Действительно у Лещенко было перерыто всё, но, как ни старались Оплачко и милиционеры, обыск не дал никаких результатов, ничего предосудительного найдено у него не было. – Ну, извините, товарищ Лещенко, – оказал ему на прощанье Оплачко. – Такая уж у нас служба. – Бывайте здоровы, – сказал в ответ ему Лещенко. – Только вперёд не слушайте дураков. Он подумал и нахмурился. – А может и не дураков, а похуже, – добавил он после лёгкого раздумья. – Кто их, людей, разберёт. Может, баба и в самом деле достала где вредный порошок, а на меня валит. На меня легко валить, а виноватый в стороне… Он деловито подписал протокол обыска и, кажется, больше, чем сам Лещенко, результатами обыска были довольны понятые, – они всё боялись, что старика арестуют и оставят им на храпенье все эти его травы и корни. Участники обыска попрощались с Лещенко, вышли на дорогу и распрощались между собой. Милиционеров Оплачко тут же отпустил, понятые пошли домой, а товарищ Брук в своих танкетках и со своей мозолью сразу отстала от Евдокимова и Оплачко. Оба следователя вернулись в прокуратуру под вечер, – Оплачко усталый и недовольный, Евдокимов равнодушный и сонный, каким был с самого утра. Но зато Матвеев давно уже поджидал их обоих и, не успели они появиться, увлёк их к себе в кабинет. – Ну, как? – безучастно спросил – результаты обыска уже мало интересовали его. Оплачко пожал плечами. – Да никак – сказал он сердито. – Напутала чего-то бабка… – А у меня новости, – перебил его Матвеев и глаза его победоносно сверкнули. Но так как никто ничего в ответ ему не сказал, он многозначительно посмотрел на своих собеседников и ещё раз повторил: – Очень важные новости, требующие самых незамедлительных мер. И он полез в стол и положил перед своими собеседниками листок. Это было анонимное письмо, – второе анонимное письмо! – и было совершенно очевидно, что написано оно тем же автором, что и первое. Та же почтовая бумага, прочерченная тонкими голубыми линейками, те же фиолетовые чернила, тот же почерк с наклоном вправо, тот же адрес на конверте – «Станица Улыбинская, районному прокурору, лично и секретно»… И преследовало письмо всё ту же цель: направить следствие по определённому пути! «Гражданин прокурор! Напрасно отпустили гр. Прибыткова. Он убил гр. Савельева, поищите получше в дровяннике у гр. Прибыткова и всё будет понятно. Свидетель». Да, на этот раз была подпись, – так и было написано: «Свидетель». – Ну, что вы на это скажете? – спросил Матвеев, – он обращался, конечно, к Евдокимову; Оплачко, как подчиненному Матвеева, не полагалось иметь собственного мнения. – Свидетель… – задумчиво произнёс Евдокимов. – Хотел бы я знать, очень бы хотел, фамилию этого свидетеля. – Ну, это дело всё-таки второстепенное, – сказал Матвеев, – А по существу? – Что-то этот свидетель очень беспокоится о судьбе Прибыткова, – всё так же заметил Евдокимов, не отвечая на вопрос Матвеева по существу. – Очень уж хорошо осведомлен он обо всём, что касается Прибыткова. – Ну, а по существу, по существу? – нетерпеливо спросил Матвеев. – Так поступают жены, когда стремятся избавиться от мужа – высказался Евдокимов. – На почве ревности или ещё почему-либо. – А что вы думаете, вполне возможно! – воскликнул Матвеев. – Как это мне раньше не пришло в голову! С одной стороны, жена Прибыткова должна быть прекрасно обо всем осведомлена, а с другой стороны, должна его опасаться, зная, что он ни перед чем не остановится… На этот раз Матвеев соблаговолил обратиться к Оплачко. – А вы как думаете? Евдокимов тоже взглянул на Оплачко. По-видимому, тот не думал этого, потому что он как-то очень уж пренебрежительно пожал плечами, однако возразить Матвееву не осмелился. За свое короткое знакомство с Оплачко, Евдокимов убедился, что Оплачко не слишком одобрительно относился к полётам фантазии своего начальника, Оплачко предпочитал собирать факты и, когда в цепи доказательств не хватало какого-нибудь звена, не пытался стянуть разорванные звенья с помощью своего воображения. Евдокимов перевел взгляд на Матвеева. Этот был весь наэлектризован. В Матвееве вообще было сильно развито творческое начало, он очень верил самому себе и был склонен свои гипотезы выдавать за непреложные аксиомы. Творческая жилка была в нём, но с такой жилкой, подумал Евдокимов, ему лучше было бы стать писателем, нежели прокурором. Прокурор не имеет права на выдумку, подумал Евдокимов, ему не следует проникать взором за облака, гораздо лучше, если он твёрдо ходит по земле и видит, что у него под ногами. – Мы просто не можем позволить себе откладывать дело в долгий ящик, – сказал Матвеев, так и не дождавшись ответа от Оплачко и обращаясь именно к нему. – Я понимаю, вы, вероятно, устали, но придётся поработать ещё, мы не можем игнорировать полученное указание, хотя бы оно и было сделано неизвестным и даже заинтересованным лицом. Куй железо, пока горячо. Может быть, мы и сегодня ничего не найдём, но завтра наши шансы уменьшатся ещё больше. У Прибыткова необходимо снова произвести обыск. В прошлый раз, при аресте Прибыткова мы осмотрели его квартиру достаточно тщательно, но надворные постройки остались как-то вне нашего внимания. Не так ли? Он строго посмотрел на Оплачко. – Да, сарай мы не осматривали, – подтвердил Оплачко. – Да и что там… Он не договорил. – Но теперь мы имеем совершенно конкретное указание, – сказал Матвеев. – И было бы непростительной оплошностью… Он видел, что его нетерпеливая настойчивость не находила поддержки ни со стороны Оплачко, ни со стороны Евдокимова. – Извините, Дмитрий Степанович, что я вмешиваюсь в ваши непосредственные функции, но дело, по – моему, не терпит отлагательства, – обратился Матвеев к Евдокимову. Мы действительно не обращали внимания на жену Прибыткова. Вполне возможно, что это именно она наталкивает нас на обыск. В данном случае, я думаю, мы не разойдёмся во мнениях? – В данном случае не разойдёмся, – мягко согласился Евдокимов. – Обыск произвести придётся, раз получен такой сигнал. Обыск что-нибудь да даст. Но лично меня гораздо больше интересует этот таинственный помощник, нежели Прибытков. Прибыткова, мне кажется, вряд ли заинтересована в осуждении мужа. Хотя Ювенал говорит, что в любом деле замешана женщина, думаю, что в данном случае это не совсем так… – Кто, вы говорите? – спросил Матвеев. – Ювенал? – Да, – сказал Евдокимов. – Был такой римский поэт. – Ах, да! – сказал Матвеев. – Помню. Евдокимов сам имел о Ювенале очень смутное представление, он случайно услышал это имя на одной лекции когда занимался в вечернем университете марксизма – ленинизма, лектор привёл из него какую-то цитату, критикующую римское рабовладельческое общество, и, в частности, сказал в полушутливой форме, что и знаменитое выражение «ищите женщину» пошло от Ювенала, – выражение это запомнилось Евдокимову, и он готов был поручиться, что Матвеев понятия не имеет о Ювенале. Но поскольку все сошлись на том, что обыск произвести придётся, о деталях договорились очень быстро. – Руководить обыском будете вы? – спросил Матвеев для проформы считая, конечно, что это само собою разумеется. – Разумеется, – согласился Евдокимов, хотя ждал от этого обыска совсем иных результатов, чем Матвеев. Затем они все заторопились, чтобы успеть попасть к Прибыткову засветло. Евдокимов мало верил в виновность Прибыткова и ему не хотелось лишний раз его терзать, но полученным указанием, хотя бы оно содержалось и в анонимном письме, пренебрегать было нельзя. На этот раз они с Оплачко и милиционерами, теперь уже другими, поехали на линейке, принадлежавшей прокуратуре, они спешили, отчасти им хотелось поскорее освободиться от этой неизбежной и неприятной обязанности. Они даже опередили Прибыткова, который пришёл с работы на несколько минут позднее прибытия следственных властей. Прибытков сразу побледнел, как их увидел. – За мной? – спросил он, неотступно глядя на милиционеров. Он ждал, кажется, только одного плохого. – Нет, нет, не волнуйтесь, Евгений Савич, – быстро сказал Евдокимов, – он старался щадить Прибыткова. – Придётся ещё раз произвести у вас обыск, ничего не поделаешь, поступили новые данные. – Новые кляузы, вы хотите сказать? – резко сказал Прибытков и отвернулся от Евдокимова. – Что ж, я бессилен… Он хотел было пойти в дом, но Оплачко остановил его. – Нет уж, вы не уходите, без вас мы не можем. – Так идёмте, идёмте, – всё так же резко произнёс Прибытков. – Я не собираюсь ни задерживать вас, ни мешать вам. – Где у вас дровяной сарай? – спросил Оплачко. Вопреки обыкновению не обнаруживать при обыске сразу, чем именно особенно интересуются следственные органы, Евдокимов и Оплачко решили по дороге без прелюдий, сразу же заняться дровяным сараем, тем более, что Оплачко, производивший первый обыск, уверял Евдокимова, что квартира Прибыткова была перерыта им очень тщательно. Сарай не был заперт, в нём лежали сложенные дрова и какая-то домашняя рухлядь. – Что у вас здесь хранится? – спросил Оплачко. – Если на клетке слона прочтёшь слово «буйвол», не верь, глазам своим, – с уничтожающим презрением ответил Прибытков знаменитым изречением Кузьмы Пруткова, сознавая, что сарказм его слов до следователя не дойдёт. – Бомбы! – Я вижу, что дрова, – сдержанно сказал Оплачко. – А что под дровами? – Подземный ход – сказал Прибытков. – К центру земли. – Неуместные шутки, – сказал Оплачко. – Вы могли бы вести себя повежливее. Милиционеры разобрали поленницу. Под дровами ничего не оказалось. Перебрали всю рухлядь. Обошли вокруг сарая. Один из милиционеров указал на доску, лежащую позади сарая.