Часть 23 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Боясь причинить бесценной рукописи еще больший вред, он медленно и аккуратно уложил её на соседнее кресло в надежде, что в таинственном полумраке навеса Луиза в неё не полезет.
Спохватился, что совсем забыл про фотографию, которая выпала из курсовой. Она упала на землю обратной стороной, подписанной датой, вторившей нависшему над очагом медальону — 1907 год. Феликс подобрал фото, чтобы вложить обратно, между измятых страниц.
Когда он уже занес руку с подрагивающей на ветерке карточкой над креслом, но она задергалась и перевернулась, показывая лицевую сторону.
Феликс остановился, резко дернулся, будто от неожиданного укола булавкой. Поднес фото ближе, всматриваясь в бледное изображение — молодая пара, мужчина и женщина, лет двадцати-двадцати пяти, одетые в белые одежды, чуть обозначенные на фото, размытые. Достоверно разобрать можно было разве что тройную нитку жемчуга на шее у девушки.
Она показалась ему хорошенькая, хоть и не такая красавица, как те же Луиза или Зинаида. Хотя черты лица правильные. Почти. Может, нос чуть крупноват и губы немного тоньше, чем стоило бы иметь... но большие светлые глаза компенсировали все мелкие недостатки и притягивали взгляд даже на этой старой фотографии. Она показалась ему неуловимо знакомой — будто видел её где-то. Мельком на улице или когда-то очень давно?
Припомнить не вышло. Фотография была чёрно-белой, но отчего-то Феликсу показалось, что волосы у незнакомки, уложенные плетеными кольцами на висках, должны быть длинными и золотистыми, как корочка свежеиспеченного хлеба.
При всей размытости снимка именно лица были удивительно четкими. И если девушка казалась Феликсу далеким воспоминанием о чем-то накрепко забытым, то лицо мужчины не вызывало вопросов. Он точно знал этого человека.
Феликс подошел ближе к краю навеса, где было больше света. Да, сомнений не было. Со старинной фотокарточки на него смотрело его собственное, безупречно выбритое и немного бледное, лицо.
Глава 11. Магические эндемики
— Алекс, не скучал? — раздался мягкий голос Луизы, она пришла со стороны леса и остановилась в центре двора, у массивного дерева с раздвоенным стволом. Феликс с трудом оторвал взгляд от своего портрета из прошлого — получилось не сразу. Ведьма поманила его к себе, он подчинился. — Ходила кормить оленей. Зима, желающих полакомиться солёной брюквой столько, что вышла небольшая пробка на лесной тропе, — объяснила преподавательница свое опоздание на защиту курсовой, — последние дни пользуются моим вниманием, — пропела она, — чужих не любят, но столько дел! На днях буду их знакомить с Селиверстом и передам ему заботу о наших лесных друзьях. О, домашний дух, находка для меня!
В доме скрипнула ставня — домашний дух все услышал и пополз на чердак оплакивать свою горькую судьбинушку. В другой момент он получил бы порцию братского сочувствия со стороны стажера, но сейчас Феликс смог только сделать несколько шагов навстречу Луизе и протянуть ей фото.
— Едва нашла, — улыбнулась она, дотрагиваясь до карточки, — вечером порылась в архиве, решила показать тебе. После революции такие документы уничтожали. Эта сохранилась случайно. Столько лет прошло, а они — как живые.
— Откуда у вас, — голос сорвался, захрипел, — моя фотография?
Луиза улыбнулась снова. Её красивое лицо в такие моменты становилось нежным, добрым. Будто она и правда фея, а не старая лесная ведьма, к возрасту которой даже сто-с-лишним-летняя Зинаида Николаевна относилась с вежливым почтением.
Мария-Луиза Старлицкая фон Скальва погладила тонкой бледной ладонью раздвоенный ствол, у которого остановилась. Деревья-близнецы прочно срослись у основания. Выше, в кронах, их ветви тоже плотно переплетались, образуя единую пышную крону. Только в середине мощные старые стволы чуть отдалялись друг от друга, образуя узкую щель, в которой лежала парочка жухлых листьев, серое пёрышко и перекошенная, намертво вросшая в кору медная табличка с надписью на французском: «PAIX DE TILSIT».
Французского Феликс не знал, но для перевода хватило здорово подтянутой в последние полгода латыни.
«Тильзитский мир», — прочитал он.
— Александр Романов посадил это дерево в знак мира в Тильзите, — Луиза заметила его интерес к антикварной меди. — Увы, город пришел в запустение. Дерево мешало постройке чего-то уродливого. То ли памятника, то ли магазина. Пришлось устроить небольшую грозу.
В ходе грозы в центре Тильзита, носящего по нынешним временам название «Советск», памятное дерево волшебным образом выворотилось из земли, забросало щепками провинциальную городскую площадь и загадочно испарилось.
Только потеряв достопримечательность, местные власти осознали его ценность и прочувствовали горечь утраты. Особенно после того, как огорчился губернатор. С недавних пор он мечтал сделать туризм основной статьей доходов области и трепетно относился ко всем историческим объектам, не иначе как чудом уцелевшим в полувековой мясорубке выигравшего в войне молодого государства, старавшегося сравнять с землей любые намеки на насыщенное прошлое некогда богатого края.
Случился небольшой скандал регионального уровня. Строительство уродливого «то ли памятника, то ли магазина» запретили.
Дерево признали поломавшимся и погибшим. Щепки заботливо собрали и уложили в глубокую яму подозрительно правильной для ураганного происхождения формы.
Губернатор лично проследил, чтобы яму засыпали плодородной калининградской землей и посадил на том же месте новую липку.
Для солидности рядом с тоненьким тщедушным деревцем установили здоровенный камень, на котором было написано и про предыдущую липу, и про мир, и про Александра, и, заодно, про текущего губернатора, подарившего городу эту чудесную достопримечательность.
Чудесная достопримечательность больше походила на надгробие почившему дереву. Возможно, причина была в том, что создавал её похоронных дел мастер с явной профессиональной деформацией. Кто знает?
Туристов и экскурсоводов внешний вид памятника не смущал — история стала пикантнее, героев в ней стало больше, рассказывать — веселее. Все, включая бодро растущее на заднем дворе ведьминого дома старое дерево и временами ностальгирующую по ушедшим временам ведьму, остались довольны.
Дерево качнуло ветками и на ладонь Луизы упали нежно-желтые липовые цветочки. Запахло знойным летом. Ведьма осторожно сжала ладонь, будто нежную бабочку. Тронула замершего в восторге Феликса за плечо.
— Пойдем.
Они прошли к креслам. Луиза разожгла очаг, заварила чаю.
— Марина была моей ученицей, — наконец, сказала она, бросая в свою чашку липовый цвет. — Как тебе чай?
Феликс посмотрел на фотокарточку. Девушка со светлыми глазами.
«Марина…»
Он положил фото на стол перед собой. Луиза снова спросила про чай. Он отвлекся и склонился над темно-коричневым травяным настоем – пахло мятно и свежо, чувствовался цитрус. Лимон? Лайм?
«Нет, не то, — с сожалением подумал он, — может, грейпфрут?»
Зная порядки магов, даже чаепитие могло быть частью учебного испытания. Сейчас не угадает состав и минус балл.
— Это не лимон, — уверенно ответил он, — для грейпфрута оттенок не тот. Лемонграсс?
Ведьма покачала головой.
— Не угадаешь. Старинный семейный рецепт. В основе эндемик. Растет в одной горной долине, за её пределы не поставляется.
Вот и выяснилась тема, о которой ведьма хочет говорить.
Магические эндемики — растения, произрастающие в границах определенной территории и встречающиеся только на ней. В отличие от обыкновенных растений, расти они могут и в других местах, но только в определенных магических зонах обладают сложными и уникальными наборами волшебных свойств.
Например, ромашка растет где угодно. Но если она пустит корни на магическом источнике — такое растение получает новые свойства и в мире магов считается новым видом. Посади её семена в другом месте — снова вырастет обыкновенная ромашка.
Если условия для разведения волшебного растения можно повторить — оно считается доступным к разведению без ограничений. Но если условия повторить нельзя — такой вид растет только в одном месте — там, где существует энергетический фон, который невозможно повторить. Магические эндемики...
Феликс вернул чашечку на стол и отодвинул подальше, стараясь не показать испуг. Тему он знал — ничего страшного, сейчас расскажет. Нервировала фраза «семейный рецепт».
Стажер, получив дважды неудачный опыт употребления жидкостей, приготовленных Луизой по семейным рецептам, третий раз рисковать не спешил.
Он снова взял в руки фотографию.
— Марина, — пробормотал он имя девушки; фотография была начала прошлого века, значит — обознался, он не мог её встречать, да и рядом с ней был кто-то другой, не Феликс. — А кто с ней?
— Её возлюбленный, — Луиза обняла тонкими пальчиками горячую чашку, с наслаждением вдохнула аромат горных трав, — Феликс, — она отпила чаю и добавила, — князь Феликс Клейнмихель, единственный сын Зинаиды Николаевны.
Феликс снова впился взглядом в фотокарточку. Ему говорили, что он похож на сына начальницы. Но это были только слухи, ничего конкретного — обрывки фраз, случайно услышанные разговоры на лестнице. Старые знакомые Зинаиды, знавшие ведьму с детства, и вовсе никогда не говорили с ним об этом, по возможности избегая общения с человеческим стажером.
«Ну похож и похож, — думал он, — в Москве официально двенадцать миллионов, каких только нет».
Он был уверен — задайся Зинаида целью, подобрала бы себе с полсотни парней нужной внешности.
Только вот она выбрала его. И делала все, чтобы Феликса не вышвырнули со службы, защищала от нападок коллег, всегда была к нему добра.
«На работе никогда не шутили, — вдруг вспомнил Феликс, — что между нами что-то есть».
Он боялся этого по-началу. Ведь его продвигала женщина. В людском издательстве, где он работал до Министерства Магии, за такое сожрали бы за пару недель в теплом дружеском серпентарии. В ММ ему на это ни разу не намекнули, хотя коллеги не скрывали превосходства над ним.
Зря он боялся нападок. Кому придет в голову подумать о таком между матерью и сыном?
Они были похожи, но он даже не представлял — насколько.
Её сын погиб на дуэли давным давно. Князю Феликсу было всего двадцать пять.
«Как мне сейчас...» — вспомнил Феликс-человек, хотя до дня рождения оставалось еще почти полгода.
— Я не понимала, почему Ида просит за какого-то стажера, — усмехнулась Луиза, — пока не увидела тебя. Вылез из машины и я сразу узнала. Это было, как удар, но... я лично осматривала твое... его тело после дуэли. Вчера я даже на мгновение подумала, что она сошла с ума и где-то нашла драконьей крови... О, вижу по глазам, ты не знаешь. Черные ведьмы... Ты знаешь, почему их сколько раз пытались уничтожить?
Феликс о черных ведьмах немного читал в учебнике по Истории магии. Их способности не были описаны, количество ведьм — никогда не регистрировалось, выявить их было невозможно, поймать — тоже.
Никто не знал, сколько их и что они могут. Или нет, знал, но не писал об этом в учебных пособиях для магических университетов! Из достоверной информации нашлись только даты геноцидов: раз в сто лет стабильно находился псих, желающий непременно истребить этих загадочных дам.
Зачем? Почему? Скольких удавалось поймать? Скольких — нет? Об этом известно не было. Несмотря на активные действия по уничтожению, чёрные ведьмы упорно не вымирали, хотя были повсеместно запрещены и в обществе магов не светились.
В первую свою командировку Феликс стал случайным свидетелем потасовки с драконами и странной каменной магией. Тогда Зинаида бросила в него заклятьем — круговым щитом. После она просила не болтать о цвете щита — он был чёрным. Так стажер узнал, что жизнь ему спасло запрещенное колдовство.
Он не болтал, но и расспросить подробнее было некого. Зинаида молчала, авторы учебников — тоже.
— Черная ведьма может выжечь мозг, может влезть в мысли, может остановить сердце на расстоянии, — мягко поведала Луиза, — она может брать силы там, где их нет. Например, может вырастить липовый цвет среди зимы, — Феликс вздрогнул, глядя, как ветерок треплет тот самый липовый цвет, придавленный к блюдцу дном чашки. — Но самое главное — черная ведьма может пройти сквозь время, вперед или назад. И там, в прошлом или будущем, изменить то, что было или будет.
«Хорошо, что не стал пить. Сейчас бы подавился», — подумал Феликс и спросил вслух:
— Вы думаете, она вернулась в прошлое и спасла... сына? — назвать собственное имя применительно к давно почившему князю оказалось неожиданно сложно. — Но почему она не сделала это раньше?