В этот поцелуй мы оба вложили облегчение, и радость освобождения от ужаса, который пережили друг без друга. Горус стал обнимать меня с такой пылкой страстью, и целовать так одурманивающее жадно, что вызвал невольные стоны и неуместное сейчас возбуждение. С трудом оторвавшись друг от друга, я, восстановив дыхание, спросила: — Слушай, а зачем тебе этот труп нужен, и куда мы едем? — Ты подслушала, что Владыка собирает оставшихся в живых орков в одном месте, а я и сам это предположил, когда мы встретили идущих нам навстречу воинов и рабов. Нам надо их найти и предъявить мёртвого Владыку, чтоб они сообщили эту весть в Большой Орде. А ещё, на примере полученного урока, произнести назидательную речь об опасности и бесполезности попыток прорваться в Эльфийский Лес. Потом, мы отправимся домой. Для этого, подойдем к самому узкому месту пролива, напротив Дозора, и там, собрав плот, будем его переплывать. — Здорово ты придумал насчет назидательного урока. Можно было бы попытаться объяснить наиболее сообразительным оркам, что они могли бы торговать с нами, как гномы, ну, скажем, два раза в год, — задумчиво сказала я. — Только сделать это как-то безопасно для эльфов. Например, не больше чем десять орков, без оружия, с каким-нибудь опознавательным знаком на плоту. Предупредив, что если эти условия не будут выполняться, они будут убиты так же, как во время этого вторжения. — Да чем же они могут торговать, Душа моя? У орков нет ничего привлекательного для эльфов, — возразил Горус, теперь, уже неплохо ориентирующийся в нашей жизни и наших возможностях. — Ну, во-первых, важен сам факт мирного, выгодного общения. Это уже, само по себе, постепенно снизит накал взаимной вражды. А во-вторых, раз Большая Орда ведёт горные разработки, я отдам им свой кристалл-накопитель в качестве образца, и объясню, что если в горах им будут попадаться такие же кристаллы, то эльфы охотно будут их менять на то, что интересует орков, кроме оружия, конечно. Ещё, мы бы не отказались от детёнышей ездовых ящеров. — Душа моя, всё это прекрасно, и мне бы очень хотелось, чтобы всё так и было, но согласится ли с тобой твой отец, ваша Королева и Совет Старейшин? — с грустной улыбкой усомнился Горус. Я и сама, вдруг, засомневалась. Не создастся ли, и впрямь, дополнительная опасность для эльфов, в результате такой инициативы? Неопределённо пожав плечами, сказала: — Ближе к делу попробую связаться с Эдмунизэлем по амулету связи. Хотя, если он в Асмероне, то на такое расстояние сигнал вряд ли дойдёт. — Ладно, ещё подумаем над этим, — согласился Горус, не выпускающий меня из своих объятий. — Горус, а орки, завидев нас, не кинутся ли нас убивать? — Нет. Такой приказ отдать некому. Духи предков этого не требуют. Вождей там, наверняка, нет, Владыка не стал бы брать с собой, и посылать на верную смерть, лично ему преданных приближенных, имеющих за своей спиной немалые силы и авторитет. Ну, а сам он, мёртв. Наоборот, все знают, что я Вождь, и, увидев меня обрадуются, что есть кому о них позаботиться и приказать, что им делать дальше. Без привычного, жёсткого управления орки теряются, не знают, что делать и чувствуют себя беспомощными до тех пор, пока не появится новый вожак. — Ну, это рабы, а воины? — засомневалась я. — И воины тоже, хотя и в меньшей степени. Редко среди них находится смельчак, готовый бросить вызов Вождю. Ну, а если такой всё же найдётся, я не против сразиться, — жестко ухмыльнулся Горус. — А что, другие не бросятся на подмогу такому смельчаку? — заволновалась я. — Нет, поединок претендента на место Вождя проходит один на один. Душа моя, тебе, вообще, не о чем беспокоиться. Если орки, действительно, посчитали тебя «Голосом Духов», как рассказал тебе Владыка, то каждое твоё слово, каждое указание будет тут же выполняться с радостью и старательностью. — Ох, Горус, хорошо, если так, — с сомнением в душе, ответила я. — А сейчас, отпусти меня, дай мне выйти. Пойду, поздороваюсь с парнями и успокою, что со мной всё в порядке. Первого я увидела Такисарэля, сидящего на скамейке погонщика. Остановив ящера, он, радостно обняв меня, спрыгнул вместе со мной на землю. Ко мне тут же подскочили Петрос и Маркус, чуть не задушив в своих крепких орочьих объятьях. Горус, тихо зарычав, сказал: — Я знаю, что вы друзья, но мне трудно смириться, что мою женщину обнимает кто-то кроме меня, особенно сейчас, когда страх за неё ещё окончательно не прошёл, — недовольно заворчал он. Парни, с понимающими улыбками, отпустили меня. Поделившись друг с другом впечатлениями, мы решили, что сейчас нашему ящеру, да и парням, нужен отдых. Труп Владыки всё-таки вынесли из кибитки и закинули его на крышу. Я, с помощью бытового заклинания очищения, привела в порядок полку, на которой он лежал, его одежду и одежду еще двух убитых воинов, которую, сменив эльфийские костюмы, собирались надеть на себя Горус, Маркус и Петрос, перед встречей со степняками. Я с трудом настояла, что тоже, наравне с парнями, буду нести караул, пока остальные спят. Сообща решили, что каждый будет в карауле по одному часу, а в общей сложности на отдых и сон отвели пять часов. Пока парни спали в кибитке, я, во время своего дежурства, стала осматривать в подзорную трубу окрестности, но рельеф местности не позволял посмотреть далеко вперёд. Вскоре, ко мне присоединился Горус, с тяжёлым вздохом сказав: — Не могу спать, когда ты не спишь, — и, усевшись на землю за моей спиной, прижал меня к своей груди, уткнувшись носом в мою макушку. — Душа моя, скажи, Владыка… обидел тебя…? — спросил он с отчаянием в голосе, сцепив напряжённые пальцы у меня на животе. — Нет, Горус, ты, как всегда, появился вовремя, — с благодарностью погладила я его руки. Он вздохнул с облегчением, ослабив свой захват. Так мы и просидели всё время моего, а потом и его дежурства, все еще переживая случившееся, не в силах отпустить друг друга и наслаждаясь близостью. Я поглаживала его горячие пальцы на моём животе, он целовал мою макушку, и мы оба, время от времени, вздыхали умиротворённо, вытесняя пережитые кошмар и страх, приобретая вновь душевную гармонию от осознания того, что мы снова рядом, вместе. Когда закончилось время отдыха нашего небольшого отряда, мы, учитывая бездорожье, со скоростью быстрого шага, двинулись вдоль побережья. Оказавшись на небольшой возвышенности, в подзорную трубу Горус увидел скопление орков, далеко впереди. Как и приказал Владыка, они все собрались в одном месте. Надо было спешить, пока орки, сформировав караван, не отправились вглубь степи. Такисарэль подгонял ящера, а Горус, Петрос и Маркус почти всю дорогу бежали рядом с кибиткой, чтобы облегчить и ускорить движение ящера. Когда на горизонте показался лагерь орков, мы подготовились к встрече. Я и Такисарэль остались в кибитке, Горус, Петрос и Маркус, надев орочьи килты и жилеты, выступили вперёд. Разбитый здесь лагерь напоминал традиционный орочий стан. Четыре шатра окружали кибитки и повозки. Тут и там устроены лежанки из веток, обрубленных с деревьев, использованных для постройки плотов. Несколько кострищ. Растянуты для просушки шкуры недавно освежёванных ящеров. Около тридцати, ещё не съеденных, стадных ящеров пасутся в стороне. Ездовые ящеры, со связанными задними лапами, находятся тоже неподалёку. Рядом, свежие могильные холмы свидетельствуют о том, что не все раненые воины, вернувшиеся из неудачного набега, выжили. Подглядывая в щелочку, я прикинула, что из приблизительно шестисот орков прибывших на побережье, в живых осталось около двухсот, половина из которых рабы, не участвовавшие в сражении. В моей голове не укладывается такая жестокость, с которой их послали на верную смерть, и такое безразличие к жизни сородича. Где орки, там шум и вонь. Над всем станом витает ужасный запах нечистот и гари. Стоит гомон от разговоров, криков, фырканья ящеров. Завидев нашу кибитку, все повскакали с мест. Воины, на ходу поправляя одежду и оружие, приосанившись, приветственно выстроились в два ряда. За ними, толпой, со скованными цепью ногами, встали рабы. Впереди всех, выступил Шаман. Наша кибитка остановилась, и возникшую было, в первый момент, тишину нарушил совместный крик воинов: — Хвала Владыке! Рабы опустились на колени, Шаман согнулся в поклоне. Вот как. Они считают, что в кибитке прибыл Владыка? Тут Горус, запрыгнув на кибитку, и оттолкнувшись ногой от края скамейки погонщика, взлетел на крышу и с её высоты швырнул вниз труп Владыки, под ноги воинам. В напряжённой тишине, Горус, спрыгнув с крыши, встал напротив воинов и с вызовом крикнул: — Я убил Владыку! — и, наступив ногой на мёртвое тело, самодовольно и высокомерно оглядел воинов. Шок орков был глубоким, но не долгим. Вытаращив глаза и нервно дергая хвостами, воины некоторое время молча рассматривали тело Владыки, затем, перевели все свое внимание на Горуса и громко, радостно закричали: — Хвала Владыке! — а потом, быстро согнули спины в низком поклоне. Тут и рабы тоже, с остервенением, начали скандировать: — Хвала Владыке! Хвала Владыке! Хвала Владыке! Горус, которого я видела только со спины, сильнее расправил плечи, гордо вскинул голову вверх, и с удовольствием наслаждался произведенным на сородичей впечатлением. А у меня, потекли слёзы из глаз. Такой поворот событий мне, почему-то, в голову не приходил. А ведь верно, теперь Владыка — Горус. И тоскливая боль потери сжала моё сердце. Он не сможет отказаться от этого звания. Наверняка, как и все орки-мальчики, он мечтал когда-то вырасти самым сильным и стать Владыкой. К тому же, Горус такой ответственный, а тут, теперь, в его руках судьбы многих тысяч орков, возможность сделать их жизнь лучше. Он, посмотрев, как живут эльфы, знает к чему стремиться. Может быть, даже, и рабство отменит. А я останусь одна, с разбитым сердцем! Ну почему, мне так не везёт с замужествами?! Отойдя вглубь кибитки, отвернувшись к стенке, я попыталась утереть рукавом тихие слёзы, которые, вскоре, перешли в неконтролируемый поток, а затем, в рыдания, крупной дрожью сотрясающие моё тело. — Зелёноглазка, что с тобой?! — обернувшись в мою сторону, в панике воскликнул Такисарэль, ухватив меня за плечи и повернув к себе лицом. — Го-о-о-о-ру-у-у-ус… — подвывая, постаралась объяснить я, — он останется в Степи… в Большой Орде… Владыкой… — Да подожди ты! Чего расстраиваешься, толком ничего не зная, — попытался он успокоить меня. — Я уверена, Такисарэль… мне сердце подсказало… — всхлипывая, объяснила я. — А вот я, так не думаю, — возразил он. — Сейчас его самого спросим, — и выпрыгнул из кибитки. Почти сразу, в кибитку влетел Горус и, увидев моё состояние, на секунду ошеломлено застыл. А потом, рванул ко мне, обхватив мою голову своей огромной ладонью, и прижал к своей груди: — Что? Что случилось? — испуганно спросил он. — Го-о-ру-у-с… — зашептала я, подняв лицо, пытаясь сквозь слёзы разглядеть его глаза и унять судорожное, сбившееся дыхание. — Прощай, любимый… Я всегда буду помнить тебя… Ты лучший мужчина в моей жизни… Мне было с тобой так хорошо… В его глазах вначале мелькнуло недоумение и растерянность, потом боль: — Душа моя, ты решила уйти от меня? — Горус, а что остаётся-то?.. Как бы я тебя не любила, я не смогу всю жизнь провести в Степи… Я зачахну здесь от тоски по Лесу… по Асмерону… по соотечественникам, которым я нужна… по родным и близким… — захлёбываясь рыданиями и чувствуя, как задрожавшие ноги перестают меня держать, попыталась объяснить я. Он, подхватив меня на руки, уселся на полку, посадил меня к себе на колени, прижимая к груди и гладя по волосам, тоже задрожавшей рукой. — Душа моя, какая Степь? О чём ты? Ты что, решила, что я предпочту место Владыки тебе? Как ты могла усомниться в том, что для меня нет ничего важнее тебя? Как разумный не может жить без души, так и я не могу жить без тебя. — А как же твой народ?.. — Мой народ, как-то раньше жил без меня, так проживёт и дальше, хотя кое-чем я помогу ему. — Но это безответственно… — зачем-то, неумно, возразила я. — Я чувствую ответственность перед тобой и нашими будущими детьми. И сделаю всё возможное, чтобы, в первую очередь, вы, а не кто-то другой, никогда ни в чём не нуждались. — Горус, ты, правда, вернёшься со мной в Асмерон?.. — все еще боясь поверить в свое счастье, спросила я. — Душа моя, конечно! Не понимаю, почему тебе в голову пришли такие глупые мысли. Как же ты меня напугала, любимая, — целуя моё лицо и слизывая слёзы, — хриплым, взволнованным, так меня чарующим голосом, ответил он. Я, развернувшись, села на него верхом, крепко обхватила его бёдрами, прижалась со все силой к нему грудью, обвила его руками и, постепенно успокаиваясь, зашептала ему в ухо: — Я так люблю тебя, так испугалась, что тебя больше никогда не будет рядом… Он, гладя меня и скользя губами по моему лицу, в ответ, тоже, зашептал: