– Обычное дело! Всегда так бывает, когда я делаю то, чего она не хочет. – О… но что, если?.. – Если хочешь напомнить мне притчу про мальчика, который кричал «волки!», не надо. Плавали – знаем. – Что? У нее правда был инсульт? – Нет, но у нее был как-то небольшой приступ. Она не принимала лекарства. У нее высокое давление. Доктор ее предупредил. Все, что я могу сделать, это убедиться, что она принимает таблетки. Я напоминаю ей об этом каждый день. Извини, должно быть, я кажусь бессердечной. Просто это продолжается уже долгое время. Моя мама немного страдает ипохондрией. На самом деле мне надо бы ей посочувствовать, потому что это все из-за одиночества и слишком большого количества свободного времени. – Ты все еще живешь с мамой? – На данный момент, да. Пока я не смогу позволить себе съехать. Когда я думаю об этом, то меня одолевает чувство вины – она же тогда останется совсем одна! – Большая ответственность… Видимо, она поздно тебя родила… Фиона печально рассмеялась: – Моей матери всего сорок восемь. После этих слов он поднял бровь. Да она еще молода! – Знаю, но она недовольна тем, как сложилась ее жизнь. Мой отец умер, когда я была маленькой. Он должен был заботиться о ней. – А теперь ты должна это делать, – продолжил он, собирая ее историю воедино. Она пожала плечами: – Как-то так… – Ты же можешь выключить телефон. – А что, если по-настоящему что-то случится? – Она снова теребила свою косу, перекатывая кончик волос между пальцами. – Отсюда ты мало что можешь сделать. – Он ободряюще улыбнулся ей, но она смотрела куда-то мимо него, ее взгляд расфокусировался. – Если она не дозвонится до тебя, то всегда можно вызвать службу спасения. Фиона поджала губы и снова сосредоточилась на его лице. – Может быть, пойдем и посмотрим на храм? «Такое возвышенное место, что аж тошнит», – думал он спустя несколько часов, когда они переходили дорогу, а Фиона изучала виды, решая, где бы сделать лучший снимок. После тихого покоя храма ему показались спасением пришедшие вдруг в голову мысли о безумном уличном движении и проносящемся мимо потоке людей на перекрестке Сибуя, и он вспомнил, почему любил эту сумасшедшую страну. Он наслаждался контрастами! – Куда дальше? – спросил он и был несколько обескуражен ее ответом: – Я бы хотела вернуться в Сибуя. День проходил намного лучше, чем он ожидал, если не считать сообщений, которые Фиона стала читать скрытно. По какой-то причине они его раздражали… Но из-за кардинальной смены обстановки уже не было так скучно (хотя он считал это неизбежным!), и теперь он с удовольствием рассматривал сосредоточенное лицо Фионы: она упорно шагала от одной стороны улицы к другой, мужественно останавливалась посреди потока пешеходов и пыталась фотографировать. Ее мог легко сбить с ног прохожий – одно неловкое движение сумкой с ноутбуком или туристическим рюкзаком. Это было одновременно комично и немного пугающе, но, похоже, это ее не смущало: казалось, она и впрямь ничего не замечала, настолько была поглощена задачей получить картинку, которую нарисовала в голове. И вот (как он и предвидел!) спешивший мимо мужчина ее зацепил. Она стала падать, сбитая с ног прохожим, и Гейб щелкнул камерой как раз в тот момент, когда она отклонилась, и ее юбка задралась, обнажив длинные стройные ноги. У него перехватило дыхание, только вот он не совсем понял, отчего именно: то ли от вида этих изящных ножек, то ли от восторга, что получилось запечатлеть момент. Вышло то, во что он уже больше не верил: когда по счастливой случайности все встало на свои места и получился идеальный снимок. Он усмехнулся, когда наконец внимательно рассмотрел цифровое изображение: ее размытая лимонная юбка, развевающаяся коса и широко открытый рот. Вот как он бы это назвал: «Неожиданность в Сибуя». Когда он поднял голову, Фионы нигде не было, и Гейб стал вглядываться в толпу, пытаясь ее найти. Только бы не опять! Затем он заметил золотистые волосы, что возвышались надо всеми буквально на добрый фут, и, подобравшись ближе сквозь толпу, увидел Фиону: она стояла на тележке уличного торговца, владелец которой ее придерживал и с нескрываемым восхищением любовался ногами девушки. Посмотреть на нее собралась целая толпа – и неудивительно, ведь такое не каждый день увидишь на улице в Японии. Фиона радостно фотографировала, время от времени что-то говоря продавцу, и ее совершенно ничего не беспокоило. Гейб остановился как вкопанный, охваченный ужасом и восхищением. В Японии нельзя выставлять себя на всеобщее обозрение; на публике нужно быть тихим и уважительным, но… он ухмыльнулся. Господи, она выглядит потрясающе! Дева-воительница выполняет свою миссию. На первый взгляд казавшаяся такой робкой и замкнутой, она на самом деле обернулась валькирией. Увеличив обзор, чтобы в кадр вошли зрители, он сделал пару пейзажных снимков, а затем приблизил и сделал портретный. Это, безусловно, была уникальная композиция! – Эй, там, наверху! – позвал он, подходя ближе и пробираясь сквозь собравшуюся толпу. – Привет, я все думала, куда ты подевался… – взглянув вниз, сказала Фиона, едва ли обратив внимание на его появление. Она поднесла камеру к глазу, сосредоточенно наморщив лоб. Еще один залп быстрых снимков, ее губы двигались одновременно, как будто выражая эмоции тех, кого она фотографировала. Видя, как она поглощена процессом, он лишь покачал головой и стал ждать, скрестив руки на груди и прислонившись к стене. Гейб предупредительно кивнул продавцу. Мужчина одарил его неутомимой улыбкой и быстро сказал какую-то фразу по-японски, что-то вроде «она нечто!». Гейб закатил глаза и согласился. Сегодня она его удивляла. Наконец она спрыгнула вниз, предложила продавцу немного денег, от которых он отказался, яростно качая головой и несколько раз ей поклонившись. Пара человек, что наблюдали за происходящим, захлопали, и она им улыбнулась. – Он говорит, что это была честь для него, – протянул Гейб, немного раздраженный. – О, это так мило! – Нужно ли мне вообще спрашивать, как ты оказалась там, наверху? – Я хотела сфотографировать людей, которые запрокидывают головы, и поняла, что мне нужно встать выше них, поэтому я нашла коробку, но как только я на нее встала, то она развалилась. Юто… он, кстати, раньше жил в Лондоне… спросил, что я делаю, и когда я объяснила, то предложил мне забраться на его тележку. Разве это не мило с его стороны? – Да, очень мило. И уверен, что это никоим образом не связано с тем, что так он получил великолепнейший обзор на твои ноги… Фиона фыркнула: – Что за нелепость! Он интересуется фотографией. Мы очень приятно побеседовали о музее. Он большой поклонник Араки и поэтому был в восторге, когда я рассказала, что тот должен был быть моим наставником. – Прямо так и вижу, все так и было… – Ты сердишься на меня? – спросила Фиона. – Нет, а почему ты так думаешь? – Твой голос становится таким протяжным и незаинтересованным, будто тебе все равно… «Как проницательно», – подумал он. – Нормально все. Просто слегка потрясен тем, что ты чуть было не нарушила общественный порядок. Харука пришла бы в ужас! Хотя… думаю, юная Маю была бы в восторге от твоего поведения. – Я не подумала. Я… немного увлеклась. Просто видела картинку в голове. Мне нужно было подняться немного повыше, и когда он… – Эй, не кори себя! Я просто тебя поддразнивал. Значит, ты не помнишь историю про фонарный столб? Ее беспокойство улетучилось, когда на ее лице появилось осознание. – Тебя арестовали. Очень хорошо помню; эта новость попала на первые полосы газет! – Это потому, что Долли Фитцсиммонс стукнула полицейского, который помог мне спуститься с фонарного столба. Именно ее и арестовали. На самом деле, если бы у этой долговязой модели не был бы так хорошо поставлен правый хук, он мог бы отделаться простым предупреждением, но вместо этого их двоих отправили в полицейский участок. – Почему ты вообще забрался туда, наверх? Он ухмыльнулся. – Как и ты, хотел сделать идеальный снимок, и тогда это показалось логичным. Мгновение она удивленно смотрела на него, а потом ее лицо расплылось в понимающей улыбке. – Значит, я не одна такая… Гейб неудачно рассчитал время для обратной дороги: начался час пик, и поезд метро, на который им нужно было сесть на главной линии, уже был забит до отказа. На платформе все стояли ровно вдоль белых линий, но, когда поезд подъехал к станции, все равно возникла давка, и их с Фионой понесло вперед, в толчею. В вагоне они оказались почти нос к носу, их разделял лишь поручень, на котором повисла Фиона. Чисто на автопилоте (всегда так делал!) он стал глазами сканировать ее лицо, хладнокровно проводя инвентаризацию портретного фотографа: выявлял причуды и отклонения от эталона, которые делали ее особенной. Он отметил легкую россыпь веснушек на носу и скулах, то, что волосы на виске чуть светлее, одна изогнутая бровь чуть выше другой, а широкая улыбка меняла ее лицо, буквально освещая изнутри, что делало Фиону еще более привлекательной. Фиона резко подняла глаза, и Гейб увидел, как она вся напряглась, будто пыталась отодвинуться от него подальше. – Все нормально? – он произнес одними губами. Ее подвижный рот сжался, и она кивнула, однако сухожилия на ее шее это явно опровергали. С деланым спокойствием (хотя его-то она не обманет!) Фиона вздернула подбородок и посмотрела мимо Гейба. Смущалась ли она их близостью из-за того, что произошло много лет назад? Ему было неприятно думать, что это так. Он крепче сжал поручень и намеренно вернулся к изучению ее лица. Его внимание снова привлек ее рот, он рассмотрел крошечные морщинки в уголках, маленькую впадинку под носом. Губы плотно сжаты (явный признак недовольства, хотя она отказалась это признавать), ее подбородок поднялся еще на сантиметр выше. Как раз в этот момент поезд тряхнуло, и получилось, как в типичной сцене из фильма: их бросило друг на друга, она упала на него, а его руки легли ей на талию. Их лица соприкоснулись, и он уловил слабый аромат фрезии, когда помогал ей снова встать на ноги. Она резко отпрянула, отворачиваясь и издав тревожный вздох – его словно ударили под дых. Теперь он чувствовал себя ужасно. Нужно было раньше ей сказать, что он ее узнал! А он все думал, почему она такая пугливая рядом с ним. Если ему не изменяет память, тот поцелуй случился по обоюдному согласию… Хотя… все-таки он точно помнил, что отстранился первым, потому что сквозь пелену желания пробился здравый смысл: подобное поведение для учителя совершенно неуместно. Вероятно, переполненный вагон поезда – не самое подходящее место для такого разговора. Придется подождать вечера: она придет в студию, чтобы просмотреть сделанные за день снимки. Глава 11