Он едва заметно покачал головой и надменно взглянул на Мию, как бы говоря: «Я знаю свою работу, если вас это интересовало». – Диссоциативное?.. – переспросил Мунк. – Расстройство личности. Его часто путают с шизофренией, и это приводит к тому, что многие пациенты получают неверное лечение. Не в нашем случае, естественно. Я предпочитаю думать, что знаю, что делаю. Вивиан становилось все лучше и лучше. С каждым посещением. И, конечно, это трагедия, что она так и не испытает, каково это – быть полностью здоровой. – Она лежала в этой клинике? – спросил Мунк. – Нет, в Блакстаде – нет. Она была моей частной пациенткой. – Несколько личностей? – с любопытством спросила Миа. – Да, именно поэтому эти диагнозы так часто путают. Они очень похожи. Симптомы зачастую могут быть одинаковыми. Сниженный контроль импульсов, эмоциональная нестабильность, нанесение себе увечий, дереализация. – Дереа… что? – Потеря способности оценивать реальность, – улыбнулся Риттер. Мунк бросил взгляд на Мию. – Проблемы с осознанием того, что действительно происходит вокруг нее? – Верно. Естественно, часто это приводит к трудностям в приспособлении к реальному миру. К работе, друзьям, семье. – Значит, она думала, что она другой человек? – спросила Миа. Риттер кивнул. – Кто? Риттер чуть помедлил. – Послушайте, я знаю, что вам дали разрешение на доступ к ее карте, но это все равно как-то… – он снял очки, – …не совсем этично с моей стороны, понимаете? – Значит, для вас будет лучше, если мы попросим кого-то прийти сюда и добыть информацию из вашего компьютера? Миа немного пожалела о своем жестком тоне, но она устала и чувствовала, что у нее нет времени на любезности. – Конечно же, нет. Но тем не менее… – Мы понимаем, – вмешался Мунк. – Но вы бы очень нам помогли, если бы… – Взрослый мужчина, – тихо сказал Риттер. – Что? – Вивиан иногда думала, что она взрослый мужчина. – Почему мужчина? – спросил Мунк. – Это вы мне скажите, – пожал плечами Риттер. В кабинете повисла тишина. – Ей нужен был кто-то, кого она считала сильнее себя, – наконец произнесла Миа. Она заметила реакцию Риттера – он не ожидал такого ответа. – Это может быть одним из объяснений, – сказал психиатр, засунув дужку очков в рот. – Считают, что диссоциативные феномены возникают как защитная реакция, во время или чаще после травматичных переживаний. Полагают, что важнейшим этиологическим фактором является серьезное и постоянное сексуальное или физическое насилие. Чем раньше в жизни оно случилось, тем жестче проявятся симптомы. – Значит, Вивиан подвергалась насилию? – спросил Мунк. – Нет, этого я не говорил. – Тогда почему у нее было это?.. Мунк повернулся к Мии. – Диссоциативное расстройство личности, – подсказала она, немного растягивая слова. Риттер заставил ее помериться силами, и ей бы не хотелось вести себя так по-детски и опускаться до этого, но в его взгляде было что-то чопорное, и она просто не смогла сдержаться. – Ее не насиловали. Она получила это по ассоциации, – сказала она коротко. – Что ты имеешь в виду? – Реймонд Грегер, – продолжила Миа. – И? – сказал сбитый с толку Мунк. – Я бы предположила, что Каролине Берг подверглась чему-то подобному от своего полубрата и что она втянула дочь в эту трагедию. Так часто бывает, правда, доктор? Мать-одиночка и дочь. Неверное распределение ролей. Тот, кто должен о тебе заботиться, не выполняет свою работу. Если Риттер и был впечатлен, он этого не показал, однако Миа заметила, что он сменил тон. – Вивиан Берг не подвергалась насилию, нет, – он откашлялся. – Но она выросла в неспокойной среде, где ощущала себя жертвой. Так случается чаще, чем мы думаем. Маленький ребенок с уважением относится к своим родителям, хотя мы этого вообще-то не заслуживаем. Крохотная, хрупкая душа, которая, если за ней не следить, легко может найти себе место, где можно спрятаться и чувствовать себя в безопасности. Обычно я говорю, что именно поэтому и не верю ни в каких богов. Если бы они существовали, они бы, скорее всего, создали такую расу, которой бы не требовалась помощь на протяжении первых двадцати лет и которую было бы не так легко ранить, вам так не кажется? Человечество? Мы слабые животные, разве нет? – Значит, человек с таким диагнозом прячется в собственной голове? – спросил Мунк. – Прячется. Исчезает. Ищет помощь, – улыбнулся Риттер. – Но, – сказал Мунк, – если она была серьезно больна, почему ее не положили в больницу? – Конечно, мы говорили об этом. Но для нее было важно танцевать. Пока она часто посещала меня, мы могли держать ее болезнь под контролем. – Она шла на поправку? – Без сомнений. В чем-то помогали таблетки, но важнее всего была, конечно, дистанция. – Дистанция? – переспросил Мунк, но тут же догадался, о чем речь. – От матери? – Да, – кивнул психиатр. – Физическая дистанция – это, конечно, еще не все, но она важнее, чем многие полагают. – Она знала об этом? – спросила Миа. – Что вы имеете в виду? – Вивиан. Когда пришла к вам. Она осознавала, что больна? – Отчасти. Вообще, она пришла, чтобы справиться с симптомами, но обычно все так и начинается. – Какими симптомами? – Расстройство пищеварения, прежде всего, но это очень часто бывает с людьми ее профессии, поэтому прошло некоторое время, прежде чем я понял, в чем действительно дело. Миа уловила гордость в его голосе. – У вас много пациентов с такой проблемой? – К сожалению, о других пациентах я говорить не могу, – сказал Риттер с улыбкой и снова с этим слегка надменным взглядом. – Я не имела в виду конкретно, я только… – Как я уже сказал. Та бумага, которую вам подписали, дает вам доступ только к данным Вивиан. – Она много говорила о своей матери? – спросил Мунк. – Поначалу – нет. Но постепенно – да, разумеется. Это было необходимо. Да, для нее это было болезненно. Она любила свою мать больше всего на свете. Это сложно, не правда ли? Увидеть, что именно этот человек нанес тебе больше всего вреда? – Она когда-нибудь называла имя Реймонда Грегера? – О да, несколько раз. – Как именно? – С гневом, отчаянием, она ведь знала все, что рассказала мать. Она даже хотела его убить. – Убить? – О да, конечно, я советую это всем моим пациентам.