В кухне раздался хохот, и ежа затрясло. Он только чудом не подпрыгивал на упитанном животе от смеха. — Этого не может быть, — сообщил он после приступа веселья. — Я высокий и не мог стать таким крошечным. И у меня длинные волосы, почти как у вас. Только у вас черные, а у меня золотистые. Я не могу быть … Кэтрин не мигая смотрела на зверька и все больше убеждалась в том, что с головой у нее непорядок. Не может нормальный человек говорить с ежом. — Я правда ежик? — серьезно спросил приятный мужской голос, и нос у зверька дернулся. Еж часто заморгал и поднял сначала одну переднюю лапу, потом другую, рассматривая. После чего обессиленно упал на живот и закрыл глаза. Он выглядел настолько несчастным, что сердце Кэтрин дрогнуло. — Тебе чего-нибудь налить? — А что пьют ежи? — спросил он, не открывая глаз. — Молоко? Еж закрыл лапками голову и судя по жалобному поскуливанию ушел в черную тоску. В отличие от нового знакомого долго пребывать в печали или даже растерянности было не в характере Кэтрин, потому она зажгла в своей небольшой кухне лампы, а потом заварила чай с мелиссой. Сажать ежа оказалось некуда, и Кэтрин расстелила полотенце прямо на столе, после чего подняла туда колючий шар. А когда поставила перед ним блюдце с чаем, сама села на табуретку. — Значит, говоришь, ты высокий блондин? — поинтересовалась она, рассмотрев зверя целиком. Его колючки и правда оказались не серыми с черным, а белыми с золотистыми кончиками. — Теперь я ни в чем не уверен. — А как тебя зовут? — Не знаю… Не помню. Вообще в голове каша. С одной стороны, я понимаю, что нужно искать выход, хотя бы понять, что случилось. А с другой — у вас так пахнет клубникой, что я не могу не думать о том, как бы ее съесть и побольше. Это сбивает с толку. Кэтрин отпила из пухлой глиняной чашки и задумчиво почесала щеку. Теперь можно не сомневаться, перед ней сидит именно тот прожорливый еж. — А вас как зовут? — спросил он. — Кэтрин. — Так просто? — ежик виновато фыркнул. — Простите. У вас необычная внешность. Разрез глаз и овал лица, такие черные волосы… Простите. Мне кажется, я видел таких, как вы, лишь однажды. — Во Фритане кто только не живет, а то ты не знаешь. — Фритан! Точно! — обрадовался еж. — Я как раз приехал в этот город по делам… — А чем ты занимаешься? — уточнила Кэтрин. — Не помню, — снова расстроился он. — Может быть, удастся узнать, кто недавно приехал, и таким образом установить мое имя?.. Только не говорить, что я еж. Потому что на самом деле я человек… скорее всего. — Во Фритан постоянно кто-то приезжает, и отсюда постоянно кто-то уезжает. И с документами здесь не строго. Мой дедушка, когда приехал из Империи, жил десять лет безо всяких бумажек. А сделал их только ради моего папы, потому что тот захотел поступить в местный университет и ему нужны были справки о семье. Он так и не поступил, но документы остались, — улыбнулась Кэтрин. Еж попробовал отпить из блюдца, но у него не вышло. — Почему не собакой хотя бы? — спросил он у мироздания, но попытки не прекратил. Пока новый знакомый старательно учился лакать, Кэтрин допила свой чай и поставила кружку. Она ужасно устала и, несмотря на бодрость от «встречи» с говорящим ежом, снова хотела спать. Разобраться со всеми проблемами можно и завтра. Если это страшный сон, то он просто закончится, а если нет… Хорошо бы обойтись без полиции. Потому как, услышав ее рассказ, в скорбный дом отправят Кэтрин, а не ежа. Вдруг за кухонной дверью послышался топот. Такой, к которому рано или поздно привыкает любой хозяин теплицы во Фритане. В городе, где почти все состояло из железа, паровых машин и шестеренок, теплицы превратились в убежища для дикой природы. Как только придумали специальные линзы, которые улавливали и направляли солнечные лучи, появились первые парники, а вместе с ними в городе неожиданно размножились ежи, еноты, а потом и лисы — зародилась настоящая лесная жизнь. Вроде бы теплица закрыта, да и не так много в ней съестного. Какой-то клочок земли в стеклянных блоках с несколькими грядками. Но местному зверью и этого оказалось достаточно. Они быстро перебрались от помоек к грядкам, ели что подвернется… и удивляли всех своей стойкостью к любой отраве. Кэтрин устало поднялась, взяла зонт. Топот и писк ежей все равно не даст заснуть. Так что план был яснее ясного: сначала всех разогнать, потом поставить фанеру в том месте, где ежи умудрились сделать то ли подкоп, то ли прогрыз, а после уже спать. — Там еда, — вдруг послышалось с улицы. — Еда, еда. — Бежим. Там еда, там еда, — ответил другой голосок, и Кэтрин уловила приближающийся топот. — Где еда? — спросил третий. — Там еда. А-а-а… нет. Здесь нет еды. — Где нет? — Здесь. Она была, но теперь нет. Похолодевшими руками Кэтрин перехватила зонт, но с места не сдвинулась. — Ты слышал? — тихо спросила она у ежа, который все еще боролся с чаем в блюдце. — Что? — Там, на улице… — заговорила Кэтрин и, вспомнив, что задает вопросы ежу, не сообразила, как описать доносящиеся снаружи звуки. — Да, там какое-то пыхтение или шипение, будто кошка, — сообщил он и отодвинул лапкой почти полное блюдце с чаем. Послышался деловитый топот, словно небольшое стадо переместилось на новый лужок. — Пахнет, — сообщил писклявый голосок из-за двери. — Пахнет, — подтвердил другой. — Но нет еды. — Нет еды, — печально согласились с ним. — Там еда! — вдруг бодро отрапортовал третий. — Там еда, там еда, там еда, — подтвердили другие голоса и отдалились вместе с топотом. Кэтрин никак не могла сопоставить знакомый топот и слова. А когда все-таки сопоставила, даже не выругалась, только почувствовала, как на голове зашевелились волосы. Она медленно на цыпочках подошла к двери, открыла ее и остановилась. Если это ежи, то они направились к той лазейке, которую невозможно было заделать из-за воздуховода. Теперь Кэтрин боялась, что там действительно только зверье. Привычные колючие колобки и ни одного воришки. Помявшись на пороге, она обругала себя трусихой и все-таки пошла. Прохладный весенний воздух ласково пощипывал за руки, но уже вторую неделю ночи стояли относительно теплыми. Даже для людей в байковых пижамах с рюшами. — Здесь еда, — сказал голос, и Кэтрин споткнулась. — Ага. Здесь еда, здесь еда. — Еда, еда, еда, — довольно заурчали другие голоса. — Много еды. В дыру у воздуховода пыхтя пробирались мелкие тени, которые поразительно напоминали ежей. Кэтрин рванула вперед, как делала обычно. Шум спугнул животных, и они, причитая: «Бежим! Чудище идет, чудище идет», скрылись в кустах. Их было трое! Трое! А два дня назад всего один, это Кэтрин прекрасно помнила. Еж был один, и он не разговаривал. На последней мысли у женщины дрогнули руки, и она поспешила в дом. Случайно сшибла лейку и так перепугалась, что влетела в кухню, закрылась на замок, а потом тупо уставилась на дверь. Да быть не может! Они не говорят! — Простите, а все-таки можно мне зеркало? — донесся голос со стороны стола. Кэтрин медленно обернулась, там по-прежнему сидел еж. * * * Выспаться так и не удалось. Как только Кэтрин думала, что уходит в дрему, ей мерещилось: «Там еда, там еда». Утром она стала дерганной и подпрыгнула, когда вчерашний еж с ней поздоровался. — Ты все еще здесь, — ткнула в него пальцем Кэтрин. — Мне некуда идти, — рассудительно сообщил он. — Я знаю только вас. — В полицию иди. — А где она находится?.. И не могли бы вы меня туда отвезти, у меня лапы очень короткие, боюсь, не дойду. Да он издевается! Кэтрин пригляделась к ежу, но не обнаружила на морде никаких признаков веселья. Только все равно казалось, что он иронизирует. Неожиданно в дверь постучали. На часах уже было восемь, но к Кэтрин никогда не приходили утром без договоренности. Снова раздался уверенный стук, и пришлось открывать. На улице стоял очень высокий молодой человек в клетчатом костюме, который был ему коротковат. Да и в целом сидел не как следует. Так же как и круглые очки на породистом носу.