С помощью заклинания очищения привела в порядок тело, волосы, одежду, обувь и, вернувшись в кибитку, снова легла на полку. — Есть будешь? — спросил Владыка, всё это время не выпускавший меня из поля зрения и последовавший за мной в кибитку. — Буду, — ответила я, при мысли о еде поняв, что голодна, как крокодил. Он вышел и вскоре вернулся с большой миской варёного мяса порезанного кусками, и сунул ее мне в руки. Я села и активно заработала челюстями, мне нужна сила, физическая и магическая. Я не смирюсь с уготованной мне Владыкой участью и буду сопротивляться, всеми доступными мне способами. Он еще пожалеет о том, что связался со мной. — Мне нравится, что у тебя хороший аппетит, значит, ты здорова, — сказал Владыка, снова укладываясь на полку. — Угу, — промычала я с полным ртом. — Ещё бы ему быть плохим, если больше суток не есть. Вскоре увидела, что Владыка уснул. Это хорошо, не будет приставать. Съев всё, удовлетворённо вздохнув, легла и, повернувшись носом к стене, неожиданно заснула, хоть это и не входило в мои планы. Проснулась уже ночью, от того, что кибитка качнулась. Открыла глаза. Владыка сидит на полке, развалившись и вытянув широко расставленные ноги в проход. На скамье погонщика сидит один из воинов и понукает ящера к движению. Ящер тянет кибитку без усилий, но медленно, видимо, такого ящера, как я когда-то просила у Горуса, в природе нет. Я села, и внимательно посмотрела на Владыку. Несмотря на его внешнюю бесстрастность, я как-то научилась определять его состояние. Или, может быть, проведя так много времени среди орков, полюбив орка, я стала лучше понимать их? Его длинные, черные, блестящие волосы влажные и распущены. Нет бьющего в нос тяжёлого запаха мужского пота. Помылся, что ли? Бугрящиеся под прочной кожей мышцы свидетельствуют о высоком тонусе, видно, что он отдохнул и полон сил. В глазах светится нетерпеливый азарт предвкушения. Ох, плохи мои дела… — Иди ко мне, — похлопав себя по бедру, самоуверенно сказал он. Я несогласно качнула головой. Ярость мелькнула в его глазах и резким движением он, приподнявшись, хвостом захватил мои ноги и сковал их, а руками, сдёрнув меня с полки, перекинул к себе на колени, крепко удерживая. — Р-р-р, запомни, — злобно прорычал он, — если я что-то приказал, это надо исполнять немедленно. Иначе, я сделаю тебе очень-очень больно, и, всё равно, добьюсь своего. Поняла? Я, молча, но утвердительно кивнула. Вспомнила его наглядные уроки в Большой Орде, и все мысли на какое-то время панически разбежались из головы. Я не столько боюсь быть убитой, в глубине души уверенная, что он этого не сделает, сколько страшусь, пройдя через боль, быть покалеченной и из-за этого беспомощной. Пожалуй, никогда, за всю свою жизнь, я не боялась никого и ничего, так, как этого жестокого орка. От одного взгляда на него, у меня в животе скручивается холодный, тугой узел страха. Даже мой Дар, всегда выручающий меня в трудных ситуациях, с ним оказался практически бесполезен. Значит, надо пытаться действовать хитростью и мнимой покорностью. Мне не отстоять свою свободу в открытом противостоянии. Ярость погасла в его глазах, и он, довольно хмыкнув, надёжно удерживая меня хвостом, стал расплетать мою косу. — Когда мы будем одни, будешь ходить так, мне нравятся твои волосы, — скользнув носом по распущенным волосам, он упёрся им мне в грудь. — И голая, — добавил он, рванув мою рубашку, обнажая грудь и больно впиваясь в неё клыками. — А-а-а-а-а! — закричала я, дёрнувшись всем телом от боли и отвращения. — Мне нравится, как ты реагируешь… Люблю подчинять, делая больно… люблю, когда меня умоляют о пощаде… люблю чувствовать слабость окружающих и безграничную собственную силу… — прошипел он мне в лицо, не спеша облизывая окровавленные губы. И перекинув меня на свою полку, придавил своим телом. Не в силах даже пошевелиться под его тяжестью, я терпела шарящие по мне, изучающие, ненавистные руки. Понимая, что сейчас буду изнасилована, я собрала все свои внутренние резервы и выдержку, чтобы смириться с этим, и как-то пережить. Он запустил свою руку за пояс моих штанов и, безошибочно найдя самое чувствительное место, с внимательным интересом наблюдая за моим лицом, со всей силы, очень больно ущипнул меня там. Зажмурилась от боли, сквозь выступившие слёзы плохо различая склоненное надо мной лицо. Отвращение и острое желание оттолкнуть, самопроизвольно отразилось в Голосе, когда я фыкнула: — Фу! — и как только почувствовала, что на какое-то время Владыка невольно отшатнулся, освобождая мою грудную клетку от своей тяжести, набрала в лёгкие побольше воздуха. Со всей Силой, на которую способна, не думая о резерве и последствиях его полного опустошения, послала Зов, крича во всю мощь так, будто хочу дотянуться до звезд: — Го-о-о-о-ру-у-у-ус!!! И потеряла сознание прежде, чем рука, не сразу опомнившегося Владыки, схватившая меня за шею, успела её сдавить. * * * Я приходила в сознание мучительно медленно, не понимая, где нахожусь. И так же медленно вспоминала, что со мной произошло. Когда-то, по глупости, я сама хотела умереть, а теперь, тихо радовалась, что жива. Ведь у меня есть Горус, близкие, друзья, а еще музыка и песни, благодаря которым я нужна многим. Жить это здорово! Хотя очень пугают холод и слабость, не дающая возможности пошевелиться, и то, что никакие звуки и запахи не пробиваются в моё сознание. Не знаю, сколько времени я находилась в таком состоянии, но, в какой-то момент, очередная попытка открыть глаза, увенчалась успехом. Приподняв веки, сквозь ресницы, с облегчением увидела склонённое надо мной испуганное лицо Горуса. Кажется, он опять меня спас. Хотелось улыбнуться ему, но губы меня не слушались. Его губы шевелились, наверное, он что-то говорил… но я не слышала. На его лице появилось отчаянье. А я поняла, что все мои органы восприятия потеряли чувствительность из-за абсолютно пустого резерва Силы и, наверное, даже частично заимствованной и израсходованной энергии ауры, именно поэтому мне так холодно. Как сказать Горусу, что у меня в застёгнутом кармане штанов лежит кристалл-накопитель, выданный Эдмунизэлем перед вторжением орков? Сосредоточившись, прикладывая запредельные усилия, от которых темнело в глазах, еле шевеля губами, на грани слышимости прошептала: — Кристалл… Он не услышал, не понял. Но увидел шевеление моих губ и поднёс к ним своё ухо. Прикрыв глаза и отдохнув, я снова собралась с силами, и шепнула: — Кристалл… карман… Он с несчастным, непонимающим лицом замер надо мной. По его шевелящимся губам я поняла, что он услышал меня и повторяет слова «кристалл», «карман». Вдруг, радость понимания озарила его глаза, и он исчез из моего поля зрения. Через некоторое время я снова увидела его лицо и его пальцы, сжимающие кристалл. Он наклонился, снова прижав ухо к моим губам. — Сжать в ладони… — прошелестела я. Он сжал кристалл в своей ладони и недоумённо уставился на меня. Если бы у меня были силы, я бы, наверное, смеялась до слёз. Так, посидев некоторое время и ничего не дождавшись, до него, наконец, дошло, что ладонь должна быть моя. Положив кристалл мне на ладонь, собрав мои пальцы в кулак, он сверху накрыл его своей ладонью. Я, опять закрыв глаза, сосредоточилась на горячем, ярком комочке, зажатом в руке. Потянулась к нему с голодной жадностью, представляя, как это тепло переходит ко мне и, согревая, разливается по моему замерзшему телу. Постепенно, кристалл из горячего стал тёплым, а потом и холодным, а ко мне вернулись все звуки, запахи и ощущения мира. Я поняла, что все ещё в кибитке, которая движется, что Горус, полным отчаяния голосом, шепчет: — Душа моя… любимая… ненаглядная… единственная… скажи, что ещё надо сделать?.. — Горус, поцелуй меня… — прошептала я в ответ. Он застыл, широко открыв глаза, а потом очень осторожно, мягко, нежно коснулся губами моих губ. Я, довольно улыбнувшись, сказала: — Ну вот, теперь мне гораздо лучше. А он, уткнувшись лицом мне в живот, со стоном произнёс: — Душа моя, с тобой мне, точно, не грозит смерть от старости. Я уйду за грань гораздо раньше. Так часто и так сильно меня пугать, ещё никому никогда не удавалось, и боюсь, моё сердце однажды не выдержит. — Горус, я не виновата… — начала я оправдываться. — А я тебя и не виню, это моя вина. Я должен был не спускать с тебя глаз. Ведь чувствовал, что всё не так, как кажется, — целуя мои глаза, лоб, нос, губы, сказал он. — Скажи, хочешь что-нибудь? Есть? Пить? — Сесть, — ответила я. Он помог мне сесть, и я, посмотрев вокруг, вздрогнула от увиденного. На соседней полке, в луже крови, с перерезанным горлом так, что голова практически была отделена от тела, лежал совершенно голый Владыка. У меня неприятно ёкнуло внутри от мерзкого предположения, но переведя взгляд на себя, увидела, что на мне всё, как я помнила в последний момент, перед потерей сознания — рубашка рваная, но штаны на мне, и целы. Один синяк на груди с прокушенной клыками кожей и уже запёкшейся кровью. Больше никаких повреждений. Успокоившись на этот счёт, я испытала мстительное удовлетворение от смерти этого ужасного, жестокого, мерзкого орка. И облегчение, что, теперь, этот орк, больше не несёт никому угрозы. Но ещё и неприятное чувство смятения и беспокойства, от такой близкой от меня, смерти. — Горус, зачем он здесь?! — прошептала я с отвращением и испугом. — Душа моя, ты чего испугалась? Он же мертвый. Но если тебе неприятно это видеть, я придумаю, чем его накрыть. А выбросить не могу, он мне скоро понадобится, — виновато развёл он руками. — А почему он голый? — попыталась я смириться с этим пугающим и неэстетичным зрелищем в такой непосредственной близости. — Я сразу, как только убил его, снял с него одежду, чтоб кровью не испачкалась. Эта одежда мне, тоже, будет нужна. Эльфийский костюм, что на мне надет, надо будет, через некоторое время, сменить на орочий. — Ладно, тогда прикрой это тело чем-нибудь, а я наложу на него заклинание от порчи, а то он скоро вонять начнёт. А пока, расскажи, как ты меня нашёл? Как убил Владыку? Что собираешься делать дальше? — Нет, вначале ты, и начни свой рассказ с момента, когда отошла в кустики. Я, стараясь не думать о мёртвом Владыке по соседству, рассказала всё, что со мной произошло. Горус слушал очень внимательно, то со страдающим, то с гневным выражением глаз. А затем, я слушала рассказ Горуса. Когда он забеспокоился моим долгим отсутствием и не обнаружил меня поблизости, он, вместе с парнями, начал мои поиски. Они быстро поняли, что меня похитили, и сделать это могли только орки, потому что никаких звуков борьбы с хищниками они не слышали, да и следов таких не было. Определить, в какую сторону направились похитители, в темноте не сумел даже Такисарэль. Чуть заметные следы чужого присутствия были кругом, рядом с нашей ночной стоянкой. Больше всего времени заняло обшаривание ближайшего побережья, чтобы убедиться, что меня ещё не погрузили на плот и не переправили на тот берег. Потом, парни разделились, Жакос и Дорус отошли западнее посмотреть, нет ли там похитителей или, хотя бы, их следов, Маркус и Горус — восточнее. А Такисарэль и Петрос ещё раз тщательно обследовали лес в районе нашей стоянки. Именно Такисарэль с рассветом понял, что похитителей шестеро, подтвердил, что это орки, и они ушли на восток. После этого, парни, собравшись вместе, бегом помчались в сторону Дозора, вдоль побережья, а не как похитители по лесу, разумно решив, что в любом случае, рано или поздно, те выйдут к берегу. Сообщив дозорным о случившемся и забрав у них подзорную трубу, они побежали дальше, теперь имея возможность контролировать далеко вперед пролив Океана. Только к ночи, в наступившей темноте, найдя подходящее место для широкого обзора, они увидели в подзорную трубу, на востоке, плот похитителей, уже плывущий по воде в сторону Степи. Горус решил, что нет смысла повторять, след в след, путь степных орков. Раз не успели перехватить их здесь, надо скорее вязать плот и переправляться на ту сторону. Большой плот делать было некогда. Да и ёмкостей, для запаса на всех пресной воды, у них с собой мало, поэтому решили, что поплывут только Горус, Маркус, Петрос и Такисарэль. Тем более, что они посчитали, что для моего освобождения требуется не перевес в численности, а скрытность и внезапность. Верёвки с собой ни у кого не оказалось, и тут очень помог Такисарэль, нарубив лиан и, с помощью магии, придав им дополнительную гибкость и прочность. Пока одни вязали плот, другие отправились на охоту и, вернувшись с добычей, приготовили еду, ведь уже сутки никто не ел. Когда плот был готов, парни, наполнив во все имеющиеся фляги пресной водой, простились с Доркусом и Жакосом и отчалили. Только к восходу Красного солнца они оказались на орочем берегу. Замаскировав плот и осмотрев в подзорную трубу побережье, парни увидели, что в их сторону, с востока, идёт небольшой отряд, состоящий из нескольких воинов, рабов, пяти домашних ящеров и двух повозок. Поняв, что это не похитители, Такисарэль, собрав парней в тесную кучку, активировал заклинание отвода глаз, тем самым, благополучно избежав нежелательной встречи и ненужного боя. Третьи сутки без сна вынудили парней лечь спать и проспать три часа. С наступлением сумерек, они устремились на восток, считая, что идут навстречу моим похитителям. И не ошиблись. Ночью, с той стороны, пришёл мой Зов. Его неслыханная ментальная сила и рвущее душу отчаянье были так велики, что, в этот, раз сбило с ног всех. Как только Горус сумел подняться, он рванул вперёд с такой скоростью, что парни еле поспевали за ним. Через час такой гонки они увидели, едущую им навстречу, нашу кибитку. Их расчёт на внезапность и скрытность полностью себя оправдал. Присели в высокой траве, Такисарэль вновь активировал заклинание невидимости, которое, правда, рассеялось, как только кибитка приблизилась и парни вступили в схватку. Маркус, Такисарэль и Петрос взяли на себя четырёх воинов сопровождения. Горус, опережая всех, в резком, молниеносном прыжке снёс своей саблей голову погонщику ящера, закрывавшего собой вход в кибитку. И стремительно влетев в кибитку, рубанул саблей по шее Владыки, в этот момент не ожидавшего неприятностей, и только-только начавшего подниматься со спальной полки, заслышав посторонние звуки. — А когда я разглядел, на другой полке, неподвижно лежащую, ни на что вокруг не реагирующую тебя, Душа моя, то решил, что ты умерла. И завыл так страшно, что воины, с которыми парни бились, от ужаса выронили из рук свои сабли. Это и помогло парням одержать быструю победу. Только после того, как Такисарэль осмотрел тебя и сказал, что ты живая, но у тебя Сил ни капли не осталось, я смог немного успокоиться, — закончил свой рассказ Горус и ласково погладил меня по голове. Осторожно коснулся губами синяка на груди со словами: — Как бы я хотел забрать твою боль. — Горус, спасибо тебе, но мне уже не так больно. Ты меня снова спас, — сказала я, приводя в порядок свою рубашку с помощью заклинания обновления, и потянулась к нему с благодарным поцелуем.