россию в чужую и совсем лишнюю для нее войну. Николай Второй внимательно меня слушает, стараясь найти противоречия в моих словах. — Повод не очень солидный, честно говоря, — замечает он мне потом, — Чтобы так поступить после двадцати лет сотрудничества с Францией. — Да наплевать, ваше Императорское Величество! Главное, что он есть! Не было бы его — пришлось бы тогда что-то такое придумать! — с жаром в словах убеждаю я его, — В любом случае — сербы конкретно виноваты! Вызвали почему-то огонь на себя и теперь сотни тысяч сербских мужчин погибнут или останутся искалеченными, а страну захватят гораздо более сильные враги. Вот зачем им такая радость? Чтобы только наследника зачем-то убить? Который к ним вообще-то вполне дружелюбно относился? Ведь в новой истории, без вмешательства в войну русской армии, не факт, что англичане, французы и остатки сербской армии в восемнадцатом году отобьют Белград и захватят еще половину Венгрии в пользу сербов. Когда австрийская империя начнет сама по себе разваливаться, наверно, это случится гораздо позже или вообще не случится. Тут уже я не могу ничего с абсолютно твердой уверенностью заявлять! — Да и не повод это никакой! Государь! Это просто кровавая ловушка на всю Российскую империю насторожена! И мы имеем все возможности обойти ее, только порвав напрочь отношения с коварным союзником! Можем обойти, когда точно знаем про нее! Только тогда Германия успокоится немного насчет нашей армии, а когда через пару дней мы объявим весь состав французского посольства персонами нон грата, тогда и немцы поймут, что у нас все серьезно. — Насчет высылки посольства — вы не перебарщиваете, Сергей? — Совсем нет, государь. Французы так же, как и все остальные посольские работники, абсолютно безбоязненно вербуют российских граждан. Списки всех или почти всех их агентов у меня имеются, там материалов на одних французов, как на пять других посольств сразу. А когда наши люди из комитета вдумчиво и со значением дела пообщаются с завербованными французскими посольскими сотрудниками россиянами, тогда горячего материала будут сотни томов. Доказательств у нашего комитета множество, не стоит опасаться недоразумений. Да и наплевать на них, эти недоразумения, по большому счету! Они нам не братья родные и не дети наши! Хотят отвоевать Эльзас и Лотарингию — флаг в руки и ветер в спину! Барабан на шею! Только сами лично, ну, пусть еще британцев в бойню затянут с бельгийцами и итальянцами! — убежденно говорю я императору, — Потом даже из-за больших потерь и до португальских солдат дело дойдет! — И еще, государь. Наверно, уже пора дать сигнал вашему двоюродному кузену, что Россия радикально меняет внешнюю и военную политику, что его страна может не опасаться нападения с нашей стороны. Все это он сможет увидеть через пару недель всего-то. Тем более, агентов его разведки в России многие тысячи, они ему и в немецкий Генеральный штаб тут же все донесут в лучшем виде. Еще и потому, что немцам становятся сразу же известны любые наши планы — воевать с ними будет совсем печально для русской армии, государь, — заканчиваю я свой доклад. Напоследок император просит меня начать постоянно посещать заседания его Совета министров и Совет обороны. — Вы, Сергей, с вашими знаниями и авторитетом очень поможете мне отстоять новые и непопулярные решения. Ну, авторитета у меня еще нет никакого для остальных приближенных к императору министров и генералов, однако, я его быстро наработаю. Я, конечно, согласился, хорошо понимая, что императору самому очень трудно будет убеждать своих недоверчивых военноначальников и министров в необходимости кардинального изменения государственной политики. Хотя бы в разрыве отношений со старым союзником Францией и наведением мостов с не менее старым противником — Германией. Это такое очень оригинальное решение и только личной, непреклонной волей императора может быть осуществлено. Иначе сопротивление государственного аппарата не даст ничего сделать. Естественно, я не смогу ссылаться на свои знания из будущего, как рассказываю про них императору, поэтому мне будет довольно сложно спорить с несогласными министрами. И с крайне уверенными в победоносной войне для русского оружия генералами. Зато, мои уверенные и всегда сбывающиеся предсказания в понимании европейской политики быстро завоюют доверие к моим словам у всех слушателей. Впрочем, император может просто принять мою точку зрения и приказать своим министрам ее выполнять. А вот как они это будут делать? Ну, как-то будут. Тем более, в подчинении у меня есть целый комитет госбезопасности, большинство моих сотрудников мне в рот смотрят. В этой боевой структуре я имею самый большой авторитет как лучший теоретик и непогрешимый практик борьбы с врагами империи. Имеющиеся у меня знания постоянно поражают офицеров управления своей точностью и идеальной своевременностью. Как будто только на меня одного работает многотысячный штат осведомителей, вот как выглядят мои знания из будущего в глазах моих приближенных. Появился я на Совете министров первый раз сразу же после покушения в Сараево, меня представили министрам и объявили, что я теперь всегда буду тут заседать со своими данными. И помогать принимать Совету правильные решения на их основе. Как полномочный представитель того самого комитета госбезопасности. А что, по своей численности мы уже побольше многих министерств стали. И нам еще полиция с жандармерией подчиняются. Еще нет никакого ультиматума от Австро-Венгрии сербам, а я уже предсказываю его с умным видом и объясняю собравшимся, что это тот самый переломный момент по данным комитета госбезопасности, которого я лично представляю. — Великая европейская война созрела, господа, а фитиль ее взрыва уже подожжен выстрелами сербского националиста! Она взорвется не мгновенно, наша служба допускает мирное развитие дальнейшего процесса после инцидента в Боснии примерно в месяц сроком. Так что, теперь нужно хорошо подумать — нужна ли она России? Говорю пока немного иносказательно, делаю очень деловой и осведомленный вид, на своих словах настаиваю, постукивая пальцем по солидной кожаной папке. Именно на том настаиваю, что это покушение — ловушка именно для Российской империи. Министры все до единого горячатся и явственно высказывают мне свое недоверие, но, у меня есть, чем всем несогласным закрыть рты. У меня есть знание будущего, чего больше нет ни у кого, кроме еще императора, тоже более-менее осведомленного о нем. Единственно, что Председатель Совета министров, тот самый Горемыкин Иван Логгинович, относится к моим словам без явного недоверия. Похоже, что император ему лично посоветовал к моему мнению прислушиваться и руководствоваться. Ну, я вообще говорю очень разумные, пусть и циничные вещи. Как самый прожженный контрразведчик. Надеюсь, что теперь этот именитый муж не погибнет во время бандитского нападения где-то под Сочи в конце семнадцатого года вместе с дочерью и женой. Да и просто не сбежит из Петербурга от преследования Временного правительства, как только его выпустят из заключения. Не найдя, кстати, никаких явных преступлений за ним, так что не вся государственная власть в Империи полностью коррумпирована. — Вскоре Австро-Венгрия передаст ультиматум из десяти пунктов Сербии, — опять уверенно заявляю я собравшимся. — Но, как вы можете это знать? — недоумевают министры. — Есть такая предварительная информация у нашей службы. Наши люди находятся везде, — я опять постукиваю пальцем по папке, — Еще хочу посоветовать вам, господа, перевести средства из французских, английских, итальянских банков в более спокойные места. Германские и австрийские не посоветую, все может случиться. Поэтому остаются швейцарские или шведские банки, — говорю я им достаточно доверительно, — Не думаю, что ваши деньги пропадут совсем, но, вполне возможно, что доступ к ним вы на какое-то время потеряете. Вношу, конечно, смуту в ума государственных мужей, но, я должен делать вид крайне уверенный в своих словах. А уверенность — это именно то, чего не хватает современной России и ее императору. В любом случае, моя ли убежденность подействовала или просто уже явное нежелание императора воевать против немцев и австрийцев в войне по не нашему законному поводу, только, через два дня император выступил с официальной речью перед Советом Министров, где признал смерть Франца Фердинанда с супругой очень-очень плохим событием и призвал Сербию приложить все усилия, чтобы смыть это пятно подозрений со своей контрразведки. При этом почти открыто признавая, что это невозможно. Да, это оказалась совсем неожиданная речь для всех слушателей в России, Европе и остальном цивилизованном мире. Российская империя в лице своего самодержца первой признала вину спецслужб Сербии, а, значит, и самой Сербии в покушении на наследника австрийского престола и в тех самых роковых выстрелах в Сараево. Пока еще не отказалась помогать своим братьям на Балканах дипломатической и военной силой, но, явно поставила вопрос на растяжку. Мгновенно запросившему консультаций сербскому послу было сказано тоже самое, безо всяких смягчений в тоне. — Устроили заварушку, господа, сами готовьтесь расхлебывать! Маятник европейской политики качнулся в другую сторону на доли процентов, но, все же очень заметно. — Я созвонился с кайзером лично и попросил его не считать Россию своим врагом, — рассказывает мне император еще двадцать пятого июня. — Вилли мне не очень поверил и спросил про все те договора о взаимопомощи, которые заключены с Францией. Про все те штабные войны, которые мы проводим каждый год с французскими маршалами. — А вы, государь, что ответили? — не удержался я. — Что скоро случится очень важное событие, именно в конце июня. После которого все очень изменится за какую-то неделю. Он ответил, что будет ждать с интересом. На том и расстались. — Все правильно, государь. Вы кузена своим предсказанием очень заинтересовали и теперь тоже удивите реакцией на Сараевские события. Главное, что мы сломя голову не лезем защищать однозначно виноватую Сербию. Если бы император выступил с таким заявлением в Думе — был бы мгновенный бунт! Как это, наших братьев хотят обидеть, а мы руки умываем! Да еще после захвата Австро-Венгрией в девятьсот девятом году Боснии, когда России пришлось бессильно утереться после того, как та же Франция и хитрожопая Англия ее никак не поддержали. Еще раз утираться никто не согласен из депутатов! Все газеты подняли страшный шум, поэтому Николаю Второму все же пришлось приехать в Думу и там выступить перед депутатами. То есть, выставить меня после своей короткой речи, чтобы я с видом все знающего человека обрисовал политику империи на ближайшее время. Ох, и шумят депутаты, все как один призывают костьми лечь за сербских провокаторов, получающих французские сребренники. Конечно, не им же и не их детям в окопах погибать от тяжелых снарядов и ядовитых газов. В общем, говорить они мне не дали, шумели и требовали срочно тут же отправить армию на защиту сербских братьев. — Да, совсем с ними не поговорить, — приходит к такому выводу Николай Второй на обратном пути, — Я всего-то только не стал сразу никому угрожать войной из-за Сербии и меня тут же заставили замолчать своими негодующими криками депутаты. А с виду такие приличные люди, хорошо, хоть Гудкова среди них больше нет. Да, это очень хорошо, но, будет еще гораздо лучше, когда некоторые бывшие депутаты попадут к нам в руки и окажутся допрошены, пусть и с пристрастием. Много на некоторых из них уже материала набралось в конторе. Мы с ним катимся обратно во дворец вдвоем в отдельной машине, шофер находится на перегородкой и можно говорить открыто. Я попросился ехать с государем на всякий случай, если будет покушение на него. Чтобы защитить своей силой, хотя, до покушений еще явно рано. — А что Вы хотели? Ваше Императорское Величество, там примерно пять десятков агентов иностранного влияния и, минимум, тринадцать полноценно работающих на другие державы шпионов. Все эти имена уже разработаны здесь КГБ или принесены мной оттуда. Они, конечно, за очень большие деньги других государств не дадут вам и слова сказать, не примут никаких объяснений. Только — победоносная короткая война! И это все, что их сейчас интересует! Затянуть Россию в войну — это все, что им приказано! — Очень похоже, что вы правы, Сергей Афанасьевич, — вытирает пот платком со лба Николай Второй. — Как только вы намекнете, что не собираетесь воевать за их хозяев, возможны гораздо более серьезные шаги со стороны ваших врагов. Давайте нанесем удар первыми, арестовать предателей в столице и Москве я уже готов, полторы тысячи сотрудников ждут сигнала и приказа. Поэтому предлагаю завтра же распустить Четвертую Думу, работать с ней точно не получится, а они еще больше навербуют агентов из депутатов, стоит им только для этого время оставить. Я могу дать интервью одной из симпатизирующих нам газет, где озвучу имеющуюся у комитета госбезопасности информацию. Могу даже имена назвать, но, наверно, это пока рано, а то еще разбегутся по заграницам. Необходимо снять с них депутатскую неприкосновенность. Вы распускаете Думу одним указом и тут же принимаете закон про инагентов, который уже давно следовало принять, государь. Мои люди наготове, тут же возглавляют и привлекают к арестам полицию, жандармерию и воинские части, начинаю принимать и развозить по местам задержания всех выявленных врагов Российской империи, тайных и явных. — Не слишком ли это будет вызывающе? — сомневается император, — Возможны большие волнения в народе! — Тут уже нельзя тянуть, государь. Дума считает вас врагом, большая ее часть точно, а с врагами не разговаривают. — Врагов уничтожают! — добавляю я одну хорошо известную мне аксиому.