– Перестань. Я тут подумала, что я тебя люблю. И… – Ух ты, еще страшнее. – Сказала же, замолчи. И видеть тебя так, как сейчас, урывками, меня не устраивает. Я не хочу, чтобы ты постоянно куда-то улетучивался, словно сон, который еще и присниться толком не успел, а уже закончился. – Милая, меня это все тоже не устраивает, но… – Никаких «но», Дуфф. Ты все время обещаешь рассказать ей о нас с тобой, и потом всегда возникает это «но», ты откладываешь и откладываешь, говоришь, что это ради нее, ради детей, ради… – Кетнес, я вынужден забыть о себе. Постарайся понять. У меня семья, а это значит… – «…что на мне ответственность, от которой не убежишь», – раздраженно закончила она. – А ради меня ты на что готов? Когда ты уходишь от меня, тебя, похоже, совесть не мучает. – Ты прекрасно знаешь, что это неправда. Но ты молода, у тебя есть выбор. – Какой еще выбор? Что ты вообще несешь? Я тебя люблю, ты что, не понимаешь? – Я просто хотел сказать, что прямо сейчас Мередит и дети зависят от меня. Подождем еще годик, дети подрастут, а тогда будет проще… – Нет! – Кетнес ударила кулаком по одеялу. – Я хочу, чтобы ты ей сейчас же все рассказал, Дуфф. И еще, знаешь, сейчас ты впервые назвал ее по имени. – Кетнес… – Мередит. Какое красивое имя! Из-за этого имени я ей уже давно завидую. – А к чему вдруг такая спешка? – Недавно я словно прозрела. До меня дошло, что, если чего-то хочешь, не надо ждать, что кто-то исполнит все твои желания. Нужно быть жесткой, даже неоправданно жестокой, и сразу бить наотмашь. Поверь, мне нелегко требовать, чтобы ты жертвовал семьей и причинял страдания невинным, подобное мне вообще несвойственно. – Да, Кетнес, на тебя это непохоже, я вообще не понимаю, откуда ты взяла это – про бить наотмашь. – Дуфф, – она села, по-турецки скрестив ноги, – ты меня любишь? – Да! Господи, ну конечно. – Значит, сделаешь это? Ради меня? – Послушай, Кетнес… – Все-таки «Мередит» звучит лучше. – Любимая! Так, как тебя, я никого еще не любил. Ради тебя я с радостью пожертвовал бы жизнью. Своей собственной. Но чьей-то еще… – Дуфф покачал головой. Вдохнул поглубже, собираясь добавить что-то еще, но передумал. Ударить наотмашь… Прямо сейчас? Эта мысль поразила его. Неужели он все время к этому шел? Стремился бросить Кетнес и вернуться домой, в Файф? Он опять вдохнул. – Моя мать, которую я не знал, пожертвовала ради меня своей жизнью. Умерла для того, чтобы я жил. И я, подобно матери, запросто могу пожертвовать своей жизнью ради любви, но любовь к детям – это святое. Сама мысль о том, что моя жертва во имя детей станет меньше, что из-за моей эгоистичной любви к другой женщине они лишатся семьи, одна мысль об этом – все равно что плевок на могилу моей матери. Кетнес прижала к губам руку и всхлипнула. Глаза ее блестели от слез. Она вскочила и выбежала за дверь. Дуфф крепко зажмурился и откинулся на подушку, а потом встал и пошел следом за Кетнес. Он нашел ее в гостиной – подняв голову, она смотрела наверх, в прорубленное в скатной крыше окно. Обнаженная ее кожа белела под неоновым светом снаружи, а стекающие капли дождя на стекле превращались в слезы на щеках Кетнес. Дуфф обнял ее за плечи и прошептал: – Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду. – Да, Дуфф, ты никогда не будешь полностью принадлежать мне, но не поэтому я плачу, а от собственного жестокосердия. У тебя же, любимый, сердце настоящее, человеческое. На такого отца, как ты, дети могут положиться. Я не могу не любить тебя. Прости меня. И если мне нельзя получить все полностью, подари мне хотя бы крошечный кусочек твоего сердца. Дуфф не ответил. Он по-прежнему обнимал ее. Целовал ее в шею. Ее бедра подрагивали. Он подумал о времени. И о Банко. Что они скоро должны встретиться около локомотива. Но до полуночи было еще далеко. – Казино «Инвернесс», Джек слушает. – Добрый вечер, Джек. Я бы хотел поговорить с Макбетом. – Он на ужине. Что-нибудь ему?.. – Позовите его к телефону, Джек. Молчание. Сквозь стекло телефонной будки Сержант смотрел на поставленные полукругом мотоциклы. Водяные потеки, похожие на узловатых прозрачных змей, обвивающих стекло, превращали мотоциклы в удивительных чудовищ, но прекраснее зрелища Сержант все равно не видел. Чистая энергия на двух колесах. И оседлавшие ее братья. – Могу я поинтересоваться, как вас представить? – Просто скажи, что он ждет моего звонка. – Хорошо. Сержант ждал, переминаясь с ноги на ногу и сжимая в руке кровавый пакет. – Макбет слушает. – Добрый вечер. Я звоню просто, чтобы сообщить, что взрослую рыбу мы поймали и выпотрошили, а вот малек уплыл. – Куда? – Обычно выживает лишь один из тысячи мальков, и, по-моему, можно спокойно считать, что наш малек уже сдох и лежит на дне морском. – Ясно. Еще что-то? – Рыбью голову тебе скоро доставят. И знаешь, Макбет, я тебя зауважал. Любители таких деликатесов нечасто встречаются. Макбет положил трубку. Дыхание у него сперло, и он схватился обеими руками за стойку. – Вам плохо, господин Макбет? – Нет, Джек, ничего страшного. Просто что-то подташнивает немного. С трудом отгоняя мысли и видения, Макбет поправил галстук и направился обратно в ресторан. Гости за длинным столом общались и чокались, но как-то невесело. Может, такая публика не привыкла шумно веселиться и радоваться, как было принято у них в гвардии, а возможно, всему виной была гибель Дункана. Макбет заметил, что на его месте кто-то сидит. Небось любовничек Тортелла, – решил он, но, подойдя поближе, увидел, что обознался, и замер. Сердце его оборвалось. Банко. На его месте сидел Банко. – Ты что, дорогой? – обернувшись, Леди вопросительно посмотрела на него. – Садись же. – Мое место занято, – сказал он. Тортелл тоже обернулся: – Иди сюда, Макбет, садись. – Куда мне сесть? – На свое место, – сказала Леди. – Да что с тобой такое? Голова Банко повернулась вокруг своей оси, словно у совы, и Макбет вскрикнул. Над белым воротничком отчетливо виднелся широкий продольный шрам, из которого хлестала кровь, словно из полного бокала, в который все подливают и подливают вино. – Кто… кто сотворил это с тобой? – выдавил Макбет, хватаясь обеими руками за шею Банко. Он пытался остановить кровь, но тщетно, и кровь просачивалась между пальцев. – Что ты делаешь, дорогой? – Леди натянуто засмеялась. Банко открыл рот. – Это. Был. Ты. Мой. Сын, – проговорил Банко голосом заводной игрушки. – Нет! – Я. Видел. Тебя. Комиссар. Я. Жду. Тебя. Комиссар. – Замолчи! – Макбет крепче сдавил его горло. – Ты. Душишь. Меня. Душбет. Макбет в ужасе разжал пальцы, почувствовав, как кто-то с силой схватил его за руку. – Пошли! – приказала Леди. Он силился вырваться, но она быстро зашептала ему на ухо: – Да пошли же! Пока ты еще комиссар полиции.