Горус с неподдельным облегчением вздохнул и уткнулся носом в мою макушку. Петрос, тем временем, слез с повозки и стал освобождать ящера от управляющих ремней. — Можно я тебя поцелую? — спросил Горус, задерживая дыхание. — Можно, — ответила я, растроганная его искренними чувствами. — Только осторожно, у меня опять губа болит, и еще шея. Он ласково коснулся губами моего лба, скользнул по виску, опустился по щеке к уголку рта, и здесь обозначил лёгкий поцелуй. От этой нежности, тот тугой, болезненный, сжимающий узел в моём животе, который образовался из-за ужасной усталости, всего пережитого, страха за парней и свою собственную жизнь, неизвестности впереди, кошмара от ритуала шаманов, стал разжиматься. И я заревела в голос. — Душа моя… — шептал Горус, собирая губами неудержимый поток моих слёз, — я больше никогда не оставлю тебя одну… не плачь, радость моя, всё самое страшное позади… — Ага, — надрывно перевела я дыхание, — если убежать удастся! — Убежим. Обязательно убежим, — успокаивающе гладя меня по голове, ответил он. И я, повернув голову, поймала губами его ладонь и с благодарностью поцеловала. От этой нечаянной ласки, он судорожно прижал мою голову к своей груди и с шумным выдохом прошептал: — Душа моя, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. От его слов, я растерялась. Ох, что же мне делать-то, с этой его непрошеной любовью? Тут, освободившийся Петрос заявил: — Всё, кончайте свои нежности. Пить, есть, спать. Времени для отдыха мало. Горус, дежурим по очереди. — Можно я сниму свой защитный костюм, я в нём такая слабая? — спросила я парней. — Только ненадолго, — разрешил Петрос. За спинами парней я сняла костюм, надев накидку и наскоро поев, попив, улеглась спать на повозке. Разбудил меня Петрос: — Детка, пора ехать, надевай свой костюм. Всё-таки основной сон надо организовать ночью, ящер активнее и быстрее днём, когда тепло. И потянулись однообразные дни в однообразной, унылой, знойной степи. Открытая повозка не давала тени, в которой можно было бы спрятаться от палящих лучей обоих солнц. Горуса и Петроса спасала их серо-коричневая, плотная, прочная кожа, а меня, мой защитный костюм. Мы останавливались только ночью, на несколько часов, давая отдых ящеру. От него зависела наша жизнь, поэтому днём, насколько хватало сил, Горус и Петрос по очереди бежали рядом с повозкой, чтобы уменьшить нагрузку на ящера. Я тоже устраивала подобные пробежки и они, хоть как-то, на время, отвлекали меня от тревожных мыслей о погоне. Еды у нас было достаточно, но вот с водой было напряженно. Горусу, во время паники у ритуального круга, удалось схватить только два бурдюка. А вода нужна и чтобы пить, и чтобы размочить продукты, и, главное, поить ящера. Ни о каком умывании речи не шло и мужчины покрылись коркой пыли и пота, с соответствующим запахом. У меня лицо было не лучше, хотя тело и очищал костюм. Поэтому, сняв перчатки, еду готовила я, единственная сохраняющая чистые руки. Я боялась тратить Силу, даже на такое простое заклинание как очищение. Сила потихоньку уходила, особенно когда я искала нужное направление движения, и практически не приходила, потому что я много времени находилась в костюме. То немногое, что оставалось в резерве, я берегла на всякий случай, мало ли, что может с нами произойти. Определяя направление пути, я часто советовалась с Горусом. Надо сказать, что, за эти дни, между нами возникло удивительное взаимопонимание, позволяющее мгновенно угадывать мысли и чувства друг друга. А прохладными ночами, без спальника, одеяла и защитного костюма, я переставала дрожать от холода, когда Горус, ложась рядом, тесно прижимал меня к себе, положив мои ладони себе на грудь, и это рождало чувство доверия и защищенности. В тот день, по нашим с Горусом прикидкам мы должны были подойти к реке и с предвкушением ожидали этого события. Запас воды, как мы не экономили, заканчивался. Да и очень хотелось помыться. Горус, бежавший рядом с повозкой и придерживаясь рукой за её борт, вдруг несколько раз глубоко, форсировано втянул носом воздух и закричал Петросу: — Сворачивай вправо! Впереди стойбище! Надо обойти его по дуге! Мы быстро сменили направление и, благополучно избежав нежелательной встречи, остались без, так нужной нам, воды. Вечером, устраиваясь на ночлег, я сняла свой костюм, и, как всегда при этом, ярко почувствовав окружающий меня мир, спросила Горуса: — Я ощущаю впереди Океан, как думаешь, когда мы там будем? — Через три дня, — уверенно ответил он. — Тогда, я попробую связаться с Эдмунизэлем. Спрошу, знает ли он, что-нибудь о Такисарэле и скажу, что мы живы, и на подходе. Сняв с шеи амулет связи, я внимательно рассмотрела его. Все четыре кристаллика заметно потускнели. Смогу ли я его активировать? С замирающим сердцем, прикоснувшись к его серединке пальцем, послала частичку Силы. Кристаллики вспыхнули, и я услышала напряжённый голос Эдмунизэля: — Ивануэль? — Да. Со мной всё в порядке, — поспешила я его успокоить, — и с Петросом тоже. Будем у переправы через три дня. За нами погоня. У тебя есть сведения о Такисарэле? — Такисарэль связался со мной. Ждём их через два дня. Детка, будь осторожна, мы все очень за тебя волнуемся. — Не волнуйтесь, всё хорошо. Нас будет трое, и у нас потрясающе классный ящер. Если он не сдохнет раньше времени, здорово было бы его тоже к нам переправить. — Знаю я уже об этих ящерах, Такисарэль то же самое мне сказал. Постараемся их забрать, но главное сами доберитесь живыми. — В моём амулете почти не осталось заряда, не знаю, смогу ли я ещё связаться с тобой. До встречи. И прервала связь, в надежде, что ещё хотя бы один раз удастся поговорить с Эдмунизэлем. Ночью, лёжа со мной в обнимку, Горус спросил: — Душа моя, а твой отец, он сильный, строгий, властный? — Строгий, но справедливый и очень хороший. — А мать? — Она самая умная, добрая и красивая в этом Мире. — Самая красивая — это ты, — возразил он, целуя меня в пыльный нос. — А что я буду делать в вашем Лесу? Ведь я знаю только Степь. — Вначале, тебе надо выучить наш язык, понять наш образ жизни и наши традиции. А потом, станешь с нашими воинами охранять жителей города от опасных хищников и ходить на охоту. — А я буду жить в твоём доме? — с надеждой спросил он. — У меня нет своего дома, я для этого ещё слишком юная. Я живу в доме родителей. А ты пока поживёшь в гостинице, а когда заработаешь достаточно денег, купишь себе дом. — А что такое гостиница? — Это дом, в котором живут гости, приехавшие в наш город из других мест. — А какие гости приезжают в город? — Приезжают жители других городов и гномы. — А много у вас других городов? — не унимался, со своими вопросами, Горус. — Горус, хватит вопросов, давай спать. Я тебе всё обязательно расскажу и покажу, когда доберемся до Асмерона, — не хотела я его посвещать в секреты своего народа, пока мы не окажемся на месте. — Последний вопрос: а что такое Асмерон? — спросил он, состроив невинные глазки, ну, насколько могут невинно выглядеть глаза с хищным щелевидным зрачком. — Асмероном называется город, в котором я родилась и живу. Поэтому моё полное имя — Ивануэль Асмерон. Если ты будешь жить в этом городе, твоё полное имя будет Горус Асмерон, или ты хочешь называться Горус Орда, что, на самом деле, было бы правильнее? — Нет, Горус Асмерон звучит загадочнее и красивее. Ну ладно, спи. Пусть Духи пошлют тебе сладкие сны. На следующий день у нас кончились скудные остатки воды и нам, уже давно страдающим от жажды, стало особенно тяжело. Но близкий конец пути подстёгивал не снижать темпа. А ещё через день, вечером, я вновь сумела активировать амулет связи, и прежде чем он окончательно сдох, узнала от Эдмунизэля, что воины Дозора благополучно заканчивают переправу прибывших парней с детьми. Напомнив ему, что за нами погоня и уходить надо не мешкая, сообщила, что у нас нет воды. Надо же, мы так спешим, не щадя ни себя, ни ящера, а всего-то на одни сутки опережаем время в пути Такисарэля. Видимо, они тоже удачно выбрав маршрут, не позволяли себе отдыхать. Последний день нашего пути был мучительно тяжёлым. Пить уже не хотелось, только всё тело стало вялым, ноги и руки не хотели двигаться. Губы покрылись коркой, потрескались и кровоточили. Язык прилип к нёбу, и говорить было невозможно. Пересохшая слизистая носа делала дыхание болезненным. Перед глазами все расплывалось, теряя четкий контур. Каждый удар сердца отзывался пульсирующим грохотом в ушах. Наш ящер, из-за бешеных нагрузок, выпавших и на его долю, тоже сдавал на глазах. Петрос предложил его бросить, но Горус, освободив от повозки, тащил его в поводу. Когда мы, еле переставляя ноги, ночью, наконец, подошли к проливу Океана, оказалось, что мы промахнулись и вышли правее переправы к Дозору. Идя вдоль берега в нужную сторону, я вяло отмахивалась от Горуса, который так и норовил взять меня на руки, будучи сам не в лучшем виде, но при этом упорно продолжая волочь полудохлого ящера. Эльфы нас ждали. И заметив издали, бросились навстречу. Мы же, уже не имели сил радоваться, что выжили, что добрались. Дозорные, подбежав, впихнули парням в руки фляги с водой и, подставив плечи, помогали им двигаться быстрее. Эдмунизэль, молча подхватив меня на руки и прижимая к груди, тоже сунул мне флягу. Кто-то немного отстал, пока поил ящера. Более или менее я пришла в себя только тогда, когда уже лежала на плоту. Рядом лежал Горус, не выпуская из своей руки мою, хотя я и не чувствовала этого в защитной перчатке. С другой стороны от меня, сидел Эдмунизэль, аналогичным образом держа меня за другую руку. — Эдмунизэль, — еле шевеля губами, с трудом прохрипела я тихим шепотом, — можно я сниму костюм? — Только на нашем берегу, детка. Потерпи. Когда-то, этот костюм спас Еваниэль, когда она тоже переплывала пролив Океана. Глава 5 В ЭЛЬФИЙСКОМ ЛЕСУ Три дня я приходила в себя. Отмылась, вдоволь напилась воды, блаженствовала от быстро наполняющегося магического резерва Силы. Радовалась встрече с Такисарэлем, Роном, Маркусом, Жакосом и Доркусом. Выяснила у них, что их путь в степи мало отличался от нашего. Только им, в отличие от нас, повезло один раз остановиться у берега реки. Перезнакомилась со всеми тридцатью, добытыми в Большой Орде, детьми. Расспросила у Эдмунизэля все новости об Еваниэли, Алинаэли и Александрэле, а у воинов Дозора о новостях в Асмероне. Узнала, что та, предыдущая, наша партия орков благополучно переправлена в Асмерон. С чувством заслуженной гордости принимала похвалу Эдмунизэля, восхищение и уважение дозорных, тем, что мы вернулись живыми, пробыв так долго в Орочей Степи, да еще и выполнили миссию, возложенную на нас Советом Старейшин. Всё то время, пока мы были в Степи, Эдмунизэль во главе двойного отряда дозорных не покидал Дозор и в тревоге ожидал нашего возвращения. Тяжесть этого ожидания усугублялась тем, что он ещё никогда не расставался с Еваниэль так надолго. И хоть у них были и амулеты связи, и парные брачные браслеты, это мало помогало ему пережить длительную разлуку. Долго не видя её, его жизненная энергия слабела. Еваниэль, конечно же, примчалась бы к нему через любые расстояния и опасности, но он скрывал от неё, что с ним происходит. Поэтому, когда я немного оклемавшись, увидела, оценила и ужаснулась, как он побледнел, похудел, осунулся, как потускнели его глаза, как заострились черты лица, и выяснила причину этого, то заторопила всех домой. На третий день, дозорный, смотрящий в подзорную трубу на тот берег, поднял тревогу. Он сообщил, что там появились орки. Передавая трубу из рук в руки, мы вглядывались в орочий берег. Шесть боевых повозок и тридцать воинов удалось нам увидеть, хотя, конечно, на таком большом расстоянии, лиц и подробностей не разглядеть. Все напряжённо ожидали их дальнейших действий. Останутся ли они на том берегу, или попытаются переплыть пролив Океана? Но нет. Обшарив берег, они, поняв, что опоздали, переночевали и ушли назад, в степь.