– Крапива, – говорил он. – Обыкновенная лесная крапива, остановить кровь – нет лучше средства, а это полынь, тоже обыкновенная трава, эту дают для возбуждения аппетита, а это валерьяновый корень, от нервного расстройствия и для успокоения, людей успокаивает, а кошки от него бесятся и дуреют… Он притрагивался к своим травам и корням с какой-то нежностью, он действительно всё о них мог рассказать наизусть. – Ну, как, товарищ Брук? – спросил Оплачко. – Что как? – спросила товарищ Брук. – Правильно всё это? – спросил Оплачко. – Что правильно? – спросила товарищ Брук. – Ну, вот, насчёт травы, – сказал Оплачко. – Всё то, что он нам разъясняет. – Отчасти, – сказала товарищ Брук и в свою очередь прикоснулась к каким-то корневищам. – Это, действительно, корень валерианы, но к кошкам он не применяется. А старик даже не ходил, а порхал по хате и точно любовался каждым стебельком. – А это мята, – говорил он. – Против тошноты. Это медвежьи ушки, от почек. Липовый цвет хорош при простуде, а корни лопуха или березовые почки пользительны при ревматизме. Против запора корни одуванчика, а чтобы прослабило, тут и кора крушины, и конский щавель, и бузина. Богородицыну травку отваривают при кашле, а если сердце болит – настаивают горицвет, а ежели уж совсем плохо, то и наперстянку… – Ну, а это для чего? – вдруг спросил один из милиционеров, извлекая из тёмного угла пышный куст засохшего папоротника. – Клады искать? – Клад не клад, – строго сказал Лещенко насмешливо посматривая на милиционера, – но ежели вы, товарищ милиционер, с глистами, корешки от папоротника очень даже годятся. Он всё знал, этот старик, и, несомненно, знал больше, нежели товарищ Брук, которая без этикеток не сразу могла назвать все предъявляемые ей растения. – Ну, хорошо, старик, сядь, – приказал вдруг Оплачко. – Сядь и не мешай, сами во всём разберемся. Он взял с подоконника пучок какой-то травы и деловито его понюхал. – Садитесь, товарищ Брук – распорядился он. – Садитесь и переписывайте все эти вещественные доказательства, делайте, как положено, по алфавиту и во всех других смыслах. Он усадил товарища Брук за стол, а сам повернулся и мигнул милиционерам. – Действуйте, товарищи, – сказал он. – Посмотрите на печке, за печкой, пройдите во двор, действуйте по всем правилам, как я вас инструктировал. Понятые стояли у двери и не без тревоги наблюдали происходящим. Что касается Евдокимова, он довольно безучастно сел рядом с Лещенко, точно ничто его здесь не интересовало. – Ну, а где порошки? – неожиданно и строго спросил Оплачко. – Я рекомендую вам, гражданин Лещенко, не играть на нервах у следственных органов и честно предъявить все предметы своего колдовства. – Да, господи, – любезно сказал Лещенко и проворно соскочил со скамейки. Он подошёл к столу и выдвинул из него единственный ящик. – Да, это целая аптечка! – воскликнула Ида Самойловна, заглядывая в него. Ящик действительно был разделён на клетки и в каждой лежали какие-то засохшие цветы, порошки, завёрнутые в бумагу. – Ну, что тут? – требовательно спросил Оплачко, обращаясь к эксперту по лекарствам. – Переписывайте и это. – Цветочки, – ласково сказал Лещенко. Он осторожно щепотью клал себе на ладонь цветы – сухие и блеклые, утратившие яркие краски, – голубоватые, жёлтые, розоватые и белые, казавшиеся какими-то серыми, любовно разглядывал их и ссыпал обратно в ящик. Ида Самойлова глубокомысленно наморщила лоб. – Мои цветочки, – повторил Лещенко. – Ландыш – он от сердца, васильки – если моча никак не идёт, клевер – при слабости, ночную фиалку дают при поносах, особо, ежели отварить с вином, коровяк от кашля, ну, а ромашку – ее от простуды, и при болях… Нет, он действительно всё знал и ничего не держал бесцельно! – Профессор! – иронически заметил Оплачко, начиная уже раздражаться, – захваченный им с собой эксперт разбирался во всех этих цветочках и травках значительно хуже и медленнее этого вежливого старичка. – А что вы думаете? – неожиданно вступился за Лещенко Евдокимов. – Тихон Петрович и в самом деле большой специалист. Нам есть чему у него поучиться. Оплачко удивлённо взглянул на Евдокимова и ничего не сказал. – Ну, а порошки? – настойчиво спросил он Лещенко, возвращаясь к цели своего обыска. – А порошки – вот… Старик достал из ящика пачку порошков в обычных белых бумажках. – Что это? – строго спросил Оплачко. – Соль – сказал Лещенко. – Наговорная соль. – Гм, гм, – похмыкал Оплачко и подал несколько порошков Иде Самойловне. – Попробуйте, товарищ Брук. – Что-о? – сказала товарищ Брук. – А если это яд? – Как же быть? – задумчиво произнёс Оплачко, больше обращаясь к самому себе. – Может и вправду… Лещенко потянулся к Оплачко. – Позвольте. Он взял из рук Оплачко порошки, присел к краешку стола, развернул ссыпал на одну бумажку, вытряс себе на язык и даже облизнулся. – Соль, – категорически заявил Лещенко и ещё раз подтвердил: – Обыкновенная соль. Ида Самойловна нерешительно взяла один порошок и тоже развернула, внимательно посмотрела на кристаллы лежащие на бумажке и осторожно прикоснулась к ним языком. – Соль, – задумчиво сказала она и на всякий случай сплюнула. – Как будто соль. – А наверное? – сердито спросил Оплачко. – А для того, чтобы сказать наверное, нужно произвести лабораторный анализ – невозмутимо сказала Ида Самойловна. – Это вам не шутки. – А это для чего? – спросил Оплачко, указывая на какую-то чёрную крупу, поданную ему одним из милиционеров. – Это спорынья – сказала Ида Самойловна. – Маточные рожки. – Спорынья, – подтвердил Лещенко. – При женских болезнях употребляется, от них много средств, и кора калины, и пастушья сумка, и кукушкин цвет… – Будто учились, – сказал Евдокимов с похвалой. – Всё-то вы знаете. Лещенко опять усмехнулся, – в продолжение обыска он то и дело снисходительно усмехался, точно пришедшие в хату люди всё время его чем-то смешили. – Поживете с моё, и вы узнаете, – назидательно отведи он Евдокимову. – Моё дело чистое, мне скрывать нечего! – А это для каких надобностей? – спросил Оплачко, принимая от милиционера мешок с какими-то семенами. – От мужских или от женских болезней? Ида Самойловна опять вытянула свою шею, но ничего не сказала, не разобрала, что за семена. – А это, как её, семена этой самой, амброзии, – сказал Лещенко. – От потливости ног, парят и прикладывают. – Ну, скоро у вас этого средства не будет, – засмеялся Евдокимов. – Выведут всю амброзию, вот и нечем будет парить ноги… – А оружия у вас нет? – спросил Оплачко. Старик с удивлением посмотрел на следователя. – Ищите, – сказал он равнодушно. – У меня ничего нет, окромя пользительных трав. Должно быть, ему надоели и обыск, и расспросы Оплачко. Он повернулся к Евдокимову и одобрительно на него посмотрел – Евдокимов был единственным, кто из этой компании не принимал участия в обыске. – Вы, как я вижу, поумнее других, – сказал старик. – Разбираетесь в людях. Он опять улыбнулся, на этот раз уже одному Евдокимову. – Заболеете – приходите, – предложил он ему. – Вылечу вас лучше всяких докторов. – От чего, например? – лениво поинтересовался Евдокимов. – От чего хотите, – сказал старик и похвастался. – И от рака, и от чахотки. Я от чахотки многих вылечил. Потеет, к примеру, человек ночью – шалфеем пою, кровью харкает – кровохлебкой – цветочки такие с серебряными листиками… А в хате и во дворе везде копались милиционеры и Оплачко то и дело указывал куда им надо заглянуть, – лазили и в подполье на чердак, заглянули даже в загашник, вымели из печки золу, сдвинули кадушку с водой, искали на совесть, – чего искали точно не знали, но без внимания не оставили ни одной щели, ни одного закоулка. Но Лещенко, казалось, не обращал на них внимания, – хотите – ищите, ваша воля, говорил он всем своим равнодушным видом, меня это не интересует, во всяком случае, мало интересует, потому что ничего у меня найти нельзя.