– Джон Колтрейн. «My Funny Valentine».[7] Миа взяла себя в руки. Нашла в кармане куртки пастилку и использовала ее так, как всегда это делала, – в качестве отвлекающего маневра. Трюк, которому научил ее психолог. «Вкус соли на языке. Защищает тебя. Символизирует что-то хорошее. Что-то красивое. Вы чувствуете, Миа? Получается?» – «My Funny Valentine»? – переспросил Мунк. – Да, – сказала Анетте. – Это что-то значит? – Естественно, – кашлянула Миа. – Все, что он делает, что-то значит. Здесь нет ничего случайного. – Значит, надпись вон там свежая? Голи указала на надпись черным фломастером на обоях в цветочек над кроватью. LOOK WHAT I CAN DO. «Смотри, что я умею». – Без сомнений, – сказала Миа, овладев собой. Поначалу она едва взглянула на кровать, боясь того, как увиденное подействует на нее, но теперь позволила взгляду остановиться на безжизненном теле. Молодой мужчина. Где-то двадцать четыре-двадцать пять. Рядом лежал саксофон. На мужчине ботинки и куртка. Глаза открыты. Во взгляде страх. Пальцы рук сжаты. Словно он хотел защититься, но не смог. – Как ты думаешь, что она означает? – пробормотала Анетте. – Надпись? – Это из «Бэмби», – сказала Миа и подошла к фотоаппарату, стоявшему на треноге штатива, направленному на посиневшего парня на кровати. – Откуда? – неуверенно переспросил Мунк. – «Бэмби», – сказала Миа, приложившись к глазку объектива. – Это кролик говорит. Тот, который поскользнулся на льду. – Но это же может… Голос Мунка снова исчез вдалеке. Она почувствовала, как к ней подбирается предчувствие того же, что было в лаборатории криминалиста, но сумела отбросить его. Цифра, процарапанная на объективе. Это могло быть случайностью, не так ли? Она могла быть там и раньше? Старый, видавший виды объектив. Это ведь необязательно что-то значит? Миа полезла за новой пастилкой, когда ее глаза нашли то, что она искала, но предпочла бы не видеть. Новая цифра. «7». – Такие же раны вокруг рта, – сказал Мунк, показав пальцем в перчатке. – Грудь осматривали? Там есть след от укола? – Я подумала, что стоит подождать судмедэкспертов, – сказала Анетте, все еще словно из тумана. – Они в пути. Только что говорила с Лунд. – Новая цифра, – пробормотала Миа, взяв себя в руки. Двое следователей взглянули на нее. – На объективе? – сказал Мунк, подходя к ней. Миа кивнула. – Черт, – сказал Мунк из-за фотоаппарата. – Семь. Четыре? Семь? Что это, черт подери, обозначает? Что думаешь, Миа? Грязный пол пришел в движение, смешавшись с поблекшими цветами на обоях, отчего у Мии закружилась голова. – Я не уверена, – сказала Миа, прикусив губу. – Ты в порядке? – Что? Анетте с Мунком посмотрели на нее. Она увидела их встревоженные глаза где-то в дымке. – Мне нужно немного подумать, – сказала Миа и пошла к выходу. – Поговорите с ресепшионистом? – Что? А, да-да, конечно. Ты убегаешь? – Мне только нужно чуть-чуть разложить все по полочкам, – пробормотала Миа, снимая перчатки. – Делай то, что считаешь нужным, – сказал Мунк. Он нахмурился и вернулся к кровати с лежавшим парнем. – Телефон играл эту песню на репите? – Да, – кивнула Голи. – Я позвоню, – буркнула Миа и вышла на свежий воздух. 21 – Что будем делать? – спросила Анетте, когда Миа покинула комнату. – О чем ты? О прессе? Один из криминалистов просунул голову в дверь, но Мунк попросил его подождать. – Да, – ответила Голи. – Один – одно дело. Двое – совершенно другое. Думаю, мы вынуждены сообщить. – Собери пресс-конференцию, – вздохнул Мунк. – Мы ничего не скажем о возможной связи между преступлениями. Еще рано. В интересах следствия, бла-бла-бла, ты все это умеешь делать. – А Миккельсон? – Он уже спрашивал? – А ты как думаешь, – вздохнула Анетте, и тут телефон в ее кармане снова завибрировал. – Как обычно. По нашему мнению, серийный ли это убийца? Готов ли Мунк к этому так сразу? Все ли в порядке у Мии в ментальном плане? – Опять? Когда же он угомонится? – Ты знаешь, что она лежала в клинике? – тихо сказала Анетте. – Чтобы избавиться от зависимости? – Я знаю, что она чувствует себя лучше и выглядит чертовски здоровой, да. Что за избавление от зависимости? – Клиника Виткофф в Ярене. Она легла туда сразу после Нового года и провела там месяц. – Вот как? Хорошо. И что теперь? Мунк почувствовал раздражение. Всегда одно и то же. Миккельсон. Когда Миа раскрывала для него дела и благодаря ей он представал героем в СМИ, тогда никаких вопросов не возникало. А он? Он что, больше не способен делать свою работу? – Нет, ну, я не знаю, – продолжила Анетте. – Ты же видел ее только что. Может быть, ей все же не стоило здесь находиться? – Миа справится, – прорычал Мунк, и ему резко захотелось покурить.