Харука не обратила на них внимания; она просто дальше сидела, подогнув в одну сторону ноги, и медленно глубоко дышала, сосредоточенно глядя на сад. Сэцуко сразу приняла аналогичную позу. Стоял тихий ранний вечер, и Фиона почувствовала в воздухе аромат сосны и кедра. Подражая хозяйкам дома, она начала делать медленные глубокие вдохи, рассматривая элементы красиво спланированного сада. «Словно пейзаж в миниатюре», – подумала она, рассматривая аккуратно подстриженные кустарники, что находились в центре сада, а рядом в горшках – деревья бонсай с их поразительными, элегантными очертаниями. На заднем плане – пара недавно начавших цвести плакучих вишен протянула тонкие, будто руки балерин, ветви к земле, а на переднем – между множеством полированных медных горшков вилась гравийная дорожка, изгибаясь вокруг небольшого пруда, в котором отражалась густая зелень кустарников. Из отверстия на боку терракотового горшка в пруд текла крошечная струйка воды. «Здесь можно сидеть часами…» – подумала Фиона, внимательно рассматривая каждую деталь сада. Просто живое произведение искусства, и она поняла, что именно в этом есть замысел сада. У нее зачесались руки, хотелось достать фотоаппарат и взять крупным планом ближайшую ель бонсай. Дерево выглядело так, словно выросло на продуваемой ветрами пустоши: его толстый, сучковатый ствол с крошечными темно-зелеными иголками слегка наклонился набок. Она настроила бы фокус на коре, а насыщенной зелени иголок позволила бы слегка размыться. Легкий ветерок шелестел в плакучих вишнях, и это движение напомнило ей балерин, что исполняют свои па в унисон. Она почувствовала, как теплая ладонь Харуки легла поверх ее руки – легкое, осторожное прикосновение, ее дыхание все еще было глубоким и ровным, а на лице – выражение полного покоя. Фиона повернулась обратно к саду и тоже глубоко вдохнула, чувствуя, как Харука уверенно держит ее за руку. Она прислушалась к тихому журчанию фонтана, плеску воды о воду, заметила, как от водомерки по поверхности пруда во все стороны расходятся круги, присмотрелась к пятнистой тени на дорожке от проглядывающего сквозь деревья солнца. Ее плечи приподнялись, будто с них свалился груз, и ее охватило волшебное чувство легкости. Ей казалось, что она сейчас взлетит, но в то же время она чувствовала себя такой заземленной, будто у нее выросли корни. Это спокойствие… Оно наполнило ее, подарив прекрасное чувство умиротворения. Фиона ощущала аромат деревьев, легкий ветерок, что ласкал ее лицо. Перед ней была природа во всем многообразии цветов и форм… Она прикрыла глаза, а затем снова их открыла, и поразилась яркости зелени, нежной красоте бледно-розовых цветов и контрасту темного дерева балкона. Внезапно Фиона поняла, как рада, что у нее нет с собой камеры и ей не нужно ничего здесь фотографировать. Очень давно она не чувствовала такую внутреннюю гармонию, это плавучее ощущение неги, будто все ее чувства были открыты миру. – Ваби-саби, – тихо промолвила Харука. – Часть японской культуры. Это значит ценить то, что не идеально, ведь в этом и кроется привлекательность таких вещей. Это принятие ценности вещей – старого горшка, старого человека – и понимание того, что эти вещи обладают мудростью, ведь они многое повидали. Из-под своей темно-синей туники она вынула маленький горшочек и подняла его. Он был красивым, но когда-то давно разбился (откололся большой треугольный кусок), но его склеили. Починка была очень заметна: по краю скола шла золотая жилка, которая скорее подчеркивала, а не скрывала дефект. – Он очень старый; он принадлежал бабушке моей бабушки по материнской линии, – она аккуратно указала на золотой шов. – Мы ценим старое, поэтому мы реставрируем вещи, принимаем починку как часть жизни. Это кинцуги; восхваление несовершенства. Изъян прославляют тем, что ремонтируют его золотом, потому что красота заключается в уникальности его несовершенства. Лицо старого человека испещрено морщинами от лет счастья, печали и свершений, но эти морщины были заслужены. Ваби-саби – это значит ценить несовершенства, ибо они есть отражение нашей жизни. Фиона проследила взглядом за золотой жилкой, очерчивающей неровный край отколовшегося кусочка на бледно-голубом фарфоре, и взяла ее из протянутой руки Харуки. – Какая красота! – Ваби-саби – это также значит признать то, что ничто не вечно, и мы должны ценить то, что есть здесь и сейчас. Мы придаем большое значение цветущей сакуре не только из-за ее красоты, но и за мимолетность; завтра цветы могут исчезнуть, и красота заключается в том, чтобы их созерцать. Вот почему в Японии так важны времена года: природа прекрасна, но ее невозможно остановить… Фиона кивнула. Она была очарована словами этой женщины. Харука протянула руку в сторону сада. – Очень важно уделять время общению с природой. Это наша жизненная сила. Заряжает нас энергией, дарит гармонию. Возвращает нас к простоте жизни и уводит от стрессов современной реальности. В Японии работа приносит много стресса. Люди работают очень много и очень мало отдыхают, поэтому так важно найти время, чтобы вспомнить, кто мы есть, и полюбоваться природой. – Какая прекрасная философия, – кротко сказала Фиона, – и я чувствую успокаивающее влияние сада. Так красиво! Бурлящее раздражение и негодование, что так ее терзали, рассеялись благодаря тихому, красивому саду и неторопливому рассказу Харуки о японской философии. – Спасибо! Теперь мне нужно идти готовить ужин, а Сэцуко покажет вам сад. С этими словами она с легкостью поднялась, а Фиона в этот момент подумала, что ей самой придется с трудом разгибать одеревеневшие ноги, чтобы встать. Сэцуко повела Фиону по короткой гравийной дорожке, затем они остановились у плакучей вишни и оглянулись на чайную. – Так красиво, особенно деревья бонсай; они меня завораживают. Они же требуют невероятного ухода? – Да! Я даже боюсь к ним прикасаться! Это дети моей матери. – Сэцуко изобразила страх, рассмешив Фиону. – Один обрезанный лист, который следовало бы оставить, и у меня будет много неприятностей… Хаха сама спроектировала и создала этот сад. Это настоящий плод любви. Она хотела создать идеальную обстановку для чайных церемоний. Это ее настоящая страсть. – Мне так хочется узнать об этом побольше! Сэцуко издала легкий звенящий смешок: – Не волнуйтесь, она умирает от желания вам показать, но… момент должен быть подходящим, а церемонии проводятся не каждый день, но, возможно, завтра вы захотите снова зайти в магазин. – Очень хочу! Хотя у меня встреча с Гейбом. – Она нахмурилась. – Он тебе снова нравится. – Сэцуко ткнула Фиону локтем в ребра, что было очень на нее не похоже. На мгновение показалось, будто они два подростка. – Я-я… Фиона покраснела и засунула руки в карманы, плотнее закутавшись в пальто, надеясь скрыть вспыхнувший румянец. – Он очень привлекательный. Я не рассказывала, но, когда я его впервые увидела, втрескалась по уши. – Сэцуко хихикнула. – Кажется, я даже ничего не ела первую неделю, когда он жил у нас. Потом мама отчитала меня за то, что я веду себя как глупая девчонка. И когда я к нему привыкла, то поняла, что он обычный человек. Когда же я встретила своего Миро, то поняла, что… – Теперь уже Сэцуко покраснела. – Я даже не могла разговаривать с Миро. К счастью, он чувствовал то же самое. Это было… – Снова появилась ее тихая улыбка. – То, как он посмотрел на меня в самый первый раз… Фиона сглотнула. – Да. Ну, Гейб очень привлекательный. Но не в моем вкусе, – поспешно сказала она. – У нас нет ничего общего. Кажется, ему… совсем наскучила жизнь. Ничего ему не интересно. И уж точно неинтересно быть наставником, – она поджала губы, вспоминая их недавний разговор. – Он изменился, – заметила Сэцуко с тоскливым вздохом. – Это очень печально. Раньше он был… довольно обаятельным. Хотя и высокомерным. Фиона кивнула. Она знала эту сторону Гейба. Но тогда он был на вершине карьеры и заслуживал это по праву. Сжав губы, Сэцуко добавила: – Но у него был тяжелый период в жизни… Мама говорит, что он слеп к красоте мира. Он сбился с пути. Фионе это показалось немного надуманным: просто Гейб стал пресыщенным циником. Слишком большой успех, слишком рано. – Юми… Она на него плохо повлияла. – Почему? – спросила Фиона скорее из вежливости, чем из настоящего интереса. Губы Сэцуко скривились. – Она очень известная модель в Японии и долгое время была музой Гейба. У них был страстный, но печально известный роман. Она была сокровищем Японии, все ее любили, ей буквально поклонялись… но отношения с иностранцем… люди традиционных взглядов не всегда воспринимают это положительно. Моя бабушка пришла в ужас от того, что я вышла замуж за американца, хотя его родители японцы. Наша культура была изолирована в течение многих лет. Думаю, Юми нравилось шокировать людей, возможно, именно это ей нравилось даже больше, чем сам Гейб. Но он был очень сильно влюблен. – Она сцепила руки за спиной и продолжила прогуливаться по саду. – Когда она внезапно вышла замуж за Мейко Митоки, это стало большим потрясением для всех… особенно для Гейба. Он тяжело воспринял это. – Могу себе представить, – сказала Фиона, стараясь не показывать слишком уже живого интереса. – Да, у него есть недостатки, но у него доброе сердце. – Ммм… не уверена, что даже он сам в это верит. – Он глубоко переживает, но хорошо это скрывает. Юми сбежала, чтобы выйти замуж, ничего ему не сказав. Он был влюблен в нее и ничего не знал о Мейко до их свадьбы. Узнал из новостей. Ее муж очень богат. Крупный бизнесмен. Поэтому это было большое событие. – Ого… – Сердце Фионы сжалось от ощущения предательства. – Это, наверное, было ужасно. Особенно когда все происходило публично. Я не знала… – Какое-то время он был в очень плохом состоянии. Много пил виски и саке. Моя мать его спасла. Фиона резко повернула голову. – Он ничего не ел. Не заботился о себе. Мама оставила его на некоторое время жалеть себя, но это время затянулось. Она заставляла его есть. Чтобы он приходил в дом за едой, – она усмехнулась. – Она так высоко подняла ему арендную плату, что ему пришлось выходить из дома и работать. Она забирала его одежду ночью, чтобы ему приходилось надевать чистую. Она наполняла его бутылки виски чаем. Фиона рассмеялась. – Какая ж она злая! – Вот и Гейб так думал; они много раз очень серьезно ссорились, но он не ушел. Думаю, ему нравится бороться. И вот однажды он пришел с ней в этот сад. Я не знаю, что она ему сказала, но после этого он снова начал жить. Гулять, не напиваться все время, снова фотографировать. Это было три года назад. – Но он все еще влюблен в Юми. – Это он так думает. Это привычка. Так говорит моя мама. Ей никогда не нравилась Юми. Моя мама старается присматривать за ним, – улыбнулась Сэцуко. – Она любит заботиться о людях. Брать под крыло. Ты – ее новый проект. – Вы не против? – спросила Фиона, вспоминая свою мать: если бы она услышала эти слова, то стала бы ревновать. Джуди Ханнинг очень трепетно относилась к своей дочери, и ей нравилось думать, что они очень близки. – Нет, вовсе нет. У нас всегда была хорошая, крепкая связь, – вздохнула Сэцуко. – Я бы хотела, чтобы у нас с Маю было так же. Она ведет себя очень… современно и откровенно. Никогда меня не слушает. – Она развела руками в недоумении и неодобрении. – Она подросток, – сказала Фиона с ободряющей улыбкой. – Это пройдет. И она хороший ребенок. Недавно я замечательно провела с ней время! Никто бы и не подумал, что на самом деле это бабушка заставила ее съездить со мной прогуляться! Сэцуко рассмеялась: – Она сходила с вами в свое любимое место. Не думаю, что она прямо перетрудилась. – Может, и нет… – Фиона усмехнулась. – Но тем не менее с ней было очень приятно общаться. И разве вы сами не хотите, чтобы она была уверенной в себе и самостоятельной? – Я думаю, да. Американская часть меня, да. Но все такое кричащее. Музыка, одежда, фильмы… Я ничего из этого не понимаю! – Не уверена, что вы должны понимать. Мамы и подростки никогда не сходятся во взглядах. Это придет позже, – сказала Фиона, как будто знала, о чем говорит. Она же последний человек на земле, которому следовало бы давать советы по поводу отношений матери и дочери. Поморщившись, она скрестила пальцы в карманах. Когда она сама была подростком, то ее мама была сущим кошмаром и еще большей любительницей все драматизировать, чем сама Фиона. Не дала ей ни единого разумного совета, во всяком случае, Фиона такого не припоминала. – Итак, Гейб. Завтра. Куда он вас ведет? – Мне нужно ему сказать, куда я хочу пойти. Понятия не имею, что выбрать… Но это должно быть что-то традиционное, куда ходят японцы. Сэцуко одарила ее нежной улыбкой. – Это мы решим за ужином! Глава 10