– Делай, что тебе говорят! – отрезал Гейб. – Почему это? – Она повернулась к нему, в глазах вспыхнул гнев. – Потому что этот снимок может стать шедевром, но этого не узнать, если его не сделать. И только лишь потому, что (как она сама для себя решила) фотография спасает тот единственный момент, который, возможно, никогда больше не повторится, Фиона повернула голову и вздернула подбородок, хотя все внутри у нее сжалось от ужаса. – Фиона, – мягко сказал Гейб, и она подняла на него глаза, тронутая пониманием в его голосе. Она могла бы поклясться: на мгновение на его лице появилась нежность, а потом он поднял камеру и быстро сделал серию снимков. – Посмотри в сторону, ради меня. – С презрительным, покорным вздохом она сделала, как ей было сказано. – А вот и моя валькирия! – Может, ты уже перестанешь меня так называть, – пролепетала она, это прозвище ее раздражало. – Никто и никогда так раньше меня не называл. – Просто больше никто этого не замечает, – вкрадчивым голосом сказал Гейб, опуская камеру. – Немного приспусти топ. – Что?! Он не обратил внимания на ее испуганный тон и, наклонившись, стал за нее опускать топ, оставаясь в рамках приличия. – Гейб! Слишком поздно, ее ключица была обнажена. – Так-то лучше, получилось обрамление для твоих плеч. – У меня слишком длинная шея. Я слишком большая, забыл? – выпалила она, она была вне себя от происходящего. – Мама называет меня жирафом. Гейб опустил камеру и осторожно, неторопливо положил ее на сиденье рядом с собой. В этих четких движениях она почувствовала ледяной гнев. Он наклонился к ней, их глаза встретились – Фиона вздрогнула, заметив в них настоящую ярость. – Она ошибается. Ты… – И он провел пальцем по всей длине ее ключицы, подушечка пальца ощущалась как наждачная бумага – это прикосновение разбудило все ее нервные окончания. Фиона подняла подбородок и сглотнула, встретившись с ним взглядом, ей было не по себе, но она была не в силах остановиться. Он улыбнулся: – Прекрасно! Недавно я так сожалел, что не сфотографировал тебя на чайной церемонии. – Эти голубые глаза внимательно на нее смотрели, были так близко, что она видела вкрапления темно-синего. – А еще я пожалел… что не поцеловал тебя. У нее перехватило дыхание, когда его пальцы бесконечно медленно стали скользить вверх по ее шее, исследуя каждую впадинку, благоговейно, но решительно, как будто он не хотел упустить ни одну клеточку, сухожилие и мускул. Не в силах сдержаться, она наклонила голову, открывая его пальцам возможность следовать по более долгому пути, и когда его рука добралась до нижней части ее подбородка, Фиона невольно вздохнула. Его пальцы коснулись ее губ, и она приоткрыла их. Фиона чувствовала, как пульсирует кровь внизу живота – это прикосновение было гораздо более сексуальным, чем простой поцелуй. Чуть слышный вздох, который издал Гейб, не отрывая он нее взгляда, дал ей понять, что он сейчас испытывает то же самое. Фиона почувствовала тепло от сладкого предвкушения – он собирается ее поцеловать. Надежда и ужас боролись внутри нее. Теперь Гейб взял ее за подбородок и провел большим пальцем по ее нижней губе. Инстинктивно и идя на поводу желания, она кончиком языка прикоснулась к его коже, оказавшейся солоноватой на вкус. Она изнывала каждой частичкой тела. Жаждала поцелуя, объятий, чтобы ее прижали к себе, прижал к своей груди Гейб. Это чувство уже было ей знакомо. Острый приступ страсти и желания вызвал воспоминания, которые накатывали и сносили все на своем пути, как лавина, несущаяся с горы. И она чувствовала это раньше. Но на этот раз она ощущала свободу, осознание того, что она не выставила себя дурой. Он поцеловал ее в ответ. Хотел ее поцеловать. – Фи? – Голос Гейба доносился будто издалека, и она заметила беспокойство в морщинках вокруг его глаз. Его пальцы скользили вокруг ее губ. – Да, – сказала она, вздернув подбородок, изо всех сил стараясь излучать флюиды девы-воительницы. Он пристально посмотрел на нее, в этих прекрасных голубых глазах читалось сильное желание. – Что-то я немного запамятовал… но кажется, сейчас моя очередь тебя целовать. Один палец коснулся ее нижней губы, а затем он наклонился, и Фиона уловила слабый аромат кофе. Легким, как перышко, прикосновением его губы скользнули по ее губам – сердце заколотилось о ребра. Все происходит на самом деле, она едва могла дышать – предвкушение достигло апогея. Застыв на месте, она почувствовала, как его губы прижались к ее губам, и он издал чуть слышный стон удовлетворения. Ее губы приоткрылись с тихим вздохом. Казалось, она ждала этого последние десять лет. Теплые и твердые, его губы исследовали ее, дразня и уговаривая. Фиона не поняла, кто из них застонал (возможно, она сама), но этот поцелуй был так прекрасен, и она не собиралась его прекращать. Не в этот раз! Она смело ответила на поцелуй, обхватив рукой его шею. Остальной мир будто перестал существовать, остались лишь его губы на ее губах. Когда он наконец отстранился и прижался лбом к ее лбу, проведя пальцами по ее скуле. – Валькирия, – пробормотал он. – Этого стоило дождаться… – Как-то я не уверена, что мы ведем себя прилично, – сказала она. У нее кружилась голова, она пыталась ухватиться за нормальность вместо того, чтобы погрузиться в эту прекрасную сказку. – Если японцам не нравится, когда люди разговаривают в поезде, не уверена, что можно целоваться. – Хорошо, что эта часть вагона пуста, – сказал Гейб, украдкой целуя ее еще раз. – Потому что это лучшая моя поездка на поезде. – Мы же не можем целоваться всю дорогу? До Фудзиёсиды еще полчаса. – Почему бы и нет? Я не целовал тебя десять лет, надо наверстать упущенное. И когда он так сказал, то Фиона не смогла придумать ни одной причины, чтобы отказаться. На самом деле все ее мысли только и были заняты тем, что Гейб Бернетт ее целовал – будто бабочки в ее животе поднялись и вылетели прямо из нее, а теперь кружились вокруг головы, отчего все вокруг тоже закружилось, как во сне. Раскрасневшаяся и разгоряченная, она еще почувствовала сильное облегчение. Он не отстранился с отвращением из-за ее неопытности. Поцелуй с Гейбом был невероятно прекрасен. Она будто вся расплавилась от этого чистого наслаждения, и теперь была мягкой и податливой. Она, Фиона Ханнинг, целовалась с самим Гейбом Бернеттом! Прижималась губами к его губам, шелковистым, нежным, упругим и… таким восхитительным! Ее сердце чуть не разорвалось, когда он обхватил ее лицо ладонями с такой невероятной нежностью, будто собранной из тысячи романтических историй. Нет, конечно, они не целовались всю дорогу, но это было почти правдой… Когда поезд замедлил ход, подъезжая к станции, они поспешно собрали свои вещи и, тайком друг другу улыбаясь, направились на выход. В этот момент, когда они стояли перед дверьми, Фиона виновато вздрогнула. – Гейб, я забыла телефон. Теперь это прозвучало так, как будто она его потеряла, но, прежде чем она смогла уточнить, что имела в виду, двери открылись, и Гейб забрал у нее сумку и помог ей спуститься, даже не отреагировав на ее комментарий. – Думаю, я оставила его у Харуки. Оглядывая платформу, он искал выход. – Ну, по крайней мере, ты знаешь, что не потеряла его, – сказал он. – А, сюда! Он повел их направо – очевидно, он лучше разбирался в японском, чем она думала, поскольку перевод на английский был сделан гораздо более мелким и трудночитаемым шрифтом. Казалось, его ни в малейшей степени не обеспокоило то, что говорит Фиона. – Ты не возражаешь, если я позаимствую твой телефон, чтобы написать маме? Гейб зашагал дальше, как будто не слышал. – Давай найдем такси. Оказавшись на заднем сиденье такси, поставив сумку на колени, она повторила свой вопрос. – Твой телефон. Пожалуйста, могу я его одолжить? – Нет, – сказал Гейб. – Что? – Его неумолимый ответ ее потряс. – Я готова тебе заплатить, – сказала она с оттенком негодования. – Нет, – мягко сказал он. – Деньги мне не нужны. – Тогда почему нет? Он повернулся к ней. – Потому что тогда у твоей мамы будет мой номер, и она будет писать каждые пять минут не тебе, а мне, а это последнее, чего я хочу. – Она не станет так делать. Когда Фиона это говорила, она уже знала, что так и будет. Даже так… он мог бы как-то помочь. Что ж, если он намерен так разговаривать… Ей стоило большого труда не скрестить руки на груди и не надуть губы. Вместо этого она подняла голову, поджала губы и уставилась в окно. – О, дева-воительница вернулась. – Он провел пальцами по ее подбородку. – Не дуйся! Если она беспокоится о тебе, то может позвонить Харуке. А Харука может позвонить мне. Она взглянула на него из-под ресниц и прочла на лице непреклонность. – Да ладно, Фи! Ты сама говорила, что она без конца поднимает ложную тревогу. Отдохнете хоть немного друг от друга! Целых два дня вдали от тирании сообщениями. Вздохнув, она пристально посмотрела на него, в его глазах не было гнева. – Наверное, ты прав. Он ей подмигнул. – У меня есть чем тебя отвлечь! Ее несчастное тело отреагировало на эту фразу, согреваясь там, где не надо, вызывая нежный гул желания, который на самом деле не утихал с того первого поцелуя в поезде. И, когда они забирали свои сумки, в ее голове остро встал вопрос: должна ли она с ним переспать… Хотя он вроде про это ничего не говорил… Глава 19