Глава 18 – Кошмар, я просто никакой… – пробормотал Гейб, широко зевая, когда они усаживались на места в поезде до Фудзиёсиды. – Я полночи не спал, вел переговоры с «Санди таймс», чтобы организовать съемку Бекхэма. Уже все точно. Он взял свою камеру, вынул ее из чехла, поменял настройки, нажав несколько кнопок, и положил ее на сиденье рядом с собой. – Потрясающе, – прошептала она. – Молодец! Только не зевай, а то я тоже начну; после вчерашнего я тень самой себя. Он широко ей улыбнулся. – Как сходили в ресторан роботов? – Маю великолепно провела время, – пробормотала она, а затем скорчила гримасу. – А вот я, кажется, получила ожог глазных яблок. Весь этот неон и мигающие огни… На моей бедной сетчатке останутся шрамы на всю жизнь. Ты хоть видел эти штуки? Там есть ужасающие… Он рассмеялся. – Теперь ты понимаешь, почему я тебя туда не повел? Посещение этого ресторана стало определенно одним из самых странных событий в жизни Фионы. Огромные роботы-самураи верхом на стеклянных лошадях. Гигантский тираннозавр рекс, на спине (а потом и во рту!) которого танцовщицы в серебристо-бирюзовой одежде исполняли танец в стиле Барбареллы. Люди верхом на монстрах, похожих на покемонов, стреляющие лазерными лучами неонового света. Она это будет еще долго вспоминать… – Вероятно, один снимок оттуда я включу в выставку… чтобы показать контраст между современной и традиционной стороной Японии. И я сделала пару отличных кадров Маю для Сэцуко и Харуки. Она еще та сорвиголова! А я всегда считала, что японские дети послушные и хорошо себя ведут. – Думаю, что Маю уходит в отрыв, когда родителей нет рядом, но, как и большинство японских детей, она очень уважительно относится к старшему поколению. – Ну, еще у меня есть несколько ее фотографий, на которых она не такая несносная… Если не возражаешь, я бы хотела поработать в студии и сделать фотоальбом для них, подарю им в качестве благодарности, когда буду уезжать. – Подлиза! – сказал Гейб, подавляя очередной зевок. – Им это чертовски понравится! Неудивительно, что Харука так тобой восхищается… – Думаю, ты по-прежнему ее любимчик. – Даже не знаю почему. – Он откинулся на сиденье, потирая бледные тени под глазами. – Потому что ты ее обожаешь… – Она сварливая, требовательная старуха! – Гейб! – запротестовала Фиона, повысив голос, и тут же снова перешла на шепот, оглядываясь на других пассажиров. К счастью, никто, казалось, не заметил ее плохие манеры. – Она не такая! – Ты видела ее только с хорошей стороны… – Несмотря на его тихое ворчание и яростный шепот, она заметила в его глазах блеск. – Это потому, что я идеальная гостья, – ухмыльнулась Фиона, глядя на него. – Кто тебе это сказал? – Сэцуко. – Видишь, говорю же, ты подлиза. – Он скрестил руки на груди и откинул голову на подголовник. Она закатила глаза и вытащила путеводитель. – И ботанка! – прошептал он, легонько подтолкнув ее руку, и закрыл глаза. – Мне нравится знать, куда я еду, а тебе что – нет? – Нет, люблю, знаешь, приключения! К тому же я уже там бывал. – На озере Кавагичико? – Не там. Я поднимался на гору Фудзи пешком. Но это возможно только в июле и августе. Тебе придется еще раз сюда приехать. – Знаешь… я бы приехала. Мне кажется, сейчас я только прошлась по верхам. Всякий раз, когда я разговариваю с Сэцуко или Харукой, они рассказывают мне что-то увлекательное о философии или культуре этой страны. Так много всего… Удивительное место! Гейб открыл глаза, откинул голову на подголовник и стал внимательно ее рассматривать, на его лице медленно расплылась улыбка, как будто сквозь сон. От этого его теплого взгляда ее сердце встрепенулось. Затем он взял камеру, что лежала у него на колене и, прежде чем она успела запротестовать, быстро сделал пару снимков. – Гейб! – Извини, просто у меня появилась идея для кадра… в поезде. Хотел посмотреть, как примерно выйдет. Задний план размыт, ну знаешь. Художественная картинка. – А-а-а… – Она откинулась на спинку сиденья, настороженно на него поглядывая. Он улыбнулся ей, все такой же полусонный. – Что? – Ты – невероятная. – Он продолжал смотреть на нее с этой нежной улыбкой, от которой ее сердце замирало. – Ты напоминаешь мне о том, что я забыл. Что принимаю как должное… Он снова закрыл глаза, и на мгновение она подумала, что он заснул. Что-то коснулось ее руки, она посмотрела вниз: он взял ее руку в свою, и их пальцы переплелись. – Я и забыл, какое особенное место эта страна, – пробормотал он. – Харука. Она пыталась… напомнить мне. Я не обращал внимания. Когда я впервые приехал, то был очарован этими контрастами, этой духовностью. Но потом на время заблудился. – А теперь? Фиона наблюдала за его лицом, видела, как сожаление отразилось на его лице. – Тапервер, – пробормотал он, или, по крайней мере, это прозвучало именно так. Видимо, какое-то японское слово… Она ждала, что Гейб объяснит, но он только снова нежно ей улыбнулся, сжал ее руку, а затем откинул голову на подголовник и заснул. Считается, что наблюдать за спящим человеком – это как-то странно, вторжение в личное пространство. Хотя Фиона была почти уверена, что Гейба это бы не остановило: скорее всего он запросто сфотографирует спящего. Конечно, это не оправдание… но она не могла удержаться и наслаждалась этим редким моментом истинного удовольствия. Он, как и всегда, красивый мужчина. Густые темные волнистые волосы зачесаны назад со лба. Длиной до воротника, но Фиона никогда не видела, чтобы он их поправлял. Брови немного бледнее, сильные надбровные дуги. Это было мужественное лицо, от суровости его спасали лишь проницательные глаза. Фиона вздохнула. Он был великолепен, даже несмотря на небольшие синяки под глазами, которые сейчас прикрывали ресницы, такие густые, словно паучьи лапки. Так близко она видела лакрично-черную щетину, пробивающуюся на подбородке, а на загорелой коже – очень слабые веснушки, одну в уголке рта, которую на мгновение ей захотелось лизнуть… совершенно не типичный для Фионы поступок. Гейб пробудил в ней что-то особенное. Глубокое чувство, отличное от прежней отчаянной влюбленности. И почему он взял ее за руку? Не то чтобы она жаловалась… Просто, что все это значит? Кошмар, она в полной растерянности… На свидания она ходила всего несколько раз… На одном потеряла девственность, потому что чувствовала себя обязанной это сделать, хотела уже от нее избавиться. Встречалась с парнем по имени Олли, который хотел, чтобы она к нему переехала, но Фионе казалось, что это все равно что довольствоваться вторым местом. С тех пор она даже не дружила ни с одним мужчиной… ну, не считая ее друзей из Копенгагена, но они на самом деле не в счет: поскольку у одного была подружка, а другой годился ей в отцы. В ее жизни всегда не хватало мужской руки. Возможно, именно поэтому она так сильно влюбилась в Гейба в первый раз. Он был первым мужчиной, который проявил к ней хоть какой-то интерес. Если бы ее отец не умер, возможно, все было бы по-другому, или если бы ее мать снова вышла замуж. Автоматически ее рука скользнула в карман, чтобы погладить маленькое нэцке. «О черт, мама!» Позволив крошечной фигурке упасть в карман, она начала рыться в сумке в поисках телефона. Из-за спешки она не отправила, как обычно, утреннее сообщение. Без сомнения, сейчас там должна быть уже дюжина сообщений. Черт. Во внутреннем кармане рюкзака, там, где она обычно хранила телефон, пусто. Порывшись в сумке, она проверила другие карманы. Куда же она его засунула? Фиона могла поклясться, что положила его туда сегодня утром. Должно быть, оставила где-то дома у Харуки, потому что в дороге она его не вынимала, совсем им не пользовалась. Несмотря на беспокойство, она быстро поняла, что ничего не может сделать, пока Гейб спит. Фиона решила, что, как только он проснется, она попросит у него телефон и напишет маме, что оставила телефон дома. Сама не заметив как, она задремала, а проснувшись, часто заморгала. Солнечный свет струился через окна – она отвернулась, собираясь взять сумку и найти солнцезащитные очки, и вдруг Гейб взял камеру, встал со своего места и вышел в проход. – Вот так, вот так! Не двигайся! Прежде чем она успела даже подумать о том, чтобы пошевелиться, она услышала характерный щелчок и жужжание затвора. – Что ты делаешь?! – спросила она, в ужасе оглядывая вагон. К счастью, к последней станции он, похоже, опустел. – Фотографирую, – ухмыльнулся он, и его глаза сверкнули от озорства. Слегка приподняв подбородок, она закатила глаза. – Это-то я вижу. Но… – Да! Да! Идеально! – И снова она услышала электронное мурлыканье камеры. – Гейб, прекрати! – Она потянулась к камере. – Что не так? – Ты же знаешь, я не люблю, когда меня фотографируют. Я получаюсь уродливо на… – Я думал, мы это уже обсудили, моя прекрасная валькирия! Активно возмущаться было бы против правил приличия, поэтому Фиона просто на него уставилась. – Так-то лучше. – Он ухмыльнулся, снова поднимая камеру и, продолжая снимать, сказал: – Я решил игнорировать твои доводы. На моих фотографиях ты не будешь уродиной, – сказал он, высокомерно наклонив голову. Фиона поморщилась. Может быть, для него это так и будет, ведь его больше интересовали линии и плоскости, углы и тени. Фиона же реалистично на все смотрела, нет, она не красавица и не будет ей, но вид собственного лица всегда напоминал ей, что в ней нет ничего особенного. В интернете у нее могут быть тысячи подписчиков, и она пишет интересные посты, но правда такова: за «Полчаса с Ханнинг» стоял очень скучный, обычный человек. Гейб изучал ее сквозь полуприкрытые веки с такой интенсивностью, что Фионе показалось, будто он видит ее душу и там, в глубине, жалкое отсутствие уверенности в себе. Она еле сдержалась, чтобы не сгорбиться и не втянуть шею, как черепаха. – Поверни голову еще раз и приподними подбородок на дюйм. – Нет, пожалуйста, не фотографируй меня…